Белый асфальт - Князева Анна - Страница 6

– Кто поименно?

– Клименко, Пузанков и Бердников.

– Что с остальными?

– Четвертого, Визгора, обнаружили в тайге, в полутора километрах от избы.

– С отрезанной головой?

– Этот был целым, но весь исколот ножом, и с тремя огнестрелами в спине. Судмедэксперт определил, что ножевые ранения ему нанесли за несколько часов до смерти. Застрелили, когда он потерял много крови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Есть какие-то версии по хронологии событий?

– Убивать их начали в избушке, об этом говорят следы крови на нарах, на спальниках и на полу. Предположительно, Визгор, получив ножевые ранения, смог выбраться наружу и сбежать. На его поиски убийца или убийцы потратили несколько часов и, когда догнали, добили из ружья.

– Что с пятым? – спросила Анна. – Остался только Холофидин.

Иван Астафьев оторвался от стола и, словно вспоминая, прошелся по комнате. Остановившись, взглянул на Стерхову.

– Тимура Холофидина мы так и не нашли.

– Как это?

– Поиски продолжалась около месяца. Из Красноярска налетели оперативники. Здесь все стояли на ушах, но никаких результатов.

– Вообще никаких следов? – Удивилась Анна.

– Шел снег. – Иван замялся. – Следы, если и были, то их затоптали. Народу была прорва.

– Я имела в виду следы Холофидина.

– Был снегопад. Если он ушел, следы завалило снегом.

– Чем убивали, определили?

– Предположительно большим охотничьим ножом. Так написал в отчете судмедэксперт.

– Основные версии?

– Сначала предположили, что их убил Холофидин. Знаете, как бывает: перепились, слово за слово, схватились за ножи…

– Удобно… – гнусавым голосом проговорил Добродеев и шумно высморкался. – Удобно повесить всех дохлых собак на Холофидина.

– Были другие версии? – спросила Анна.

– Местные охотники – коренные жители Севера… У них свои тараканы в головах: шаманы, лесные духи, проклятия.

– Этой версии дали ход?

– Сначала, конечно, дали. – Иван Астафьев неопределенно покрутил головой. – С одной стороны все можно было бы списать на ритуальное убийство. Ведь головы зачем-то отрезали.

– А с другой?

– С другой – эта публика непременно растащила бы все оружие и снаряжение. Но все осталось в избушке.

– Что еще?

– Подозревали мужиков из поселения староверов. Их деревня в двадцати километрах от зимовья, на берегу Енисея. Я сам у них побывал, но версия быстро сдулась.

– Почему?

– Люди строгие, благочестивые, с Богом в душе. Ни в чем таком не замечены. Живут скромно: охотой, собирательством, ремеслами. Короче, на всем своем.

– Неужели этим ограничились?

– Как на духу.

– Кого опрашивали?

– Охотника Сизова и вертолетчика Громова.

– Это все?

– А кого еще? Некого больше опрашивать. Как говорится: тайга – закон, медведь – прокурор. Свидетелей не было.

Стерхова зябко повела плечами и посмотрела на окно:

– Нельзя ли найти обогреватель?

Иван пообещал:

– Завтра из дома принесу.

– У вас есть карта района?

– Да вот же… – он сделал несколько шагов и хлопнул пятерней по прибитой к стене карте. – Весь район как на ладони, и масштаб подходящий.

– Покажите, где находится зимовье.

Астафьев пошарил в ящике стола и достал канцелярские булавки. Одну вонзил в карту, будто пригвождая врага.

– Зимовье здесь. – Потом он воткнул вторую булавку: – А здесь нашли тела безголовых. – Третья булавка воткнулась в карту на значительном удалении от первых двух. – В полутора километрах к югу лежал Визгор.

– Надо туда лететь, – проронила Анна.

– Зачем? – вскочил Добродеев. – Два года прошло! Чего искать? Разве недостаточно следственных материалов?

– Вам надо лечиться. Сегодня же обратитесь к врачу. Даю два дня на выздоровление. Потом – снова в строй. – Стерхова обернулась к Астафьеву. – А вы найдите вертолет.

– Это будет непросто. – Он почесал затылок. – И дорого.

– Обратитесь к Гедройцу. Пусть позвонит в Красноярск.

– Хорошо, я так и сделаю. – Иван взглянул на часы. – Ну, что же, надо расселяться. Уже стемнело.

– Да, пожалуй. – Стерхова натянула пальто и подхватила дорожную сумку. – Завтра к девяти жду вас здесь.

Астафьев забрал со стола папки и по дороге к сейфу заметил:

– В таком пальтишке вам здесь не выжить.

Глава 6

Клинк-ког

Машина Астафьева, проржавевшая «Нива», хрустела снегом так, как будто ломала колесами кости. Каждая рытвина и ухаб отдавались в ребрах болезненным толчком. Ветер завывал в щелях кузова, словно кто-то дул в пустую бутылку.

Анна Стерхова отстранилась от дверцы, но холод по-прежнему сочился сквозь щели и ледяной удавкой цеплялся за шею.

Мимо проплывали одноэтажные дома – почерневшие, сгорбленные, припорошенные снегом, как гробы, накрытые саваном. Из труб валил белый дым и растворялся в темноте. Над крышами в черном небе висела пятнистая луна – ее тоже тронула захолустная ржавчина.

В темноте замигали тусклые огни двухэтажных бараков.

– Смотрите, как ночует Омиканская шоферня, – проворчал Иван, тыча пальцем в окно. – Живут как скоты. За смену – три, а то и четыре ходки. Спят на кроватях по очереди, едят дешевые консервы. И так месяцами.

Не отрывая глаз от дороги, Анна молча кивнула.

Ползущие мимо самосвалы резали фарами тьму. Грязный снег, вздымаемый их колесами, крупой оседал на капотах и стеклах проезжавших автомобилей. Вперемежку с самосвалами, будто в насмешку, мелькали дорогие «Лексусы» и «Мерседесы». Было очевидно, что золото здесь копали тысячи людей, но жили им только единицы.

Дом бабушки Ивана вынырнул из переулка внезапно: крохотный, будто сошедший с рождественской открытки, он притаился под шапкой снега. Три окошка, обрамленные резными наличниками, светились золотистым теплом.

Дверь отворилась, и Стерхову обдало приятной волной тепла, запахом яблок, смолистых дров и ароматом сушеной мяты. На пороге их встретила невысокая седая старуха: лицо в лучиках морщинок, живой, любопытный взгляд карих глаз.

– Милости прошу, заходите. Меня зовут Пелагея Михайловна. – Проговорила хозяйка. – Вас как звать-величать?

– Анна, – ответила Стерхова и перешагнула через порог. – Спасибо, что приютили.

Холод, цеплявшийся за подол ее пальто, мгновенно испарился, будто его и не было. Она ощутила, как тепло поникает в тело: сначала в кончики пальцев, потом в руки и грудь, в самое нутро, вытесняя ледяное онемение дороги. Дыхание стало глубже, как будто легкие вспомнили, как дышать теплым воздухом.

Анна скинула пальто. Пелагея Михайловна с неодобрением оглядела его и прежде, чем повесить на крючок, проворчала:

– В такой одеже в Северске не прожить.

– Ну, я пошел. – Иван Астафьев двинулся к двери.

– А как же чай? – строго спросила бабушка.

– Некогда. Мне другого командировочного из амбулатории забирать.

Дверь захлопнулась, не успев впустить холод в дом.

Пелагея Михайловна подсунула Анне под ноги вышитые войлочные тапочки.

– Чтоб ноги не зябли.

Она ступила на теплые от печного жара половицы. Кухня была небольшой – всего в одно окошко. Стол, стулья и шкаф с посудой, за чугунной дверцей гудела печь.

– Садись, милушка, поближе к огню, – хозяйка указала рукой на дубовую лавку, на столе была приготовлена кружка с горячим чаем.

Анна села и, прижав ладони к фарфоровым бокам, прикрыла глаза. Тело ее обмякло, мышцы, зажатые в холодную броню, наконец-то расслабились. В этом доме, как в оазисе тепла, время текло медленно, словно густой сироп, создавая обманчивое впечатление, что мерзнуть и спешить больше не придется.

– Сейчас покажу твою комнату! – старуха суетилась, расправляя на столе клеенку. Ее руки в коричневых пятнах, с узловатыми суставами, дрожали, но двигались быстро. – Кровать с панцирной сеткой, перину с гусиный пухом сама взбивала.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Комната оказалась крохотной, как скворечник. Металлическая кровать, покрытая горкой подушек с кружевными накидушками, напоминала снежную крепость. На стене висел плюшевый ковер с оленем.