Аптечка номер 4 - Ханов Булат - Страница 23

Переход к политике, как всегда, свершился стихийно и неожиданно.

— Наладил бы рабочие места в селах. Зарплаты бы поднял, детские сады бы построил, школы. Кружки бы вернул бесплатные. По музыке, по рисованию. По робототехнике. У нас столько детишек талантливых, а им приткнуться некуда. В культуру бы вложился, потому что от Шамана тошнит. Это бы сразу все козыри из рук противников выбило. Украинцы бы своему правительству сказали: «Хватит клеветать на соседей! Сделайте хотя бы наполовину, как они, и потом разевайте лживые пасти!».

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Зарема, до того плотно сжимавшая губы в усмешке, не выдержала:

— Да кто бы Путину позволил? У него бы руль из рук вырвали, вздумай он такое учудить.

— Кто вырвал бы?

— Олигархи. Вы же им предлагаете прибыли порезать.

Павел Анатольевич покачал головой.

— И правда. Замечтался.

— Мечтайте о будущем. Мы этим негодяям не только прибыли порежем, но и планы на счастливую старость.

— Так для многих из них она уже наступила — счас-тливая старость.

Трасса Е-105 вела в обход Великого Новгорода, поэ-тому Павел Анатольевич высадил нас в деревне Зайцево недалеко от Великого Новгорода и пожелал вдохновляющего отдыха. Зарема выразила надежду, что мы увидимся с преподавателем в светлом будущем, когда в школы вернут бесплатные кружки по робототехнике. Мне вспомнился бородатый анекдот про заядлого рыбака, который подарил жене на день рождения набор японских крючков.

Деревня, на вид скромная, но приличная, выгля-дела повеселее Лемешек. Кудахтали куры. Из-за деревянных домиков доносилась терпимо- попсовая музыка. Напротив нас, за погнутым забором, росли вишневые деревья. По соседству с ними среди кустов притаился самый настоящий садовый гном с красной конусной шапкой. В ожидании Гордона Фримена с гравипушкой.

— Когда он сказал, что из сферы образования, у меня чуть истерика не случилась, — призналась Зарема. — Еще одни Лемешки я бы не вынесла.

— Человек ко всему привыкает, — философски заметил я.

15

— Едем дальше?

— Едем.

Гендерный ветер сменился. Нас подвезла специалистка по агрономии, заезжавшая в глубинку по селекционным делам. И бизнес-леди с виртуозным мейкапом. И молодая пара, что без стеснения флиртовала перед нами. Солировала девушка, а ее возлюбленный охотно кокетничал на пределе дозволенного. У меня закралось подозрение, что нас назначили зрителями.

— Вам не страшно подбирать попутчиков? — спросил я у селекционерки.

Она выглядела, как вчерашняя аспирантка, наконец-то освободившаяся от университетских условностей.

— Поверьте, вы не первые.

Прозвучало весомо. Розовая помада, стильные солнцезащитные очки в белой оправе, замысловатая укладка — все сразу предстало в ином свете. Мне дали понять, что салон в любое мгновение превратится в венерину мухоловку, стоит проявить нечто, хотя бы отдаленно напоминающее враждебность. О, многие бы дорого заплатили, чтобы выглядеть так эффектно во времена свернутых шей и сломанных позвоночников.

Когда молодая пара оставила нас на обочине, я предложил отдохнуть. Столько впечатлений от поездки — как тут не отдохнешь. Плюс я еще не окончательно выздоровел для марафонских бросков.

Мы пообедали консервированной фасолью. Зарема сплела венок из луговых цветов и водрузила мне на голову.

Ветерок разносил по сторонам стрекот кузнечиков и птичьи голоса. Полевые запахи обволакивали нас. Океанически-синее небо притворялось мудрым и благосклонным, даже участливым, как ведущий детской передачи. Невольно хотелось охарактеризовать происходящее каким-нибудь емким и простым словом, и от того, чтобы благодушно воскликнуть «Эх, хорошо!», меня сдерживал исключительно страх, что я отупею после такого восклицания.

— В такие минуты кажется, что время циклично, — признался я. — Трава зеленеет и сохнет, земля затвердевает и снова делается податливой. Тут кто угодно заподозрит чуткую руку провидения.

— Прошла зима, настало лето, спасибо партии за это, — продекламировала Зарема.

Я достал телефон. Сеть не ловила, и это радовало. Цифровая цивилизация заботливо отключила нас от сомнительных благ.

Мы собрали вещи и снова ступили на большую дорогу.

Ручеек везения снова иссяк. Машины разных цветов и размеров проносились мимо и не заботились о нашей судьбе.

У меня зарождалось ощущение, что полоса приветливых авто выпадает случайно и не зависит ни от нашего настроения, ни от погоды, ни от региона. Или же все не случайно, а предопределено потусторонними силами. Если так, о сути автостопа ведают лишь шаманы и старцы с высшим разрядом по эзотерике. А мы строим догадки, более или менее правдоподобные.

— Предлагаю ночевку, — сказал я. — Завтра двинем в объезд Питера.

Зарема не пожелала мириться с тем, что ее чёткий план «Петербург до вечера» сорван.

— Испытаем удачу? — предложила она.

Мы испытали. И еще раз.

Нас подобрал водила на «Патриоте», хмурый, как моногород на русском севере. С клочковатой бородой и во флисовой кофте, водитель не реагировал на наши попытки наладить диалог. На видном месте, рядом с коробкой передач, экспонатом красовался в чехле нож с деревянной рукоятью. Судя по ширине клинка, в размеры, отведенные законом, он не вписывался ни при каком раскладе.

Я нащупал в кармане филиппинку. Два нелегала, блин. Из одного боец так себе. Угадайте, из кого.

На «Патриоте» мы пересекли границу Ленинградской области. С патрулем, привычным и бесполезным.

Владелец большого ножа высадил нас на развилке.

Дорога пролегала через сосновый лес, когда-то грозный и дремучий. Преддождевое небо цвета мокрого асфальта придавало стальной оттенок всему пейзажу. Что-то противоестественное и глубоко чуждое таилось в тонких высоких деревьях, которые зимой не сбрасывали зелень. Стройные на поверхностный взгляд, сосны при ближайшем рассмотрении представали до отвращения кривыми. От одного вида делалось тоскливо и зябко, особенно на контрасте с распахнутой лазурью Новгородчины.

Даже Зарема заговорила тихо, будто мы попали на кладбище.

— Разложимся, пока дождь не полил.

Мы негласно похоронили план добраться до Петербурга сегодня. Я помог Зареме установить палатку и накрыть ее тентом. Тент оберегал от влаги и маскировал ночное пристанище от праздных взглядов с трассы.

Дождь задерживался. Зарема воспользовалась затишьем, чтобы вскипятить на газовой плитке кастрюльку воды. Мы залили ею гречку и заварили чай.

Связь ловила на минимуме. Моя спутница пролистала ленту и вслух прочитала свежие петербургские новости. Продавец мороженого вырядился клоуном и застрелил двух детей в парке. Пенсионерка-лесбиянка из ревности зарубила топором возлюбленную и по частям спустила по мусоропроводу. Скандальный поэт-матерщинник написал открытое письмо на имя губернатора с предложением выловить остатки либеральных соевых куколдов и допросить их с пристрастием на «Газпром-Арене».

— Ментальное здоровье граждан в опасности, — прокомментировал я. — И куда смотрит бдительное правительство?

— Не забывай, что это за город, — сказала Зарема. — В Петербурге процент двинутых всегда выше, чем в среднем по больнице. А в целом ты прав. Кукуха у многих едет.

Порция добрых вестей с трудового фронта разбавила череду безумств. По словам Заремы, к федеральной забастовке подключилась половина питерских пунктов «Озона». Кроме того, на Кировском заводе остановили работу пять цехов, а группа школьных учителей публично отказалась проводить «Уроки о важном» и ставить детям поучительные видео от министерства нападения.

— Ради интереса посмотрел один такой урок, — признался я. — Там толстый чиновник рассказывал, что вопрос «Почему я люблю свою Россию?» подлый по сути. Мол, любить родину положено без вопросов.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

— Заметь, нас подводили к этой мысли десятилетиями. И далеко не одни чиновники и пропагандисты на госканалах.

— А кто еще?

— Популярные психологи, создатели душевных сериалов на «России 1», утренние ведущие на радио — отовсюду лилась идеалистическая мантра, что любят не за что-то, а просто так. Блогеры-миллионники со словарным запасом объемом в букварь учили, что любовь — это таинственный дар, не требующий разгадки. Пропаганде оставалось лишь подхватить эту идею и довести ее до логического конца. Теперь ты, конкретно ты, обязан любить абстрактную Россию просто так, во всех исторических ипостасях, со всеми березками и министрами.