Семь лет между нами (ЛП) - Постон Эшли - Страница 29

Джеймс выпрямился, сцепил длинные пальцы перед собой на столе.

— Я начну, спасибо, Лорен, — произнес он ровным, спокойным голосом и перевел свой серо-каменный взгляд на Дрю. — Я считаю, что еда должна быть опытом.

Я тут же выпрямилась. Я знала, что будет дальше. Знала, что он скажет про любовь в шоколаде, про уют в сливочном масле, про поэзию в специях — и, наверное, впервые с момента нашей встречи меня это по-настоящему обрадовало. Потому что это значило, что он не так уж изменился. Что лучшие его части все еще…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Любой может сделать сырный тост, любой может приготовить томатный суп, и с нужными инструментами, я уверен, любой сможет сделать это хорошо. Важна подача, — уверенно продолжил он. — Важен навык. Важно, как ты создаешь свое кулинарное искусство, ведь именно это делает блюдо по-настоящему запоминающимся.

Я вспомнила бутерброды с арахисовой пастой и джемом, которые делала моя тетя, и как Айван, которого я знала, тогда сказал, что это…

— Идеальная еда, — закончил он.

Нет. Нет, это было не так.

Я быстро опустила взгляд на распечатанное предложение передо мной. Дрю мягко улыбнулась мне, и я улыбнулась в ответ, кивнув, надеясь, что не выгляжу слишком растерянной.

Опыт? Навык? А как же воспоминания, истории — то, что делает еду особенной?

— Как вы могли заметить из нашего предложения, — продолжил он, — я ищу издательство, которое предложит столько же, сколько могу предложить я — будь то моя аудитория, связи в медиа, влияние в сети, — все это подробно изложено в документе. Эта книга рецептов выйдет одновременно с открытием моего ресторана в НоХо. В ней будут сезонные блюда и новые рецепты для тех, кто ищет интересные вкусы, и она стремится передать, что делает еду по-настоящему совершенной.

И в этот момент он украдкой посмотрел на меня.

Я не смогла встретиться с ним взглядом.

— Это очень хорошая идея для кулинарной книги, — сказала Дрю, нервно теребя уголок предложения. — И с идеальным фотографом мы сможем сделать страницы буквально живыми — вместе с вашими небольшими комментариями перед каждым блюдом, разумеется. Как в вашей статье для Eater.

— Рад, что вам понравилась статья, — ответил он с легкой улыбкой. — Я писал ее несколько лет назад.

И я задумалась, остался ли в нем хоть какой-то след того автора, потому что Дрю этого не сказала, но я отчетливо это слышала: в этом предложении было что-то… отстраненное. В нем чувствовалась полировка, но не было души. Все выглядело так идеально, что казалось почти недоступным. В той статье он вдохновенно говорил о еде, которая дарит уют, но здесь этого не было. У кого вообще дома хранится сухой лед для лапши? Или кто тратит три дня на приготовление соуса, чтобы потом просто капнуть его на стейк?

Я начинала понимать, почему Дрю сказала, что статья важнее. Тепло, забота, живость, которые были в ней, совсем не сочетались с этой безупречной, но холодной презентацией.

Всего шесть недель назад, или семь лет, если уж на то пошло, он с горящими глазами рассказывал мне про рецепт фахитас своего друга и про деда, который никогда не готовил один и тот же лимонный пирог дважды. Вот этот человек написал статью для Eater. А не тот, что сидел перед нами.

И его рецепты тогда не были спрятаны за невидимой стеной мастерства, недоступной для тех, кто не знает, что такое jus.

— Кажется, у вас есть что сказать, — Джеймс Эштон-Айван вдруг посмотрел на меня с непроницаемым выражением лица, откинувшись на спинку стула.

Я тут же взяла себя в руки.

— Нет, извините, — ответила я, и Дрю бросила на меня осторожный взгляд. — Это просто мое обычное выражение лица.

— А.

— Ну, у нас еще несколько встреч с издателями после этой, — сказала Лорен, собирая свои вещи, — но если вы заинтересованы, мы просим вас подать предварительное предложение до завтрашнего дня. Этот процесс будет немного… необычным.

Дрю и я переглянулись. Обычно все сводилось к предложению, иногда даже к аукциону, если было несколько заинтересованных сторон. А Лорен Пирсон любила аукционы. Я была уверена, что нам придется конкурировать с другими издательствами, так что меня удивило, что на этот раз все будет иначе.

— Мы проведем второй этап для всех серьезных претендентов — кулинарный мастер-класс, — продолжила Лорен. — В его рамках мы посмотрим, как команды издателей работают вместе. Ну и просто немного развлечемся. Затем мы выберем лучшее финальное предложение и примем решение.

Она сцепила пальцы на столе и с улыбкой посмотрела на нас.

— Возможно, вы задаетесь вопросом, почему мы усложняем процесс.

Да, именно так.

— И мне бы хотелось рассказать больше, — продолжила она, явно наслаждаясь тем, как играет с нашим любопытством, — но это всего лишь предварительная встреча. Мы внимательно изучим все части вашего предложения, и, скорее всего, если издательство покажет себя с креативной стороны и предложит что-то действительно интересное, его пригласят во второй тур.

Затем она встала, и Айван… нет, Джеймс, напомнила я себе, последовал за ней.

— Было приятно познакомиться, — сказал он Дрю и пожал ей руку. — Надеюсь, у нас будет шанс поработать вместе.

— Я тоже. У меня столько идей, что можно сделать с вами — разумеется, в профессиональном смысле, — ответила она.

Он усмехнулся, но его улыбка не коснулась глаз.

— В этом я не сомневаюсь.

Дрю последовала за агентом, провожая ее до холла, и внезапно я осталась наедине с Джеймсом.

Я быстро собрала бумаги и засунула их в блокнот, пытаясь уйти как можно быстрее, но выходить первой было бы невежливо, а он, похоже, вовсе не спешил.

В горле встал ком.

— Джеймс? — позвала его Лорен из коридора.

— Иду, — отозвался он и направился к двери, но, проходя мимо, вдруг слегка наклонился ко мне.

Я уловила запах его дорогого одеколона — древесный, терпкий.

И тогда он тихо, низким, глубоким голосом, от которого по коже пробежали мурашки, прошептал:

— Рад снова тебя видеть, Лимон.

А затем вышел из переговорной, оставив меня стоять там, с открытым ртом, смотрящую ему вслед.

20

Berried Alive

Среды у нас были посвящены трем вещам: дешевому вину и сырным тарелкам в Berried Alive — небольшом баре у здания Flatiron, оформленном в стиле смерти, но больше милом, чем мрачном, — и жалобам на прошедшую неделю. Фиона называла это «Вино и нытье», хотя в последнее время она обходилась без первой части — уже восемь месяцев. Теперь она просто копалась в сыре и с тоской рассказывала, как скучает по бокалу домашнего красного. Обычно мы собирались втроем — Фиона, Дрю и я, но на этой неделе у Джульетты был особенно ужасный период, так что мы пригласили ее присоединиться.

Бар был пуст, без каламбура, так что нам даже удалось занять наш любимый столик в форме черепа, и это невероятно развеселило Фиону. Она уселась прямо на верхушке черепа и хохотнула:

— Смотрите, девочки, у меня теперь есть голова!

Дрю в этот момент выглядела так, будто вот-вот уйдет в океан и не вернется.

Мы заказали, как всегда, сырные тарелки и дешевое вино, и начали нашу терапевтическую сессию «Вино и нытье», потому что, если уж честно, ни у одной из нас не было денег на настоящую терапию.

Я же, в свою очередь, мечтала провалиться под землю и больше никогда оттуда не вылезать.

С тех пор как вчера Джеймс, черт, он ведь потенциальный автор, сказал:

— Рад снова тебя видеть, Лимон.

Это значило, что он меня помнит.

Я умела справляться с кучей сложных ситуаций. Я знала, какие номера звонить, если авторы застряли в аэропорту, знала, к каким журналистам идти за эксклюзивами, знала, как правильно начинать переговоры, какие слова сказать, чтобы расположить к себе собеседника. Но ничего из этого не помогало сейчас.

(function(w, d, c, s, t){ w[c] = w[c] || []; w[c].push(function(){ gnezdo.create({ tizerId: 364031, containerId: 'containerId364031' }); }); })(window, document, 'gnezdoAsyncCallbacks');

Я снова и снова прокручивала вчерашнюю встречу в голове, пытаясь разглядеть в Джеймсе Эштоне того Айвана, которого я знала. То, как он контролировал комнату с самого начала, как завладевал вниманием — это было до раздражения притягательно. И при этом недосягаемо.