Метрополис - Харбоу Теа фон - Страница 9

И одно слово повторялось вновь и вновь. Из незримых источников выстреливал вверх световой сноп, достигал высшей точки, рассыпа́лся и, переливаясь всеми цветами радуги, буквами стекал с бархатно-черного неба Метрополиса.

Буквы слагались в слово: «Иосивара»…

Что это – «Иосивара»?..

В решетчатой конструкции эстакады вниз головой, покачиваясь на сгибах коленей, висел желтокожий парень и бросал вниз, на двойную вереницу авто, белые листовки, снежным вихрем кружившие в воздухе.

Порхая, они падали на дорогу. Взгляд Георгия выхватил одну. Крупные причудливые буквы: « Иосивара».

На одном из перекрестков авто затормозило. Желтокожие парни в пестрых, расшитых шелковых блузах ловко, словно угри, шныряли в двенадцатишереножных рядах ожидающих машин. Один вскочил на подножку черного автомобиля, в котором сидел Георгий. Секунду ухмыляющаяся желтая физиономия глядела в молодое, совершенно белое, растерянное лицо.

В окно влетела целая пачка листовок, упала на колени Георгия и ему под ноги. Он машинально наклонился и поднял несколько.

На листках, от которых разило едким, сладковато-горьким, расслабляющим ароматом, крупными, словно бы магическими буквами было написано: «Иосивара»…

В горле у Георгия совершенно пересохло. Язык во рту тоже тяжелый, иссохший, он облизнул шершавые губы.

Кто-то говорил ему: «Денег в моих карманах найдется предостаточно…»

Денег предостаточно… для чего? Чтобы рывком притянуть к себе этот город… этот огромный небесно-адский город, обхватить его руками и ногами, отчаиваясь от бессилия завладеть им, отдаться ему… возьми меня!.. возьми!.. Ощутить у своих губ полную чашу… и пить, пить… не переводя дух, приникнув к краю чаши… соперничая вечной, вечной ненасытностью с вечной переполненностью, неисчерпаемостью чаши дурмана…

О Метрополис!.. Метрополис!..

Денег предостаточно…

Странный звук вырвался из горла Георгия – не то хрип человека, который знает, что спит и хочет проснуться… не то гортанный рык хищного зверя, чующего кровь. Рука его отшвырнула листок и схватила снова. Скомкала горячими скрюченными пальцами.

Он повертел головой, будто искал выход и все же боялся найти его…

Совсем рядом огромной, черно-блестящей тенью бесшумно скользило другое авто, четырехколесный, украшенный цветами, озаренный матовыми лампами приют женщины. Георгий видел эту женщину очень отчетливо. И женщина смотрела на него. В подушках авто она не сидела, а скорее полулежала, целиком закутанная в сияющий плащ, из которого матовой белизною лебяжьего пера выглядывало обнаженное плечо.

Умопомрачительный макияж – она будто хотела быть не человеком, не женщиной, а диковинным зверьком, готовым то ли к игре, то ли к убийству.

Спокойно глядя на Георгия, она медленно высвободила из складок плаща узкую, искрящуюся драгоценностями руку, матово-белую, как и плечо, и принялась небрежно обмахиваться одним из листков, на которых стояло слово «Иосивара»…

– Нет!.. – Тяжело дыша, он утер потный лоб. От тонкой, непривычной ткани, которой он промокнул лоб, веяло прохладой.

Глаза смотрели на него. Затуманенные глаза. На накрашенных губах – всеведущая улыбка.

С хриплым вздохом Георгий хотел было распахнуть дверцу, выскочить на улицу. Но движение авто отбросило его назад, в подушки. Он стиснул кулаки, прижал их к глазам. Смутно, расплывчато в голове промелькнул образ: маленькая, мощная машина, не больше пятилетнего ребенка. Короткие руки безостановочно двигались вперед-назад, вперед-назад… Ухмыляясь, поднялась опущенная на грудь голова…

– Нет!.. – выкрикнул он, хлопнул в ладоши и рассмеялся. Он избавился от машины. Поменялся жизнью.

Поменялся – с кем?

С тем, кто сказал ему: «Денег в моих карманах найдется предостаточно…»

Он запрокинул голову, уставился в нависший над ним потолок.

На потолке пылало:

«Иосивара»…

Это слово, «Иосивара», обернулось ракетами света, которые искрились вокруг, не давали пошевелиться. Он замер, весь в холодном поту. Пальцы впились в кожу подушек. Спина оцепенела, позвоночник словно из холодной стали. Зубы стучали.

– Нет! – Георгий отнял кулаки от глаз. Но перед устремленными в пустоту глазами пылало:

«Иосивара»…

Воздух полнился музыкой, что выплескивалась в ночные улицы из огромных громкоговорителей. Слишком громкая музыка, зажигательный ритм, кричащее, хлесткое веселье…

– Нет!.. – прохрипел Георгий. Кровь крупными каплями текла из прокушенных губ.

Ракета взметнулась ввысь, написала в небе над Метрополисом:

«Иосивара»…

Он открыл окно. Дивный город Метрополис, плясавший в дурмане света, ринулся ему навстречу, будто он один – единственно любимый, единственно ожидаемый. Он высунулся из окна и выкрикнул:

– «Иосивара»!..

Упал назад, в подушки. Авто мягко свернуло в новом направлении.

Ракета взметнулась ввысь и снова написала в небе над Метрополисом:

«Иосивара»…

IV

Был в великом Метрополисе дом, возрастом превосходивший город. Многие говорили, что он даже старше Собора и что еще до того, как Архангел Михаил поднял голос в соперничестве за Бога, дом этот уже существовал и в зловещей мрачности тусклым взором презрительно взирал на Собор.

Он пережил времена дыма и копоти. Каждый год, проходивший над городом, словно бы заползал, умирая, в этот дом, так что в конце концов он сделался кладбищем времен, гробом, полным мертвых десятилетий.

В черной древесине дверей выдавлен медно-красный, загадочный оттиск – печать Соломона, пентаграмма.

Говорили, будто некий маг, явившийся с Востока (по следам его красных башмаков шла чума), выстроил этот дом за семь ночей. Но городские каменщики и плотники знать не знали, кто сложил стены и поставил крышу. Ни напутствие мастера, ни украшенный лентами букет не освятили по благочестивому обычаю завершение постройки. Городская хроника не сообщала, когда умер маг и как. Просто однажды местные обитатели с удивлением сообразили, что красные башмаки мага давненько уже не ступали по ужасным городским мостовым. Люди проникли в дом, но не нашли там ни одной живой души. Хотя комнаты, куда ни днем, ни ночью не заглядывали лучи великих небесных светил, казалось, погружены в сон и ждут своего хозяина. Пергаменты и фолианты лежали раскрытые, под покровом серебристо-серого бархата пыли.

На всех дверях – медно-красный, загадочный оттиск, печать Соломона, пентаграмма.

Затем настало время, когда старое принялись разрушать. Вот и объявили: этот дом должен умереть! Но дом, что был сильнее времени, оказался и сильнее слов. Людей, прикоснувшихся к его стенам, он убивал внезапно рухнувшими камнями. Разверзал пол у них под ногами, и они падали в бездну, о которой никто дотоле не ведал. Казалось, чума, некогда шедшая по следам красных башмаков мага, до сих пор таилась в закоулках узкого дома и исподтишка, со спины, нападала на людей. Они умирали, и ни один лекарь не мог определить недуг. Дом так стойко и с такою силой оборонялся от разрушения, что слава о его злой силе вышла за пределы города, разнеслась далеко по округе и в конце концов не осталось ни одного порядочного человека, который дерзнул бы вступить с ним в борьбу. Мало того, даже воры и мошенники, которым указом обещали помилование, коли они изъявят готовность разрушить дом мага, предпочитали позорный столб, а то и плаху, лишь бы не попасть во власть этих жутких стен, этих дверей без ручек, запечатанных печатью Соломона.

Городок вокруг Собора стал большим городом, разросся до Метрополиса и центра всего мира.

И вот однажды явился из дальних краев какой-то человек, увидел дом и сказал: «Он-то мне и нужен».

Ему поведали историю дома. Он не улыбнулся. И настоял на своем: купил дом, считай, за бесценок, сразу же там поселился и переделывать ничего не стал.

Ротванг – так звался этот человек. Знали его немногие. Один только Иох Фредерсен был очень хорошо с ним знаком. И понимал: легче вступить в борьбу с сектой готиков за Собор, чем с Ротвангом за дом мага.