Необратимость (ЛП) - Хартманн Дженнифер - Страница 24

Сохраняй спокойствие, Эверли.

Я никогда раньше не выходила за пределы своей комнаты. До этого меня накачивали наркотиками и уносили как сломанную куклу, словно я ― пакет с мусором в день уборки.

Мои щеки покрыты потом и слезами. Я расслабляю мышцы, изображая покорность, пока похититель без каких-либо усилий тащит меня по длинному коридору. Он чистый, хорошо освещенный. Запах лимонного чистящего средства наполняет мой нос, пока я смотрю на голые стены: две двери, большой промежуток между ними, еще две двери. Несколько голосов скорбно причитают, словно одинокие призраки, которые не могут переступить порог. Звенит цепь. По коже бегут мурашки, а в душе поселяется ужас.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Жертвы.

Люди.

Люди с историями и мечтами, подвергшиеся этой ужасной участи. Я молчу и вскрикиваю только тогда, когда мои ноги спотыкаются и я чуть не падаю лицом вниз. Хранитель времени едва заметно вздрагивает, поднимая меня на шаткие ноги, пока я пытаюсь сохранить равновесие.

― Куда вы меня ведете? ― спрашиваю я, хотя знаю, что он мне не скажет. Ему нравится мой страх.

― Это испортит все удовольствие, не так ли?

― Ты назвал его Айзеком?

Не обращая внимания, он продолжает идти, увлекая меня вперед.

― Разве? Ты многого не знаешь о своем новом приятеле, ― говорит он. ― Может, узнаешь… а может, и нет.

― Какие у тебя планы на его счет? ― Я ворчу и сопротивляюсь, мои босые ноги разъезжаются. ― Почему он здесь?

― Ты интересная. ― Он прищелкивает языком, когда мы сворачиваем за угол, в коридор, являющийся точной копией того, в котором мы только что были. ― Твоя забота такая трогательная. Правда.

Мы доходим до конца коридора, заканчивающегося стальной дверью. Внутри у меня все сжимается от дурного предчувствия. Страха.

― Пожалуйста, тебе не нужно этого делать.

― Самонадеянно с твоей стороны полагать, что ты понимаешь мои потребности. ― Он открывает дверь ключ-картой, затем грубо вталкивает меня внутрь. ― Я бы сказал, что нам нужно взять тайм-аут.

Лестница.

Темнота.

Я спотыкаюсь на первой ступеньке, одновременно пытаясь вывернуться из его хватки. Одним плавным движением он подхватывает меня, словно мешок с мукой, и закидывает себе на плечо.

Я вспоминаю ту ночь.

Я подпрыгиваю на спине психа, который выносит меня из моего прекрасного дома.

Наркотики струятся по моей крови.

Джаспер лежит посреди нашего фойе в луже собственной крови.

Я начинаю бороться. Царапаюсь, дергаю ногами, оскаливаюсь.

― Ты ублюдок! Чудовище! Отпусти меня! Отпусти меня!

Он игнорирует меня с той же легкостью, с какой тащит через темноту, мои волосы падают на лицо, закрывая обзор. Я ничего не вижу, пока царапаю ногтями по его спине, едва проникая сквозь роскошную атласную ткань. Здесь пахнет сыростью, затхлостью и старостью. Подвал, в котором наверняка кишат голодные крысы и тараканы. Слезы текут из моих глаз потоками ужаса, а крики перерастают в панические вопли.

― Нет, нет, пожалуйста… ― Это вопль, мольба о пощаде. ― Не убивайте меня. Я не готова умирать. Пожалуйста… пожалуйста.

Он со скукой вздыхает, когда мы поворачиваем за угол, и звук его блестящих туфель, шаркающих по цементу, эхом отдается во мне.

― Так драматично. Меня это раздражает.

Интересно, как меня убьют.

Я представляю себе разные сценарии ― от ужасных до быстрых и безболезненных. Нож по яремной вене. Игла с ядом. Пуля в лоб.

Голодная смерть.

Заживо съеденная кровожадными грызунами.

Меня могут утопить. Сжечь.

Разбить сердце.

Мои ноздри раздуваются, грудь вздымается от прерывистого дыхания.

Нет.

Я не могу умереть вот так, не сейчас, не после двух лет жизни в этой тюрьме. Я отказываюсь.

― Ты еще не закончил со мной, ― шиплю я сквозь стиснутые зубы. ― Я знаю, что нет. Я только что начала новый цикл.

― Как ты наблюдательна.

― Я все еще нужна тебе.

― Опять ты пытаешься угадать, в чем я нуждаюсь. Это неразумно. ― Сняв меня со своего плеча, он поворачивает меня, затем берет за шею и подталкивает вперед.

― Я попрошу Роджера принести тебе стакан воды и кусок хлеба. Многозернового. Это меньшее, что я могу сделать.

Я падаю на колени и ползу по грязному холодному полу, мелкие камешки оставляют царапины на голенях и коленных чашечках. Я вскакиваю на ноги и, пошатываясь, пробираюсь сквозь темноту, как раз в тот момент, когда дверь со стальной решеткой захлопывается перед моим носом и запирается на ключ.

― Нет! ― Я сжимаю железные прутья обеими руками и безрезультатно трясу их. ― Не оставляй меня здесь. Пожалуйста. Я буду вести себя хорошо. Я…

Он начинает насвистывать, его тень удаляется от моей новой камеры.

― Это будет полезно для тебя, Эверли. Ты слишком удобно устроилась здесь, слишком избалована. Надеюсь, этот опыт поможет оценить предоставленную тебе роскошь. ― Хранитель времени бросает несколько последних слов через плечо, а затем исчезает в темноте, как хищник, которого поглотила ночь. ― Не всем так повезло.

Я кричу так громко, что горло сжимается от мучительной боли. Вопя, ревя, визжа, как банши, я колочу слабыми кулаками по железным решеткам, тяну, дергаю, ничего не добиваясь и только изматывая себя. Бесполезно. Я в ловушке, изолированная и напуганная.

Я опускаюсь на задницу и подтягиваю колени к груди.

Тени движутся и бродят по камере.

Существа затаились.

Животное? Человек?

Я бы в любой день предпочла призраков и монстров этим бесчеловечным людям. Пусть лучше крысы обглодают мои кости, чем я позволю Хранителю времени оборвать мою жизнь. Он не заслуживает такой привилегии.

Минуты тянутся за минутами, темнота поглощает мои всхлипывания и крики.

Мои глаза обманывают меня.

Сколько времени прошло?

Я забыла считать секунды.

Когда я слышу шаги наверху, я резко поднимаю голову, но не вижу даже потолка. Это черное небо бесконечной неопределенности. Угнетающее. Ледяной страх пронизывает меня, и я начинаю дрожать, раскачиваясь взад-вперед на неровном цементе. Моя ночная рубашка вряд ли может служить достойной заменой матрасу, поскольку не обеспечивает ни мягкости, ни тепла.

Что-то ползет по моим пальцам.

Любой другой человек мог бы стряхнуть это нечто, растоптать, но я наслаждаюсь прикосновением. Скорее всего, паук. Еще одна форма жизни, составляющая мне компанию. Я не одинока.

Я отступаю назад, пока моя спина не упирается в каменную стену. Мои конечности дрожат, жаждут тепла, и я делаю все возможное, чтобы отключить свой разум. Я погружаюсь в пустоту, как в первые несколько недель моего пребывания здесь. Это моя единственная сила.

Роджер находит меня некоторое время спустя — минуты, часы? — и я с трудом поднимаюсь на ноги, спотыкаясь, направляюсь к обитой железом двери и обхватываю ладонями прутья.

― Роджер.

Ничего.

Его огромная тень нависает надо мной, когда он протягивает руку между прутьями с пластиковым стаканчиком воды комнатной температуры. Часть меня хочет отшвырнуть его, но я только наврежу себе.

Я беру его и пью.

Он бросает в камеру кусок черствого хлеба.

Выронив стаканчик, я бросаюсь вперед и хватаю его за руку, прежде чем он успевает отдернуть ее.

― Роджер, пожалуйста. ― Мой голос мягкий, мелодичный, изображающий искренность. ― Помоги мне.

Я не вижу его лица.

Улыбается ли он?

Мои слова трогают его?

Мои прикосновения остаются нежными, пальцы легко касаются его массивного предплечья. Жесткие волоски щекочут меня, когда я провожу подушечкой большого пальца по его коже.

Но я вздрагиваю, когда он с яростным рычанием вырывает руку из моей хватки, отчего я отшатываюсь назад.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

― Нет… нет, пожалуйста. У тебя есть сердце, я знаю. Ты можешь поступить правильно. Я никому не скажу. Я… ― Тень отступает, растворяясь в черноте, а я хватаюсь обеими руками за волосы. ― Роджер, пожалуйста!