Миссия: соблазнить ректора (СИ) - Летова Ефимия - Страница 1

Глава 1

Два месяца назад

— Статья 115.6 Асветорского Кодекса Деяний и Воздаяний — причинение материального ущерба государству в особо крупных размерах по неосторожности либо недоказанному злому умыслу… от трёх до тринадцати лет заключения в камере общего режима. В вашем случае, полагаю, можно рассчитывать на пять — девять лет.

— Почему «в особо крупных»? — уныло уточнила я. — Всего-навсего одно небольшое лабораторное хранилище…

— Не скажите. Выгорел весь третий этаж, частично пострадал второй, а также чердак и крыша. Сгорел директорат, где находился многолетний архив Высшей Школы имени Григориила Асветорского…

Я бездумно уставилась на стену, сдерживая рвущийся наружу кашель. Столько лет сначала в средней, а затем в Высшей школах угробить на ММ, чтобы в итоге даже кашель не быть способной излечить! Но доступный для большинства обучающихся за счёт государства Магический Минимум — в просторечии ММ — ограничивался излечением только мелких царапин, синяков и ссадин.

Стена, на которой я остановила свой взгляд, была каменная, убийственно серого цвета с красными прожилками, холодная и немного влажная на ощупь. Сырость являлась главной опасностью Тайманских темниц. Изначально королевская тюрьма строилась на высушенных тайманских болотах, но это не избавило здешние места от нездорового сырого климата, из-за которого, говорят, погибало больше заключённых, нежели от кинжала палача или заточек сокамерников.

— Но небо с ней, статьёй 115. В вашем случае, дорогая лада Котари, я бы больше переживал из-за другого. Статья 213.8…

— Что ещё за «213»? — насторожилась я. Никакой другой статьи в обвинении против меня не было и быть не могло.

— 213.8. Убийство несовершеннолетнего гражданина Асветора, точнее, причинение смерти по неосторожности или по недоказанному злому умыслу, лада Котари. Срок заключения вкупе с уже имеющейся статьёй вырастает на пять — десять лет. Мог бы вырасти. Однако вам не повезло. Родственники погибшего — крайне влиятельные люди, и они подали прошение о высшей мере наказания.

— К-какого погибшего? — прошептала я, споткнувшись на первом слове. Не без труда оторвала взгляд от стекающей по серому камню капельки и перевела его на своего собеседника, на которого ранее старалась не смотреть.

Человек, представившийся как «верлад Эстей», был в маске. Не той, изящной облегающей маске, прикрывающей лишь глаза и часть носа, в которой обычно изображают дам на маскарадах. Бесформенный ком серой материи закрывал голову говорящего со мной человека целиком, не позволяя разглядеть даже глаза. Голос казался глуховатым, нечётким. Серый просторный плащ полностью скрывал очертания фигуры. Пожалуй, всё, что я могла сказать о человеке, с такой возмутительной лёгкостью описывающем незавидные перспективы моей дальнейшей жизни — скорее всего это был не старый и не полный мужчина довольно высокого роста.

Мужчина, который не хотел, чтобы я видела его лицо.

Мужчина, который готов был потратить время на никому не нужную ничем не примечательную адептку выпускного курса Высшей школы имени Григориила Асветорского, сироту Котари Тэйл, попавшую в крайне нелепую историю с ужасными последствиями…

Но что ещё за погибший?!

— Высшая мера наказания, — словно не слыша меня, продолжал некто Эстей, с удобствами устроившийся на специально принесённом для него стражником мягком кресле, изумрудной зеленью бархата резко выделявшимся на фоне каменной серости, — это, да будет вам известно, лада Котари, смертная казнь. В прошлом году её осуществляли путём повешения. Но поскольку в совете министром Его Величества заседают люди чрезвычайно гуманные, им показалось жестоким заставлять палачей работать однообразно год за годом, а посему в этом году палачи перерезают осуждённым горло. К тому же это дешевле, нет трат на ремонт постамента и собственно верёвки. От мастерства и личной воли исполнителя зависит то, как много вы успеете почувствовать, поэтому, увы, участились случаи мздоимства — родственники осуждённых ратуют за смерть мгновенную. Вероятно, в следующем году будет опробован какой-то иной способ. Возможно, погребение заживо… дискуссии ведутся.

Эстей говорил это всё спокойным и ровным, даже скучным голосом, словно я была представителем газеты или ученицей на лекции о многообразии способов лишения жизни государственных преступников в Асверторе.

— Какой несовершеннолетний погибший?! — твёрже и громче повторила я.

В пожар и повреждения школы — да, не поверить было трудно.

Разумеется, никакого злого умысла тут не было, во всяком случае, с моей стороны. День предвещал быть самым обычным, за исключением итоговой лабораторной работы по магическому минимуму. Я её не боялась, но и чудес не ждала: за исключением одного маленького дара все прочие мои способности были стабильно чуть ниже среднего. Впрочем, с мечтой об отличном аттестате я уже давно распрощалась. Так что все мои ожидания можно было охарактеризовать как «средней паршивости». Вот моя двоюродная сестра Элейн, которой небо наказало меня, допустив наше обучение на одном курсе, та могла надеяться на белую выпускную картонку, хотя и не имела никакой в том необходимости: её отец, брат моего отца, занимал довольно жирную должность государственного посла по особым поручениям. Его почти никогда не было дома, зато в его доме всегда было полно денег. Не понимаю, почему Элейн предпочитала тратить время на ненависть ко мне вместо того, чтобы тратить отцовские заработки в своё удовольствие…

Как бы то ни было, Элейн в тот день была особенно невыносима, и, хотя я, как обычно, постаралась не обращать на неё никакого внимания, то и дело бросала в мою сторону презрительные взгляды. Когда эта её обычная тактика в стотысячный раз не принесла никакого результата, она начала довольно громко перешёптываться с подругами, обсуждая мою неудачную причёску, вышедшее из моды старое платье, слабый дар, смерть родителей и полное отсутствие жизненных перспектив. Но сегодня ей не дали отвести душу: верлада Гранверс, преподавательница, довольно решительно вынесла ей первое синее предупреждение, и Элейн заткнулась. Однако стоило мне закончить с усилением заживляющего бальзама — увы, но магический минимум, скука смертная, подразумевал только усиление воздействия готовых лекарственных средств, а вовсе не их создание — и сделать пару шагов в сторону преподавательского стола, как я споткнулась о чью-то заботливо выставленную в проход ногу, ойкнула и выронила реторту с бальзамом.

Раздались звяканье, оханье и сдавленные смешки.

Я беспомощно смотрела на тёмную лужу на светлом ясеневом паркете и думала о том, что по идее ММ подразумевал и восстановление сломанного. Но собрать воедино разлетевшиеся по залу стеклянные осколки… Нет, мой потолок по восстановлению — пара ровно отломившихся кусков или мелкие трещины. К тому же это никак не поможет с бальзамом. Его так мало, что собрать тряпкой и выжать — не вариант.

Кто-то снова захихикал. Кажется, Сари, лучшая подруга Элейн.

— Лада Тэйл, — ледяным голосом проговорила верлада Гранверс. — Убирайте мусор и продолжайте работать…

Резкий хлопок прервал её речь — вся аудитория обернулась на звук и уставилась на красного, мокрого Мертона Дойера, ещё одного знатного неудачника на нашем курсе. Ему даже подножку ставить было без надобности — Мертон, судя по всему, перегрел свою реторту на огне, и она взорвалась, осыпав его и ближайших к нему адептов липкими и острыми брызгами.

У нашей преподавательницы, к её чести, не было любимчиков. Она одинаково сильно презирала всех своих учеников, и сейчас в её взгляде, во всей её позе отчётливо читалось «как жалко, что не в глаз!».

Я вдохнула, выдохнула, смела стекляшки и крошки своего драгоценного продукта в совок, и смиренно обратилась:

— Мне нужна ещё одна реторта и порция бальзама, верлада Гранверс.

— И мне! — жалобно пискнул Мертон.

Несколько секунд верлада мерила нас холодным взглядом, словно прикидывая, какой коллапс случился в Асветоре девятнадцать лет назад, что его жители стали зачинать таких бездарных тупиц. Но всё-таки смилостивилась и молча протянула руку с ключом.