Охота на "Черный аист" (СИ) - Март Артём - Страница 39

Зачернув немного воды из ведра, он помочил себе лицо и шею.

И все же, Ясир нервничал.

Сегодня ночью Фарух собирался уйти из кишлака в горы. И Ясир думал двинуться с ним.

Ему предстояло покинуть родительский дом, чтобы защищать свою землю с оружием в руках. Однако он переживал отнюдь не поэтому.

Неприятное чувство в душе его возникло оттого, что он не знал, что именно поручит ему Камран-Хан. Что предводитель моджахеддин захочет от Ясира в обмен на право примкнуть к нему в Священном Джихаде?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Разные неприятные мысли вертелись в голове у парня. Он помнил, что год назад, отец выменял у шурави, остановившихся в этих местах, железную флягу, которая пришлась кстати в хозяйстве.

«Не будет ли это предательством в глазах Камран-Хана?» — Думал парень после того, что случилось со старым пастухом за один только разговор с русскими.

Фарух знал о фляге и вполне мог рассказать о ней и моджахеддинам. Но рассказал ли?

Сомнения сжирали душу мальчика. Им даже удавалось поколебать его решимость. Приложив силу воли, Ясир все же сказал себе:

«Нет. Идет война. Идет Священный Джихад. Сидеть сложа руки — значит противиться воле Аллаха. Пастух Миран мог промолчать. Мог ничего не говорить шурави о воде. Но сказал, а значит, желал, чтобы они шли дальше. Миран помог нашим врагам и тем самым предал нас».

Унося уже третье ведро к дому, Ясир постарался отринуть все неприятные мысли. Решил, что если на его пути возникнут суровые испытания, он пройдет их с непоколебимой волей.

Когда он вошел в крошечный загон для скотины, то направился к низенькому навесу, где обычно стояли коровы. Сейчас под навесом было пусто. Отец увел скот на пастбище, но уже скоро должен был вернуться.

— Ясир! Ясир, это ты? — В загон зашла Тахмира, распугав немногочисленных кур.

Девочка принесла полную охапку зелени, сорванной ею у холма, бросила птице.

Куры, непоседливо урча, накинулись на траву. Принялись щепать ее так жадно, будто еду у них вот-вот отберут.

— Я!

— Принес воды?

— Принес.

Ясир вышел на солнце из-под навеса, утер вспотевший от духоты лоб.

— А хочешь, я расскажу тебе новость? — Улыбнулась Тахмира. — Только это большой секрет. Мама велела мне никому это не рассказывать. Но тебе-то можно, правда?

Ясир хмыкнул.

— Ну и какой у тебя секрет, сестра?

— Почти сразу, как ты ушел за водой, проснулся наш незнакомец, — улыбнулась она.

Ясир округлил глаза.

— Проснулся?

— Да. Ему все еще плохо, но мама говорит, он поправится. Это же, получается, что мы его спасли! Представляешь, Ясир⁈ — Обрадовалась девочка.

— Представляю, — помрачнел парень.

Беспокойство в его душе загустело еще сильнее.

— А еще… Я слышала их с мамой разговор, — приблизившись, Тахмира понизила голос, — и знаешь, что он сказал маме?

— Что?

— Он из Союза, — полушепотом проговорила Тахмира.

Ясир почувствовал, как от этой новости у него похолодели руки и ноги. Волосы на голове будто бы зашевелились от мурашек.

— Он потерялся и очень хочет вернуться домой. Совсем как наш бычок, помнишь? — Девочка весело хохотнула. — Мама пообещала, что мы ему поможем чем сможем.

— Тахмира, — Ясир опустился перед ней на колено, — ты обещала маме никому об этом не рассказывать?

— Конечно, — гордо сказала девушка.

— Пообещай еще и мне.

Она пообещала. Правда, Ясиру не стало легче от этого.

Он буквально маялся тем, как же ему поступить теперь. Ведь выходит, что его семья приютила шурави. Приютила врага… Выходит… Они и сами теперь предатели…

Сегодня ночью Ясир обещал Фаруху встретиться с ним на холме, откуда они двинулись бы в горы. Теперь парень боялся выполнять свое обещание. По-настоящему боялся. Что же будет, если моджахеддин узнают о шурави, что лечиться сейчас у них дома? Что будет с ним? С мамой и отцом? С Тахмирой, наконец? Не накликает ли Ясир на них беду поступком, который задумал сегодня ночью?

Время для парня потянулось настолько медленно, что он был благодарен Богу за это. И все же оно шло.

В конце концов, парень решил, что не выйдет из дому сегодня ночью.

Когда жара спала, а солнце покатилось к закату, отец должен был погнать скотину ко двору. Тогда же в кишлаке услышали далекий выстрел, что пронзил равнинную тишину.

Привычные звуки стрельбы уже не слишком беспокоили жителей кишлака, потому и Ясир отнесся к еще одному такому хлопку совершенно равнодушно.

— Ясир! — Позвала мать, отвлекаясь от ухода за ненавистным парню шурави, — отец задерживается. Сходи к нему, проверь, что случилось. Может, снова телок убежал?

Тогда Ясир отправился на холм, где его отец пас скот.

Когда он пришел, корова и теленок были на месте. Они спокойно шагали по невысокой траве, щипали ее. Мирно пережевывали.

Да только отца нигде не было.

Ясир стал его звать. Звал долго, но никто не откликался. Когда парень уже собирался бежать в кишлак, чтобы сообщить о пропаже отца и скликать соседей на поиски, отец нашелся.

— Папа!

Тело лежало немного дальше, со стороны Пянджа и ниже по склону.

— Отец!

Ясир упал перед лежавшим ничком отцом. С ужасом увидел большое кровавое пятно у него на спине. Когда снова позвал отца и перевернул его на спину, его взгляду открылась ужасающая картина: в груди у отца зияла огромная дыра. Руабаху чуть не до пояса залила кровь.

На лице отца застыло удивление. Его пустые, распахнутые глаза смотрели в небо, но ничего не видели.

— Отец! — Ясир с трудом усадил его обмякшее тело, прижался, обнял.

А потом заплакал. Когда парень, наконец, разлепил опухшие от слез глаза, перед ним предстала серебряная лента Пянджа, которую можно было рассмотреть во всей красе с вершины этого холма. А за ней лежал Советский Союз — земля врагов.

— Будьте вы прокляты… — прошипел Ясир. — Будьте вы все прокляты… Сегодня я пойду в горы, чтобы убивать вас… Чтобы резать вам головы…

— И его тоже? — Спросил Абу у Нафтали, когда командир «Чохатлора» оторвал взгляд единственного уцелевшего глаза от окуляра прицела снайперской винтовки СВД.

— Кого? Парня? — Хмыкнул Нафтали.

— Да. Он нашел труп.

— Н-е-е-т, — протянул Нафтали, поднимаясь со стрелковой позиции за большим камнем, которую они наспех оборудовали почти на вершине приземистой скалы, — патронов на него жалко. Да и зрение я проверил.

Он зыркнул на Абу единственным глазом.

— Не подводит. Стрелять все еще могу так же метко, как и раньше.

— Саша… Поднимайся. Поднимайся, говорю.

Кто-то растолкал меня в плечо. Я раскрыл сонные глаза и увидев в темноте силуэт человека, склонившегося надо мной. Человека в фуражке.

Несколько мгновений мне понадобилось для того, чтобы сфокусировать зрение. Только тогда оно привыкло к темени, и я понял, что будет меня прапорщик Черепанов.

— Что такое? — Хриплым ото сна голосом спросил я, — который час?

— Два ночи.

— Мой наряд только в шесть. Рановато поднимаете, товарищ прапорщик.

Я сел на кровати, увидев, что остальные шестеро пограничников и танкистов все еще спят в нашей небольшой спаленке.

— Что случилось?

Уже выпрямившийся от меня Черепанов одернул китель. Выглядел он так, будто и не ложился вовсе.

— Тебя Таран к себе вызывает, — проговорил он. — Одевайся.

В общем коридоре нас со старшиной встретил сонный Нарыв. Он стоял, подперев спиной стену, и зевал, даже не стараясь прикрыть рта.

— Славу, значит, тоже вызывают, — не спросил, а констатировал я.

— Так точно, — пробурчал тихо Черепанов, — вызывают.

Вместе мы направились к лестнице, спустились на первый этаж и пошли к канцелярии. Дверь ее была закрыта, но снизу, в проеме, виднелся тусклый свет.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Он не сказал, в чем дело-то? — Сонно спросил Нарыв потягиваясь.

— Нет. Не сказал, — Черепанов оглянулся, бросил Нарыву свой раздраженный взгляд.