Паутина (СИ) - Костадинова Весела - Страница 3

- Мам, я дома, - я зашла на просторную кухню, жадно вдыхая аппетитные запахи готовящейся курицы и печенья. – Папа уже приехал?

Она обернулась ко мне, невольно заставив нахмуриться. Ее поджатые губы говорили о явном недовольстве.

— Да, он вернулся час назад, теперь сидит у себя, что-то пишет. Опять с головой ушёл в свои бумаги, но обещал ужинать вместе.

- Мам, вы опять поссорились? – тихо спросила я.

- Нет, - ответила она, отворачиваясь к плите.

У меня тоскливо сжалось сердце. Я не понимала, что происходит в нашей семье, но последнее время ссоры папы и мама значительно участились.

Ни говоря ни слова проследовала в кабинет отца, надеясь, что он не слишком занят и сможет поговорить со мной.

- Пап, - постучалась в массивную деревянную дверь со стеклянными витражами, - занят?

На мой голос он поднял голову и улыбнулся. Улыбка получилась слегка рассеянной, вымученной и даже виноватой.

- Нет, зайчонок, заходи.

Я любила папин кабинет. Любила янтарное дерево массивных шкафов, их стеклянные блики на паркетном полу, любила запах книг и гербариев, висевших на стенах – подарок одной его студентки – ботаника. Каждый год на его день рождения она присылала новый гербарий, собранный в каком-нибудь уголке мира: из тропических лесов Амазонии, горных хребтов Кавказа или пустынь Африки. Я всегда с интересом разглядывала эти подарки, удивляясь тому, как природа умудряется создавать такую хрупкую и одновременно совершенную красоту. Любила слушать, как он стучит по клавишам своего ноутбука, готовясь к лекциям или печатая новую научную статью.

Наверное, я была той самом папиной дочкой из шуток и мемов. Я и похожа была в большей степени на него, чем на маму, с ее яркой красотой жгучей брюнетки.

Мы с папой были другими. Даже в свои 60 он выглядел подтянуто и молодо, а седина в светло-русых волосах придавала ему только больше шарма и обаяния. Высокий, с идеальной выправкой военного – сказались несколько лет службы в органах – он до сих пор вызывал вздохи восхищения у своих студенток, чем последнее время невероятно злил маму.

Мы оба не понимали, что с ней происходит, почему она стала устраивать отцу ссоры едва ли каждую неделю, придираясь то к тому, что он задерживается на работе, то к его спокойному и ровному отношению к ней, то еще к каким-нибудь мелочам.

Я несколько раз пыталась поговорить с мамой, понять ее настроение, объяснить ей, что именно работа отца позволяет нам жить в нашем тесном, уютном домашнем мире, но она тут же обвинила меня в том, что я выгораживаю отца, а он настраивает меня против нее.

- Что случилось пап? – тихо спросила, поцеловав его в макушку и присаживаясь в кресло напротив.

- Все тоже самое, зайчонок. Ума не приложу, с чего Клара решила, что я перестал ее любить. Странное у меня чувство, заяц, что кто-то настраивает ее против меня, - устало потер он переносицу. – Да еще и эта ее идея фикс, что тебе обязательно нужно удачно замуж выйти….

Сначала это были безобидные шутки, от которых можно было отмахнуться с улыбкой. Потом начались разговоры по душам, когда мама старалась убедить меня, что «всё это только для твоего же блага». Теперь же её мнение стало настолько твёрдым, что любое сопротивление воспринималось ею как недопустимое упрямство. Мама всё чаще говорила мне в лоб, что удачное замужество — единственная достойная перспектива для такой, как я.

Эти слова звучали обидно, и они глубоко ранили меня. Я знала, что мама не желала мне зла, но её представление о «достойной жизни» было словно списано с какого-то старого учебника или женского романа, где счастье женщины измерялось кольцом на пальце.

Да, я не обладала яркой внешностью, как она. У меня не было её изящных, гибких форм или той лёгкой уверенности, с которой она входила в любую комнату, моментально притягивая взгляды. Я была обычной двадцатилетней девушкой. Светло-русые волосы, россыпь веснушек на лице, серые глаза. В зеркале , когда я видела свое отражение, не чувствовала себя уродливой, но её слова заставляли меня сомневаться.

- Пап, может… я не знаю. Вам к психологу сходить, - осторожно предложила я, вздохнув. – Это ведь не нормально, что в наше время мама считает меня больше ни на что не годной, а тебя…. Вообще непонятно кем.

- Предлагал, - отец откинулся на спинку стула и устало закрыл глаза. – Отказалась. Ох, не нравится мне это…. Ладно, - махнул он рукой, - разберемся. Лучше расскажи, что у тебя.

- Я попала на практику к Шелиге, - довольно выдала я отцу.

- Доломала таки старого барана, - криво усмехнулся он, и я невольно залюбовалась его красивым лицом.

- Ага. Пап, только, пожалуйста, не говорил ему ничего. Он же не знает, что я – твоя дочь.

- Лиана, - папа по привычке наклонился ко мне и потрепал по коротким волосам, - мы с тобой обо всем уже договорились. Я не стану лезть в твою жизнь и карьеру, да и не собирался это делать. Либо ты сама достигнешь успеха, либо сама поймешь, что биология – не для тебя. Однако, - вздохнул он, - кое-что мне сделать все-таки пришлось….

- Пааап, не пугай меня.

Отец, вместо ответа, хитро прищурился и вдруг спросил прямо:

— Ты своего нового декана уже видела?

Я закатила глаза, решив, что даже папа теперь решил подхватить эту тему.

— Ой, да ладно! Пап, и ты туда же! Нет, не видела. Увижу на лекциях через неделю.

- Увидишь сегодня, на ужине, - ответил он, виновато улыбаясь.

— Нет! — вырвалось у меня, прежде чем я успела подумать. — Пап, нет!

Я резко выпрямилась в кресле, чувствуя, как гнев и отчаяние начинают кипеть внутри.

— Я столько сил приложила, чтобы меня не считали только твоей дочерью, приложением к тебе. Пап, я поменяла фамилию на мамину, я сама поступила в университет, я сама пробивалась. Ни разу — ни одного раза — я не пришла к тебе за помощью! А теперь ты просто откроешь ему, что я – твоя дочь? Перечеркнув все, что я делала последние годы?

- Во-первых, Лиана, перестань кричать, - своих фирменным профессорским тоном велел он. – Во-вторых, Игорь Андреевич – сам сын профессора, и моего старого коллеги. Уж кто-кто, а он прекрасно знает, что значит носить известную фамилию. Ты думаешь, ты одна сталкиваешься с этим? Нет, Лиана. Он вырос с этой ношей и знает, каково это.

Я молчала, пытаясь осознать его слова, но отец продолжал, голос его звучал мягче, но не менее уверенно:

— Не думаю, что то, что ты моя дочь, как-то повлияет на ваши отношения. Роменский — не тот человек.

Его последние слова повисли в воздухе. Я впервые услышала фамилию нового декана и вздрогнула.

- Он – сын Андрея Роменского? Того самого Андрея Роменского?

- Вот именно, заяц. Того самого Андрея Роменского, чьи работы заставили тебя влюбиться в биологию. Ну помимо моего скромного влияния, - с усмешкой добавил папа. – Игорь тайну не выдаст. По крайней меря я помню этого сопляка вполне вменяемым и принципиальным парнем.

— Сопляка? — недоверчиво переспросила я, чувствуя, как тень улыбки начинает красться к уголкам моих губ.

— Ну да, — папа развёл руками, изображая невинность. — Когда я его видел последний раз, ему было лет двадцать. Щуплый, в очках, с неуклюжей походкой. Но даже тогда он был умнее половины профессоров на кафедре. Боже, это было 16 лет назад….

Я скептически фыркнула, пытаясь представить, как тот «щуплый парень» превратился в человека, которого теперь называют деканом и который вызывает спазмы матки у всей женской половины университета.

— А почему, пап… почему он здесь, у нас? — осторожно спросила я, подбирая слова. — Он же из Москвы переехал... Что случилось?

Папа пожал плечами, его лицо приняло равнодушно-спокойное выражение, но я знала, что это была его привычка, когда он не хотел углубляться в чужие дела.

— Понятия не имею, зайчонок. Да и спрашивать не стану. Переехал и переехал. У каждого свои причины.

Он сделал паузу, взглянув на меня с тёплой улыбкой:

— Я вот тоже в белокаменную не рвусь, хоть и предлагали не раз. Так что, заяц, готовься. Вечером познакомитесь. Будет о чем поведать подружкам. Дашка согласилась?