Бойтесь своих желаний (СИ) - "Филантроп" - Страница 49

Я понял Рагуила без слов.

Я ответил, просматривая статьи в интернете. — Теперь всё немножко изменилось. За тяжкое преступление человека сажают в камеру с кондиционером, где он пишет мемуары между групповухами. А через пять лет выпускают с новыми зубами, паспортом и старыми привычками.

Ангел посмотреть на меня как на дурака. Один раз я пытался показать ему книжку, где жирным шрифтом сияло «права человека». Он попросил поджечь её газовой горелкой…

— Вы перепутали милосердие с трусостью. Ваше человеколюбие — гнойник, который вы называете прогрессивным обществом. И ведь не возразишь…

Мы шли по улицам города-трупа. Неоновые вывески светятся как прожектора концлагеря.

— Знаешь где мы свернули не туда? Я пнул пустую бутылку, и та разбилась о стену с граффити «Каждая жизнь важна». — Когда начали хоронить палачей в гробах из гуманизма. Эти герметичные надгробия ведь не для них… Они для нас. Чтобы мы забыли, как пахнет справедливость — железом и пеплом.

Некоторые представители рода людского имеют отрицательный баланс, такой — что во век не расплатится, даже кровавыми слезами.

Но как тогда найти всех должников? — Очень легко, сегодня не нужно быть гениальным следователем или великим сыщиком. Люди сами выкладывают преступления и оргии в интернет, чтобы похвастать перед друзьями как они всемером избили одноклассника.

Санитары леса чтоб их…

Наткнулся на видео, где свора малолетних ублюдков в масках облили бензином и подожгли бездомного человека.

Он и так жизнью битый, так еще и страдает от наших цветочков жизни, новое высокоморальное поколение, чтоб его…

Дети это святое говорят у нас…

Дети подарок судьбы…

Жалко дареное не дарят…

В комментариях сплошные одобрительные крики.

— Так ему и надо!

— Чистильщики города!

— Где вы были, когда он спал под моей машиной?

— Дети — святые? Я в голос рассмеялся, в горле зазвенели осколки битого стекла.

— Святые давно сгорели на кострах, а злодеи носят их пепел в спичечных коробках как талисманы. Каждый фонарь на улице — чья-то неотомщенная смерть.

Каждое окно на кухне — глаза, выжженные равнодушием.

Рагуил положил невидимую руку на плечо. Пальцы впились в плоть, как крюки для мяса.

— Ты прав, пора собирать долги. Он как мог подначивал меня к правосудию.

Даже если их поймают, дело об убийстве спустят на тормозах. Бомж никому не нужен, кроме меня… Я достал нож, лезвие блеснуло как смартфон в руке поджигателя.

— Да начнется божественное вмешательство!

Ангел справедливости направляет меня, как по внутреннему компасу. Невидимые человеку крылья шелестели в темноте и казалось — разгоняли ветер.

— Здесь. Они здесь. Заброшенная стройка дышала ржавым железом. Бетонные скелеты зданий гнили под луной, а в их ребрах как правило, по ночам ночевали бомжи, а днем развлекались детишки.

Втянул воздух легкими — он пах разложением. Божественная искра под рёбрами запульсировала, превращая ночь в рентгеновский снимок.

Мир стал прозрачнее, и я вычислил их точное местоположение.

Шесть силуэтов. Один снимал на телефон, остальные ритмично били ногами в грудную клетку. Бездомный лежал, как тесто с костями.

Левый глаз порезали ножиком, и он растекся по лицу — как разбившейся яичный желток.

Штаны спущены, между ног — рваная рана.

Поглумились сволочи…

— Почему плакать перестал? Спросил один из друзей.

— Наверное сознание потерял. Засмеялся другой, тыча ботинком по лицу.

Рагуил зарычал у меня в венах — Сейчас! Сейчас! Сейчас!

Я вышел на лунный свет. Судья в толстовке с капюшоном.

— А ты еще кто… Еще один бомжара? Спросил оператор.

— Слишком он чистый для бездомного… Пробурчал второй.

— Эй ты кто такой? Че те надо? Пиздуй нахер отсюда! Запели мальчики детским хором.

— Чем вы занимаетесь? Мой вопрос повис в воздухе, как веревка палача.

— Город очищаем! Не мешай нам, а то и тебя прирежем!

Я сделал шаг назад, подрагивая плечами. Изобразил идеальную жертву. Они почувствовали уверенность и решили избавиться от свидетеля.

— Из них вырастут люди? Я спросил Рагуила и поднял капюшон за шиворот. Мои глаза блестели синим пламенем зажигалки.

— Нет. Ответил ангел. — Из личинок выползают только мухи.

Первый замахнулся рукой, но встретил кулак в лицо. Детские кости хрупкие как хлебные сухарики…

— Это не больно… Прошептал я, пока он падал и ударялся головой о бетон. — Больно будем потом, когда я насажу твоё тело на арматуру.

Второй начал размахивать ножом. Поймал его запястье и вывернул до перелома. После чего ножик случайно оказался в его шее. Третий бросился бежать прочь, но кирпич догнал его затылок.

— А ты у нас снимать любишь? Обратился к четвертому, он застыл с гаджетом в руке.

Прежде чем я выдрал его глаза, они расшились и в яблоках мелькнули кадры его будущего — мать узнает о сыне из новостей и рвет цепочку на груди…

Я вдавливал его череп в бетон, пока он не треснул и брызнул соками.

Оставшимся двум осталось недолго… Я закончил свой суд и почувствовал, как встал на новый путь, словно дорогу на моем жизненном пути заасфальтировали.

Мы ушли, оставив за собой шесть новых погасший фонарей…

Убийство — это не просто конец. Это ножницы, которые режут нить будущего. С убийством очередного ублюдка, я стираю с лица землю не только человека, но и его не зачатых детей, внуков — чьи имена никогда не прозвучат.

— Это не делает тебя плохим. Рагуил присел на уши. — Их будущее — это чума, которая заразит тысячи.

Я смотрел на руки в крови, они дрожали, но не от страха — от осознания.

— Сколько бездомных я спас? Спросил глядя на трупы подростков. — Сколько жен не получит синяки под глазами? Сколько детей не вырастут ублюдками?

Рагуил провел рукой по воздуху и перед глазами развернулась панорама прерванных судеб.

Один из упырёнишей, став отцов, колотит сына табуретом.

Другой в пьяном угаре поджигает соседскую квартиру.

Третий, став милиционером, за взятку закрывает глаза на изнасилование.

— Ты вырываешь сорняки, чтобы пшеница могла расти. Ангел провозгласил вердикт.

Воздух стал чище. Не физически — морально. Каждый труп — это камень, выброшенный из огорода.

— Я работаю не за спасибо. Сжал кулаки чувствуя, как божественная искра внутри разгорается ярче.

Рагуил положил руку на плечо. Его прикосновение жгло, как раскалённое железо. — Если бы такой как ты, появился раньше, то твоя дочь могла бы жить. Но прошлое нельзя изменить. В твоих силах обезопасить будущее, чтобы оно не стало адом для других.

Я закрыл глаза и увидел — свою девочку… Она смеялась, подбрасывая осенние листья в воздухе… Голос звенел как колокольчик — Папа, смотри, листопад!

— Я стану невидимым спасением. Прошептал, чувствуя, как слезы испаряются на щеках.

— Для сотен тысяч. Для миллионов. Для миллиардов! Рагуил развернул крылья, и тени от них покрыли город — как саван. — Пока люди жаждут справедливости, мы будем сильны. Я — меч, а ты — держащая его рука. Вместе мы вырежем опухоль из тела человечества.

Только вышел со стройки и вдруг — мигалки! Синие вспышки резали ночь. Целое стадо ментов в бронежилетах и у каждого по две собаки.

— Стоять! Руки за голову! Рявкнул кто-то и фонарь ослепил глаза. В свете я увидел не людей, а только маски из страха и злости.

Такие же, как те подростки, только при исполнении.

Сердце забилось в такт сиренам. Побежал. За спиной топот и лай собак.

— Он уходит! Блокируем! Орет в рацию.

Стены сомкнулись как челюсти. Тупик. Собаки рычат в двух шагах.