Дорога Токайдо - Робсон Сен-Клер Лючия - Страница 64

Кошечка брала уроки учения дзэн у духовного наставника своей матери, настоятеля храма Сэнгакудзи, и долгими часами занималась медитацией. Ей удалось остановить колесо, но теперь, как она ни старалась отогнать посторонние мысли, в ее сознание стала вторгаться озорная усмешка Мусуи, приподнимавшая угол его рта. Появлению поэта в ее внутреннем мире было так же невозможно помешать, как появлению на небе солнца, которое вот-вот должно было осветить новый день.

— Сэнсэй, у вашего слуги, которого вы назвали Синобу, есть одно лишь желание — отрубить голову гнусному подлецу.

«Ты должна увидеть плоды своих дел, — услышала Кошечка голос Мусуи так ясно, словно он стоял рядом с ней, перебирая четки и любуясь прекрасным видом. — Не тревожься о жизни: мир — лишь гостиница для путников. Путь — не средство дойти до конца. Путь — сам по себе цель».

Кошечка выдохнула столько воздуха, что ощутила себя пустой и легкой, и задержала дыхание перед тем, как сделать вдох. В этот миг она чувствовала себя так, словно могла не дышать совсем. Она была теперь совершенно спокойна и не чувствовала страха.

— Спасибо, сэнсэй, — прошептала беглянка.

Она сползла со своего каменного сиденья и присела около Касанэ. Крестьянка выглядела такой юной и невинной, что Кошечка вспомнила строки Басё. В своих странствиях он встретил розовощекую деревенскую девушку, «чудесную девушку по имени Касанэ». «Касанэ — левкой, необычное, милое имя», — писал он.

Глядя на свою спутницу. Кошечка осознала, что Касанэ тоже потеряла дом и дорогого ей человека и ее тоже преследуют враги. Беглянка поклялась себе, что немедленно исправится и возвысится душой.

— Сестренка! — ласково позвала она.

Касанэ мгновенно проснулась, вскочила на ноги, схватила свой сундучок и стала просовывать руки в его ремни.

— Извините, госпожа, я задержала вас! Простите, пожалуйста, хоть я и не заслуживаю прощения!

Касанэ вскинула на плечи скатку из циновок, Кошечка терпеливо помогла ей уложить их поудобнее.

— Пока я, недостойная, тратила время на сон, тот господин, которого вы любите, все глаза проглядел на дорогу.

— Не беспокойся, у нас есть время.

Кошечка вскинула на спину фуросики и взяла посох, который был прислонен к камню.

— Дэва майро? (Идем?)

Они не успели пройти по пустынной дороге и нескольких тё, как Кошечка почувствовала, что Касанэ робко тянет ее за рукав.

— Простите меня за грубость… — Деревенская девушка протянула ей круглый белый бумажный веер.

Кто-то написал на нем несколько строк хираганой[24] — слоговым письмом, которое употребляли женщины и малообразованные люди. Почерк был грубый, мужской. Кошечка с облегчением увидела, что в надписи нет ни угрозы, ни предупреждения.

— Откуда он у тебя?

— Я нашла его в своем сундучке. — Касанэ придвинулась ближе и заглянула Кошечке через плечо. — Что там написано?

— Это стихотворение. — «Стиль хромает, и написано с большой самонадеянностью», — мысленно добавила дочь князя, но придержала язык.

Кошечку, в общем, позабавила не совсем умелая, но искренняя попытка молодого человека, влюбившегося в пути, объясниться высоким слогом. Она прочла стихотворение вслух:

— Что это значит?

— У тебя, должно быть, завелся поклонник, и он, наверное, заплатил кому-нибудь из гостиничных слуг, чтобы тот засунул этот веер в твои вещи.

— Даме! (Невозможно!) — вырвалось у Касанэ. Она тут же прикрыла рот рукавом в ужасе от своей грубости.

— Возможно, это написал тот красивый молодой человек, который не сводил с тебя глаз вчера вечером в «Не ведай зла». Я думаю, смысл стихотворения в том, что твои холодные взгляды причинили ему боль.

— В самом деле? — Касанэ в смущении отвернулась и взмахнула рукой, словно отгоняя такую нелепую мысль. Но когда Кошечка вернула ей веер, дочь рыбака взяла его бережно и долго смотрела на него перед тем, как завернуть неожиданную находку в складку одежды и засунуть за пояс. — Вашей недостойной служанке еще никто никогда не присылал стихов, — застенчиво призналась она.

Непокорные жесткие пряди уже выбивались из прически симада, которую Ястребиха сделала ей накануне. Касанэ покрыла голову белым с синими пятнами платком, завязав его у основания круглого пучка волос. Платок снова придал ей вид грязеедки, какой она и была. Поверх него Касанэ надела большую соломенную шляпу паломницы. На ногах у нее были забрызганные грязью гетры из ткани и соломенные сандалии на голых ступнях. Она высоко подобрала сзади подол своей паломнической одежды и засунула его за пояс.

Паломническая одежда брата Касанэ ушла вместе с ним на дно морское, поэтому его подбитую ватой куртку Кошечка обменяла у Волны на два поношенных белых платья. Хозяйка гостиницы «Не ведай зла», похоже, хранила все, что попадалось ей в жизни под руку. Она завела Кошечку в маленькую кладовую и долго рылась в сундуках, разбрасывая одежду, пока не нашла эти белые наряды. Они остались после двух несчастных паломников, которые умерли в ее заведении, и Волна была рада избавиться от этой одежды и от злой силы, которая окружала ее.

Кошечка испытывала благодарность к судьбе и к Волне за то, что они подарили ей эти наряды: брат и сестра в неодинаковых одеждах вызывали бы подозрение. Все же она внимательно осмотрела ткань. По способу плетения нитей она поняла, что полотно соткано в Эдо. Два паломника из Кадзусы могли носить одежду из такой ткани.

Чтобы было легче идти, Кошечка тоже подоткнула подол, так что из-под него выглянули ее ноги в облегающих штанах брата Касанэ, а также старые таби. Обе спутницы привязали свои запасные сандалии к поясам. Обе опирались на посохи и накинули дорожные плащи, защищаясь от зимнего холода. Прохожему они действительно показались бы братом и сестрой.

Но Кошечка по-прежнему раздумывала о том, как убедить Касанэ расстаться с ней. Если крестьянку поймают вместе с Кошечкой на заставе, наказание будет ужасным. Кошечка решила втянуть крестьянку в разговор о ее семье и рыбацкой деревне, где она родилась. Может, Касанэ затоскует по дому настолько, что согласится вернуться туда? В любом случае Кошечка еще раз услышит ее произношение.

— Старшая сестра, расскажи мне о Сосновой деревне.

— Простите меня за грубость, но о ней нечего рассказать. Это бедное и скучное место.

Кошечка знала, что Касанэ права, и тщетно пыталась найти новую тему для разговора.

— У меня есть одна книга, — Касанэ заговорила сама, но так тихо, что Кошечка обернулась посмотреть, не отстала ли от нее спутница. Та прислонила свой сундучок к отвесной скале, отыскала в нем сплющенный томик и, очаровательно покраснев, подала ее своей госпоже.

Это оказалось дешевое издание «Весенних картинок» в переплете из толстого картона — из тех, что бродячие торговцы продавали по деревням. Деревянные доски, с которых делались оттиски страниц, были так изношены, что, хотя книга была новой, текст читался с большим трудом. Однако иллюстрации выглядели неплохо, правда, прически персонажей много месяцев как вышли из моды. На двенадцати сложенных гармошкой листах изображались во всех подробностях мужчины с детородными членами величиной со скумбрию, совокуплявшиеся с женщинами в акробатических позах. «Весенние картинки» были обычным подарком невестам при помолвке.

Кошечка перелистала книгу с веселым любопытством:

— Это что, подарок к помолвке?

— Мне подарила ее одна почтенная сваха. — В обычных условиях Касанэ никогда не заговорила бы о подобных вещах с человеком такого ранга, как Кошечка, но госпожа настойчиво задавала ей вопросы личного характера и этим временно отменила правила надлежащего поведения. — Мои родители наняли ее, чтобы просватать за какого-нибудь уважаемого человека из соседней деревни, — продолжала Касанэ. — Сваха сказала, что я, хотя и необразованная, но сильная и здоровая и в нашей семье не бывало сумасшедших, поэтому она нашла мне хорошего жениха. Нас собирались поженить после паломничества в Исэ. Его мать хотела, чтобы, когда весной станут сажать рис, я уже перешла к ним. — Касанэ покраснела еще гуще. — Я никогда не видела его, а теперь не увижу и вовсе.