Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 53

Этого не может произойти. Я не закончил.

Пока он дышит, я не остановлюсь.

Я заставляю себя подняться. Затем, вытерев кровь с рук, я убираю пистолет в карман.

Теперь он мой.

― Мне нужно идти. ― Я направляюсь к деревьям, но едва успеваю сделать два шага.

― Портер, посмотри на меня. ― Схватив за плечи, Таннер разворачивает меня к себе. ― Айзек.

― Хранитель времени, ― бормочу я.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он вскидывает брови.

― Что?

Я качаю головой. Черт, я так привык называть его этим дурацким именем суперзлодея.

― Главарь, ― уточняю я, указывая жестом на линию деревьев. ― Я должен найти его. ― С каждой секундой, которую я трачу на объяснения, он становится все дальше и дальше. ― Сейчас же.

Он достает свою рацию.

― Я нашел его.

― Нет. ― Я хватаю его за запястье.

― Единственное место, куда ты поедешь, ― это больница. Тебе повезло, что ты остался жив, ради всего святого.

― Нет, ― рычу я. ― Он мой.

Мне не нужна помощь. Помощь только помешает мне сделать то, что нужно.

Я вижу, как к нему приходит осознание. Он смотрит вниз, на останки, которые были Дольфом, и снова на меня.

― Господи, парень. Это можно списать на самооборону, но… ― Он потирает рукой подбородок, в его глазах читается противоречие. ― Я не должен позволять тебе сделать это. Ты знаешь.

― Но ты позволишь.

― Ты не можешь сделать это один, не в таком состоянии.

― Возвращайся туда и выведи гражданских. Я его не потеряю.

― Пожарные уже здесь. Там куча народу, кто может заняться гражданскими. Сейчас я беспокоюсь о тебе. Черт, Портер, не заставляй меня вырубать тебя.

Мой свирепый взгляд говорит сам за себя.

Со второго этажа доносится грохот и хлопок. Еще больше стекол разбивается. Таннер вздрагивает, но ничто не может поколебать мою решимость. Не сейчас.

― Эверли. ― Я сжимаю в кулак лацканы его костюма и смотрю прямо в лицо. ― Найди Эверли. Вытащи ее оттуда. Убедись, что с ней все в порядке.

― Эвер…

― Эверли Кросс. ― Я трясу его так, что это почти лишает меня равновесия. ― Та модель, которая исчезла два года назад. ― Мне нужно идти, пока я не рухнул.

― Два года… Какого хрена? ― Его глаза расширяются. ― Черт. Сара…?

Я качаю головой, проклиная давление в глазах. Все, что я вижу, ― это как она сидит перед песочными часами, зная, что утекают ее последние мгновения. Это будет преследовать меня до конца жизни.

― Найди Эверли. Проследи, чтобы она выбралась в целости и сохранности. Я хочу, чтобы ты лично убедился в этом, ты слышишь меня?

― Отлично. ― Его руки обхватывают мои запястья. ― Давай найдем ее вместе, а потом я отвезу тебя в больницу. Мы поймаем этого парня. Я обещаю. Он ушел в лес, в самую глушь, я отправлю команду прочесать местность.

― Нет. ― Вывернувшись из его хватки, я отступаю. Я и так уже потерял слишком много времени. ― Неважно, что со мной будет. Мне все равно. Нет, если он останется на свободе. Он убил Сару, Таннер. Она была здесь, и он убил ее. ― Моя грудь вздымается. ― Мне нужно идти.

Я оставляю его стоять там, надеясь, что он сделает так, как я прошу. Переходя на бег, от которого у меня трещат кости и подгибаются колени, я устремляюсь к линии деревьев.

Ничто не удержит меня от моей миссии. Я должен сдержать обещание.

― Портер! ― в последний раз зовет Таннер. ― Айзек!

Но меня уже нет.

ГЛАВА 29

Проходят часы.

Кажется, что это часы. Каждый из них болезненно растягивается, как упругий шар горя в моей груди. Я смотрю на Джаспера сквозь прутья. Он прислонился к решетке, его плечо прижато к правой стороне клетки, а грудь медленно вздымается и опадает.

― Как ты думаешь, что они с нами сделают? ― спрашивает он, пока я бесцельно рисую большим пальцем ноги узоры на пыльном полу. ― Будут пытать? Расчленят? ― Он наклоняет ко мне лицо и хмурится. ― Тот человек в серебристом костюме… он показался мне творческим типом. Сатанинский ритуал, кислотные ванны, средневековые методы пыток. Что-то такое извращенное. ― Поежившись, Джаспер добавляет: ― Скафизм. Он еще практикуется?

Я морщу нос.

― Не думаю.

― Может, они продадут нас тому, кто больше заплатит, и мы станем цирковыми артистами.

Последний час я рассказывала ему подробности своего плена.

Про уколы, потерю сознания.

Роджера.

Книги, сувениры, жестоких медсестер и доктора с глазами-бусинками и крысиными ушами.

Крики. Ужас. Других жертв.

Я изо всех сил уклоняюсь от темы Айзека, сообщая ему лишь незначительные подробности. Не знаю почему, но Айзек кажется мне слишком личным, как лелеемый секрет. Я рассказываю ему только то, что он был последним заключенным по ту сторону моей стены.

Я не говорю, что так и не увидела его лица.

И я не говорю ему, что его лицо ― это единственное, что я хотела увидеть больше всего за последние пару месяцев. Больше, чем я жаждала вдохнуть свежий воздух и почувствовать солнечные лучи на своей коже.

Но я понимаю, что это к лучшему, что я так и не смогла выяснить ни цвет его глаз, ни текстуру его волос, ни линии его челюсти. Если бы я увидела его лицо, я бы съела себя заживо. Выпотрошила изнутри.

И тогда от меня ничего бы не осталось.

Я нужна Джасперу прямо сейчас. Ему нужно, чтобы я была сильной, спокойной и бдительной. Я научилась жить с такой болью. Это продолжалось два мучительных года.

Его слова доходят до меня, когда я прислоняюсь спиной к клетке. Наше будущее предстает в мрачных красках, но вряд ли что-то может быть хуже, чем это.

Хуже, чем мое собственное чувство вины.

― Я не знаю, ― бормочу я. ― Я никогда не думала о том, чтобы стать артисткой цирка.

― Мм… Звучит как самый приемлемый вариант.

Сомневаюсь в этом.

― Невозможно понять, что будет дальше. Это место непредсказуемо.

Он смотрит на меня, в его зеленых глазах отражается смесь тоски и отчаяния.

― Как ты справлялась? Психологически?

Резонный вопрос.

По правде говоря, я сама не знаю. Люди даже не представляют, на что они способны, пока их не бросят в преисподнюю без защиты, без подкрепления и без выхода. Когда ты прижат спиной к стене, ты опираешься на нее, чтобы устоять на ногах. Когда твоя жизнь проносится перед твоими глазами, ты превращаешь это мелькание в свет ― свет в конце туннеля. Ты принимаешь каждый день таким, какой он есть, зная, что это еще один шанс пробиться на другую сторону.

Никто никогда не готовится к худшему сценарию. Но инстинкты выживания ― наше величайшее оружие, оружие, которое бездействует, пока мы не сталкиваемся с невообразимым.

И тогда мы начинаем бороться.

Мое дыхание выравнивается, когда я закрываю глаза и шепчу:

― У меня не было другого выбора.

Время идет.

Пятьдесят семь секунд.

Голос Джаспера звучит все дальше с каждой секундой, пока, в конце концов, я не засыпаю. Изнеможение уносит меня в кошмары, охваченные огнем, и слышу, как Айзек зовет меня по имени, как пламя лижет стены и с потолка рушатся обугленные балки.

Я в ловушке.

Моя кожа плавится, волосы горят.

― Эверли, ― зовет он неразборчиво. Он произносит мое имя, как вступительные аккорды мрачной увертюры. ― Ты ищешь не там.

Я иду на его голос, пробиваясь сквозь стену густого дыма. Я двигаюсь как в замедленной съемке, мимо меня проносятся огненные полосы, все охвачено пламенем.

Я не могу найти его. Я не могу…

Вот.

Тень движется. Это он. Я не вижу его лица… но я чувствую его.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Утешение. Забота.

Айзек.

Сквозь мерцающий жар тянется рука. Его рука тянется к моей. Наши пальцы наконец-то соприкоснутся. Больше никаких стен, никаких барьеров. Я тянусь, тянусь, тянусь…

Но его рука распадается.

Превращается в пепел в тот момент, когда мы соединяемся.