Ультимат. Том 1 (СИ) - Бергер Евгений - Страница 16

Видимо, это, какая-то древняя мужиковая привычка. Мол, если женщина плачет, значит что-то случилось и нужно срочно её успокоить…

Однако, для меня девичьи слёзы сегодня разделились на две категории.

— Деда!!! — Галчонок пулей вылетела из подъезда и набросилась на Николая Константиновича. Ей было плевать, что сейчас он больше напоминал шахтёра, который только вылез из шахты — весь в пыли и грязи. Единственным элементом, напоминающим о том, что перед нами стоял Человек-Комета — были огромные кляксы засохшей крови на оранжевом костюме, по которым во всю струились слёзы.

Те самые девичьи слёзы радости и счастья, что с близким ничего не случилось.

— Всё хорошо, Солнце! Я живой… — от Николая Константиновича исходило такое доброе и уютное тепло, что мы с Семёном, Лэмией, Голубикой и Ириской даже умилились.

— Больше никогда так не делай! Понял? — Галчонок только перестала плакать и очень строго посмотрела на дедулю: — Ещё хоть раз ночью сбежишь…

— Постараюсь не убегать. Ты же меня знаешь.

— Знаю. Поэтому — я поставлю на окна решётки! — блондиночка перевела жуткий взгляд «мамочки-гиперопекунши» на меня: — О! Ещё один… Фёдор Александрович! А идите-ка сюда на минуточку…

— Да мне и тут хорошо. — опасливо сглотнув, улыбнулся я, чувствуя себя Святославом — тем самым фиктивным хозяином Ириски, который едва не наделал в штаны из-за представления пушистой актрисы.

— А, вы… Всё-таки… подойдите.

— Фёдор Александрович… Придётся. — вздохнул Человек-Комета: — С Галчонком в таком состоянии лучше не спорить.

— Не, я просто вас привёз. А мне пора дальше. Столько дел впереди!

Увы, блондиночка ждать не стала и шустро подлетела ко мне, после чего стиснула в очень крепких объятиях:

— Спасибо, Фёдор Александрович… — тихо прошептала она: — Он вернулся только благодаря вам. Спасибо… Я не знаю, как это объяснить. Просто почувствовала… В общем, спасибо вам от всей души!

— Я не мог поступить иначе. Николай Константинович — мой друг.

— Понимаю. — Галчонок, наконец-то, отпустила меня: — А, что касается вашего беспечного поведения на заводе…

Вот теперь на меня вновь смотрела истинная «мамочка-гиперопекнуша».

— Ой, у меня телефон звонит… Увидимся утром! — увернувшись от очередного броска нашей озверевшей бухгалтерии, я быстро шмыгнул в «Мерседес»: — Валим! ВАЛИМ!!!

«Кабан» с рёвом стартанул со двора. Пускай профыркается дома… Не люблю я все эти «разборы полётов» на эмоциях.

— Чего это она? — удивилась Ириска с заднего кресла.

— Включила лютую мамочку, которая всех контролирует. Комета сказал, что для Галчонка в стрессовых ситуациях — это нормально.

— Ой йо…

А потом настало время второго типа девичьих слёз.

— Фёдор Александрович… — Сонечка выбежала к нам на встречу, когда мы прибыли на «Искру». Как я и думал — она не поехала домой, оставшись здесь: — Отец не берёт трубку! У него всё хорошо?

— Сонь… — вот это тот самый тяжелый момент, когда тебе надо сообщить. Сообщить то, от чего самому на сердце стало очень неприятно.

— Фёдор Александрович… — и без того белая, словно снег Сонечка стала ещё бледнее. Я лишь отрицательно покачал головой… А бедная девчонка поняла всё без слов.

Двенадцать секунд на переваривание. Когда в голове начинается буря… Мысли крутятся настолько быстро, что не позволяют тебе дышать. Виски пульсируют. А в ушах начинается тяжелый звон.

Полторы секунды ноющая боль идёт от мозга к сердцу. Ещё две секунды на то, чтобы вдохнуть… И последняя секунда самая страшная. Осознание.

Взрыв.

Толчок…

Твоё тело словно разрывает на сотни маленьких кусочков. Слезы наворачиваются сами. Ты даже не замечаешь, как в глазах всё поплыло. Организм изо всех сил защищает нервную систему. Затем звуковой сигнал… Но ты его не слышишь, потому что звон в ушах всё ещё не прошёл.

А потом весь твой мир проваливается в бездну.

Того, кого ты любил больше всего на свете… не стало.

Сонечка медленно упала на колени. Я едва успел подбежать, чтобы приобнять её… «Пятьдесят пятые» не должны чувствовать. Они же живые мертвецы. Без эмоций. Без воли… Просто зомби, которые даже не живут, а существуют.

И вот это «бесчувственное зомби» сейчас сидела рядом со мной на коленях, заливая слезами мой испачканный белый полумундир… Вот они — живые и сильные эмоции. То, что делает человека человеком.

И мои самые нелюбимые девичьи слёзы. Слёзы горя и утраты…

Но, что самое отвратительное в такой ситуации — ты ничего не сможешь сделать словами. Ни-че-го… Утешение? Такому человеку оно не нужно. Соболезнования? В топку их… Когда адская душевная боль затмевает абсолютно всё — пожалуй, единственное, что может помочь, это объятия. Крепкие, тёплые и самые человечные объятия.

Из машины выпрыгнули абсолютно все, окружив нас с Сонечкой плотным кольцом.

Сострадание… Вот, что Мегард пытался удалить из нас. Что больше всего ненавидел в гуминитах и считал это высшей слабостью.

Этот старый идиот прекрасно помнил, что случилось с Мерлином… Только вот, он так и не осознал, что из гуминитов нереально убрать стремление к общности и единству.

Эх, не туда Всебог метил. Ой, не туда…

— Фёдор… — Сонечка посмотрела на меня очень жалобными глазами: — Я… Я не хочу домой. И одной мне оставаться… пока не очень. Можно я поживу у вас, некоторое время?

— Не вопрос. — сейчас я готов был хоть целый город для Сонечки отстроить. Лишь бы хоть, как-то поддержать её: — Как говорится: в тесноте, да не в обиде! Правда, девчонки?

Кира первой вернулась домой после заварушки. Она прекрасно понимала, что совсем скоро все приедут голодными и уставшими. Ну, и, конечно же, лишний раз продемонстрировать свои кулинарные таланты перед Фёдором было для охотницы только в радость.

Тем более, конкуренция оказалась ещё жестче, чем ей показалось на первый взгляд.

И ладно — секазная блондиночка из бухгалтерии хотя бы жила отдельно! Но все остальные «воздыхательницы» нагло переселились к Осокину на хату.

Ах да… Барышня-дворянка тоже пошла лесом! Как-то Иришка подслушала разговор, где Фёдор общался со страшим Артовым и ясно дал понять, что никакие отношения с Ксюшей его не интересуют. Уже хорошо! А-то уж больно молодая, красивая и богатая. Тут таких не надо… И без того, что не мамзель, то с приветом.

С приветом…

А, кстати! Если так подумать, то кто остался из претенденток на детородный орган Светлости? Вика — рыжая женщина-медведица. Красивая. Прыткая. В меру умная… И вечно жмётся к Осокину, словно он её игрушка! Отвратительно.

Ирис фон Бетховен — развратная, но очень свойская девочка-собачка. Очень милая. Старательная. Исполнительная. Ещё и козыряет в костюме горничной, что явный плюс десять к секазности! Ужасно.

Голубика — тупая, как пробка, но очень пленительная брюнетка-супергероиня. Сильная. Ленивая. Но может без зазрения совести напасть и отжухать Осокина. Подлиза восьмидесятого уровня. Но кровожадная! Однако непосредственность и комбинезон «Людей-Х» тоже придаёт ей дополнительные баллы к секазности. Плохо.

И, наконец — Кира.

Маленькая. Настырная. Надоедливая. С телом ребёнка. Ещё и убийца, которой хлебом не корми, дай кого-нибудь нафаршировать свинцом. Ходит в короткой юбке-карандаше по офису. Смущает Осокина. Отправляет фотографии, пытаясь намекнуть на повтор интимной близости. Не терпит алкоголь. Но хорошо готовит.

При всех нюансах, Кира оказалась самой простой. Сверхспособностей нет. Да и формами её природа обделила… Но, как говорил Парацетамол: «Слабость нужно превращать в достоинство!»

Точно!

Рано или поздно Осокину надоест тусить с этими супер-жабами, и он захочет обычную девушку. Без способностей и прочих прибабахов! А кто ближе всего? Конечно же, Кира! Ещё и готовит хорошо.

Чем не идеальная невеста?

Замок входной двери щёлкнул, и в квартиру ввалилась «покоцанная команда».

— Ребята! С возвращением! А я вам тут чебуреков… — Кира выглянула в коридор и ужаснулась.