Начальник Культуры (СИ) - Гуров Валерий Александрович - Страница 13

— Комиссия? — переспросил я.

— Угу, проверка с области по работе вашего отдела. Уже в пути, — он улыбнулся своей прокуренной, липкой улыбкой. — Вот, Максим Валерьевич. Не хотели по-хорошему, ну значит… сами виноваты.

— Ну пусть приезжают. Встретим хлебом и солью, — заверил я. — Только я в должности недавно, что с того, что найдут нарушения?

— Ну знаете, как руководитель вы обязаны все исправить незамедлительно. А вы не сможете, не успеете. Думаю, комиссия признает вас некомпетентным.

— Что ж… посмотрим. Я даже помогу комиссии вникнуть в суть, — я повернулся к двери. — Пусть проверяют.

За дверью я услышал, как Рубанов с шумом выдохнул, словно мешок с картошкой уронил. Он думал, что всё решил. А вот не угадал, я только начал действо.

В коридоре вязальщица с маникюрщицей делали вид, что обсуждают цены на картошку. Я их видел насквозь и одарил фальшивой улыбкой.

— Дамы, — сказал я, проходя мимо, — за работу.

Они вздрогнули и исчезли.

В кабинете зашитоботиночный, которого звали сидел, уткнувшись в бумаги. Вид у него был смирный, но внутри уже наверняка придумывал новый способ поставить мне подножку. Что-то мне подсказывало, что он наверняка знал — работать мне осталось немного.

— Все документы за прошлый год — ко мне на стол через час, — напомнил я.

Он кивнул, даже не пытаясь спорить. Я сел за свой стол и начал разбираться с концертными отчетностями, которые добыл при попытке их уничтожить.

Цифры в отчётах по концертам не то что не сходились — они плясали, как пьяная теща на сельской свадьбе. Где-то гонорары липовые, где-то расходы на аппаратуру задним числом, где-то в отчётах значились концерты, которых вообще не было. Я делал пометки на полях, красной ручкой, как в старой бухгалтерской тетради, и всё больше понимал — здесь не просто воруют, здесь воруют со вкусом.

Суммы не заоблачные — тут не Москва, не область, тут всё скромно, по-деревенски. Пару тысяч на аппаратуру, ещё тысячу на транспортные расходы, десятку на «организацию гастролей» — всё по чуть-чуть, но в карманах оседает.

Я откинулся на спинку скрипучего кресла, посмотрел на потолок. Ну, теперь понятно, откуда у нашего Рубанова чёрный внедорожник, который он каждое утро ставит у бокового входа, чтобы народ не видел. И понятно, почему он меня так активно пытается слить. Я же не просто ему мешаю, я ему прямо по кормушке топчу. Он думал взять юнца из соседнего отдела и поставить рулить культурой, чтобы потом на него все списать. Но не вышло. Юнец показал зубы, потому что вовсе не юнец, а теперь его надо слить. Но сливалка еще не выросла.

Мобильник на столе пиликнул коротким сигналом — старый добрый Nokia 3310, который я нашёл в ящике стола. В телефоне был всего один номер — «Семёныч». Я ещё вчера забил его, предчувствуя, что дед мне пригодится.

— Максим? — голос у Семёныча звучал, как старая шлифмашинка — чуть хрипит, но работает. — Всё готово. Через час семнадцать минут придут из жэка обрубать им свет! Доклад окончен.

Управдом отключился, звонил он со стационарного. Я бросил телефон на стол и посмотрел напоследок на растущую стопку папок. Отсюда тянулась ниточка не только к липовым концертам. Тут была целая схема — подставные подрядчики, левые сметы, фальшивые акты приёмки. И каждую такую бумажку подписывал один и тот же человек — Рубанов. Тут не только документация по культуре, тут по все сферы приплетены.

Я ещё раз медленно провёл пальцем по последнему акту, где значилось: «Концерт артиста в рамках программы «Культура в каждый дом». Гонорар — 120 тысяч рублей».

И рядом липкое фото нашего «Кая Метова», который приехал за три тысячи и обед.

— Ну, Рубанов, — сказал я вслух. — Ты мне ещё песни попоёшь.

А пока самое время разобраться с панками. Я прихватил с собой часть документов из ящика, чтобы разобраться уже дома.

***

ЖЭК находился в паре кварталах и представлял собой памятник эпохе, когда СССР уже не было, а совок ещё держал за горло. Массивная железная дверь, облезшая до металла. Рядом на клумбе, где кто-то пытался сажать цветы, оказалась припаркована «Нива» цвета мокрого песка, с потёками боках. На крыше приваренный багажник, а на нём кусок старой чугунной батареи.

Семёныч курил у входа, прикрывая папиросу ладонью, как под миномётным огнём. Увидел меня, кивнул — мол, заходи.

— Где электрик? — спросил я сразу.

Семёныч вздохнул, затоптал бычок в талом снегу.

— Там он… в кондиции, — голосом похоронного бюро сообщил он. — Сам увидишь.

В дверях ЖЭК встречал нас расстеленной половой тряпкой на пороге, которая уже видела развал Союза и переход на расчёт в условных единицах. В коридоре ютилась гора ржавых труб и батарей, сложенная как в музее. Кабинка с диспетчером закрыта, на нём кто-то прилепил жвачкой старую визитку: «Кредит за час. Без залога».

Семёныч повёл меня в подсобку.

— Полюбуйся на героя, — сказал он с такой интонацией, будто представлял меня гостям на свадьбе.

В углу валялся электрик — пузатый, с красной рожей. Футболка с логотипом «Славинвестбанк», на пузе пятно то ли от борща, то ли от масла. На газете перед ним гранёный стакан с мутным пойлом, рядом смятая пачка “Примы”.

— Это ваш специалист прилег? — уточнил я.

— Самый лучший, — с тяжёлым сарказмом подтвердил Семёныч.

Я пару раз хлопнул электрика по щекам — ноль реакции. Набрал воды из чайника и выплеснул в лицо.

Электрик вздрогнул, захрипел, приоткрыл один глаз, потом второй.

— Чё за нах?.. — просипел он, обиженно на меня вылупившись.

— Поднимайся, Штирлиц. Тебе на Капустную 17 пора. Свет отрубить нерадивым жильцам. Панкам. Помнишь таких? — я держал его за шкирку, чтобы туша не сползла вниз по стулу.

— Не, я к ним не пойду! Они ж меня в прошлый раз чуть на барабан не натянули! — запротестовал электрик.

— Спокойно, — голос я сделал мягким, почти дружеским. — Теперь ты не один. Семёныч и я с тобой. Мы тебя в обиду не дадим.

— Это точно, — добавил Семёныч, сдвигая брови. — Если что, их самих на барабан натянем. Я на фронте и не таких ломал.

Электрик шмыгнул носом, огляделся, принялся тереть себе виски.

— Ладно… только быстро… голова трещит, — пробурчал он.

Я уже выходил, когда вспомнил про документы — оставил их на столе в коридоре, пока приводил электрика в чувства. Вернулся за ними и увидел, как Семёныч стоит к столу спиной, а уголок одной из папок торчит у него из-за локтя.

— Потерял что-то? — спросил я спокойно, но в голосе уже звякнул металл.

Семёныч не обернулся сразу, сделал вид, что не услышал. Потом медленно повернулся.

— Да вот… думал, это наши, по ЖКХ… — он спрятал руки за спину. — А это твои что ли?

Я молча взял папку, не говоря ни слова. Перебрал документы взглядом — всё вроде на месте, но что-то внутри екнуло.

— Пошли, пока наш электрик в себя верит, — сказал я, сунув папку под мышку.

— Пошли, — буркнул Семёныч, но в глазах его мелькнуло что-то… слишком живое.

Электрика застали умывающимся снегом.

— Бр-р-р! — приговаривал он, втирая снег в раскрасневшееся лицо.

Идти решили по дворам и минут через десять уже были возле нашего дома. Панковская квартира светилась как радиационная точка — в мерцании гирлянд. Электрик шёл, как на расстрел, зябко кутаясь в свою спецовку.

— Если дёрнутся, я сам разберусь первым — предупредил я.

Семёныч молча кивнул. Мы зашли в подъезд под зевки электрика, поднялись на второй этаж и остановились напротив входной двери притона. Я постучал в дверь так, что где-то на первом этаже задребезжала люстра.

— А ну, открыли! Плановая проверка!

За дверью послышались шорохи и глухое:

— Да пошли вы…

— Открывайте по-хорошему, или откроем по-плохому, — пообещал я.

За дверью соображали, что делать дальше. Но когда я решил переходить на плохой сценарий развития событий и попытаться выбить дверь плечом, щёлкнул замок.

Дверь приоткрылась на пару сантиметров, оттуда выглянул один из панков — с красным ирокезом, подбитым глазом и губой, залепленной пластырем. Видок как после бегства из вытрезвителя.