Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 9

― Где ты? ― повторяю я.

― Слишком поздно. ― Одинокая слеза стекает из пустой глазницы. ― Слишком поздно… Слишком поздно.

Что-то жужжит у меня над ухом. Приземляется на лицо. Появляется еще, и еще. Мухи. Я отмахиваюсь от них, но их слишком много. Жужжание заполняет кабинет.

Вслепую я бросаюсь через стол, чтобы защитить девушку.

Нет. Ты не можешь получить ее. Только не она…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сквозь гул пробивается звук проигрываемой пластинки. Время останавливается. Я стою за своим столом, там, где был с самого начала. Здесь тихо, как в могиле.

Я моргаю.

Мухи исчезли. Только птица порхает туда-сюда, тыкаясь в труп, который когда-то был девушкой, а теперь превратился в кучку пепла в форме человека.

Нет.

Я не могу дышать. Не могу говорить. Я могу только судорожно вдыхать и выдыхать, снова и снова, пока мое дыхание не превращается в легкий ветерок, который достигает девушки. Ее пепельные останки поднимаются клубящимся серым облаком, плывут к открытому окну и рассеиваются по миру.

Ушла.

Ее больше нет.

Синяя птица наблюдает за мной со своего места на краю стола.

Я открываю рот и кричу. Я кричу до тех пор, пока горло не начинает кровоточить, а легкие не разрываются, и когда я останавливаюсь, птицы уже нет.

Я опускаюсь в кресло и остаюсь в пыльных развалинах офиса. Один.

Время утекает.

Проходит вечность.

Я все еще не могу вспомнить ее имя.

Потом:

― Мне жаль.

Стоп.

Что это было? Это был голос?

― Сара? ― Имя срывается с моих губ, в горле словно перекатывается гравий.

С трудом я приоткрываю глаз, не более чем на щелочку. Передо мной вырисовывается размытый силуэт. Прямоугольник. Дверь?

Я прихожу в себя… кажется. Но я чувствую себя так, словно нахожусь под водой.

Когда я пытаюсь сесть, вспышка боли разрывает меня на две части. Воздух со свистом вырывается из легких, и меня накрывает волной головокружения. В ушах раздается стон. Это тоже больно.

Черт. Возьми.

― Мне так жаль, что это случилось с тобой.

Вот опять. Приглушенно.

― Сара. ― Это все, что я могу выдавить.

― Нет, я…

Я перестаю слушать. Я могу думать только о том, чтобы добраться до этой двери. Найти ее.

Найти ее.

Не давая себе времени на раздумья, я переворачиваюсь, пока не упираюсь ногами в пол. Не обращая внимания на боль в груди и скрежещущий звук за спиной, я, спотыкаясь, направляюсь к двери. Затем…

Резкий щелчок. Моя лодыжка дергается, выкручивается. Невыносимая боль.

― Ах, черт побери! Черт!

Я падаю лицом вперед. Сильно бьюсь о пол.

Из меня вырывается жалкий стон, когда я сворачиваюсь калачиком там, где упал.

И я снова слышу его. Тихий голос. Как у синей птицы.

― Сара. ― Боже мой… она здесь. Она здесь, и я не могу потерять ее снова. Я не могу позволить ей уйти. ― Не уходи. ― Слова звучат невнятно.

― Мне так жаль, ― повторяет она.

Но когда в комнате темнеет, я решаю, что, возможно, я вообще ничего не слышал.

Может, я не потерял единственное светлое пятно в своей темной, проклятой жизни.

Может быть, я не заперт в комнате неизвестно где, и не слушаю сожаления призрака.

Может быть, я мертв уже очень

долгое

время.

ГЛАВА 4

Иногда я задавался вопросом, ждала ли Сара, что меня когда-нибудь убьют, что, по словам Таннера, было лишь вопросом времени из-за моей «хронической тупости». Похоже, он был прав, и это меня бесит.

Здесь темно. Тихо.

Не знаю, почему я ожидал увидеть ангелов, если такое место и существует, то оно не предназначено для парней, как я.

Я пытаюсь пошевелить ногой, ровно настолько, чтобы проверить свое тело ― если, конечно, оно у меня еще есть. Острая боль пронизывает меня от пальцев до колена и распространяется дальше. Мой стон звучит как у зомби из мультфильма про Скуби-Ду.

Подождите…

Я испытываю слишком сильную гребаную боль, чтобы быть мертвым.

Потом подо мной что-то гремит.

Цепи?

Мне это не приснилось? Я подумал, что облажался и выпил бутылку водки, но нет… Этот мудак Дольф Ларссон избил меня до полусмерти. В мою шею воткнули иглу.

Теперь я здесь.

Здесь цепи…

Дверь…

Сейчас все складывается воедино, и…

Черт.

Паника накрывает с головой, но я не могу позволить ей взять верх.

Виктимология 101: как только ты теряешь самообладание, это тут же оборачивается для тебя проблемами. Не успеешь оглянуться, как окажешься одной из тех кричащих блондинок с большими сиськами, которых убивают первыми в каждом малобюджетном фильме ужасов.

― Ты очнулся.

― Что? ― Я машинально оборачиваюсь. ― О, Господи. Из меня вырывается хрип. Это чертовски больно.

Все, что я могу сделать, ― это лежать, тяжело дыша, что не помогает, поскольку моя грудная клетка, очевидно, была вывернута наизнанку, как футболка.

Пока я пытаюсь отдышаться, воцаряется тишина. Затем, как раз когда я решаю, что мне почудилось, я слышу снова:

― Ты… в порядке?

― О, черт возьми. Правда? Похоже, что я в порядке?

Ответа нет.

По крайней мере, у голоса ― женщины, где бы она ни была, ― есть чувство самосохранения. В хороший день я не очень-то разговорчив, а этот день ― полная противоположность хорошему.

Это полное дерьмо.

Но мне нужно сохранять спокойствие и позволить аналитической стороне взять верх.

Сначала я оцениваю свои травмы. Несколько ребер явно сломаны, из-за чего трудно сделать полный вдох. Плечо адски болит, но, поскольку я уверен, что оно было вывихнуто в драке, подозреваю, что кто-то его вправил.

Я подумаю об этом позже. Идем дальше…

Один глаз заплыл, но я все еще вижу, так что это положительный момент. Пальцы на ногах шевелятся, что тоже хороший знак. Несмотря на ощущение, что лодыжка прошла через мясорубку, скорее всего, у меня просто растяжение.

Плохой знак: на ней кандалы. Вот для чего цепи.

И что в итоге?

Я жив. И в полной заднице.

Морщась при каждом движении, мне удается приподняться на локте. Затем я осторожно двигаюсь, пока у меня не получается спустить ноги с кровати, на которой лежу. Потея и задыхаясь, я наконец-то сажусь.

Оцениваю обстановку.

Я нахожусь в небольшом помещении с четырьмя белыми стенами с вентиляционным отверстием под потолком. Если бы не облупившаяся краска, все выглядело бы почти как в больнице. Помимо кровати, здесь есть туалет и раковина. Единственная лампочка на потолке заключена в металлическую клетку, словно кто-то предвидел, что первым делом я разобью ее, чтобы использовать в качестве оружия.

Они были правы.

Стальная дверь без ручки ― вход только снаружи. Наверное, клавиатура. Ничего себе. Я смотрю на кандалы вокруг моей лодыжки. Они соединены с толстой цепью, прикрученной к полу.

Я прижимаю пальцы ко лбу. Я не знаю, что произошло после того, как я чуть не оторвал себе ногу, и как я оказался на этой кровати. Я не помню, как поднялся с пола.

Но я помню одну вещь. Я поднимаю глаза на мигающую красную лампочку в углу, где стена встречается с потолком. Издав глухой смешок, я поднимаю средний палец.

Сообщение получено, ублюдки.

Множество современных камер можно установить незаметно, а значит, мои похитители хотят, чтобы я знал, что они наблюдают. Интересно, есть ли звук…

Ни один из этих факторов не исключает того, что я в плену у заурядного серийного убийцы, но раз Дольф притащил меня сюда, можно с уверенностью предположить, что это та самая группа, которая ответственна за исчезновения десятков людей.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Похоже, я это сделал. Я проник внутрь.

К сожалению, я вошел не с той стороны. Вот что я получаю за то, что тороплю события, не успев…

Бип, бип, бип, бип.

С щелчком и свистом дверь распахивается. В проеме стоит пожилой мужчина.