Русь. Строительство империи 4 (СИ) - Гросов Виктор - Страница 42

— Так не заметят, — Добрыня пожимает плечами. — Я ребят знаю, тихо пойдут.

— А если не тихо? — я хмыкаю. — Если этот гад ее на стену вытащит и при всех глотку вскроет?

Он молчит. Знает, что прав я. Ратибор кивает, а Такшонь ухмыляется.

— Что смешного, венгр? — рычу я, поворачиваясь к нему.

— Да ты, княже, так печешься о бабе, — Такшонь хлопает себя по колену. — То ли дело — ворота вынести да башку Рогволоду оттяпать. А сколько добра можно будет урвать с полочан? Это ж сказка. Ну помрет одна баба из-за этого. И что?

— Я своих людей на злато не меняю! — я встал нахмурившись. — Ты это запомни.

Такшонь прищуривается, но молчит. Видать, понял, что я не в настроении его венгерские байки слушать. Добрыня кашляет в кулак, пытаясь призвать меня к холодной голове и остыть.

— Есть ход другой, — тихо говорит Ратибор. — Не штурм, не диверсия. Хитрость нужна. Духи шепчут: обманешь врага — живыми все будут.

— Здесь поподробнее, — я сажусь обратно и смотрю на него. — О чем речь?

Он не отвечает, только ухмыляется и пожимает плечами.

— Дык, придумать надо.

Я отворачиваюсь. Хитрость… Легко сказать. И тут в углу шатра раздается голосок, с ехидцей такой, будто девка с базара дразнится.

— Хочешь тайну Полоцка, княже? — Вежа вдруг сама появилась.Золотистая, с длинной косой, улыбается, как кошка над сметаной. — За каких-то 5 000 очков влияния я шепну тебе кое-что вкусное.

Я аж замер. 5 000 очков — это не так уж и много. Оно того стоит. Скрепя сердце, киваю сам себе.

«Ладно», — бурчу мысленно. — «Давай свою тайну, вымогательница».

«Ой, какой грубый», — Вежа хихикает. — «Слушай внимательно, княже. Есть под Полоцком тоннель. Начинается в лесу, за старым дубом, что с выжженной корой. Ведет за стену подо рвом, прямо в подвал кузницы, у южной стены. Узкий, вонючий, но пролезешь. Только не благодари, я ж добрая».

Голос стихает и образ исчезает. А я сижу с открытым ртом. Это сейчас что было? Система сама вмешалась в планирование моих поступков? Но почему? Что случилось?

А тут еще и такая новость. Тоннель. Под городом. Это ж выход! Если это правда — могу внутрь пробраться, Веславу вытащить, а там и Рогволода прижать. Но если нет? Если засада там? Очки-то уже сняла, зараза, баланс в голове мигнул — 23 316 стало, было на 5 тысяч больше.

— Княже, ты чего? — Добрыня смотрит на меня нахмурившись. — Что бормочешь?

— С самим собой, — отмахиваюсь я и резко встаю. — Есть дело. Ратибор, зови лазутчиков, самых шустрых. Надо лес обшарить, за южным склоном. Дуб там ищем, старый, горелый. И ход под землей.

— Ход? — Такшонь прищурился. — Это что, княже, втихаря город брать собрался?

— А ты думал, я воинами стены ломать буду? — хмыкаю я. — Сиди пока, Такшонь, пей мед свой. Венгры твои пригодятся еще.

Он весело смеется. Ратибор кивает и уходит за ребятами. Добрыня смотрит на меня, будто понять пытается, что я задумал. А я стою, кинжал Веславы в руках кручу и думаю: если тоннель существует, то я этого Рогволода голыми руками удавлю. И Веславу вытащу. А если нет? Ведь неспроста Вежа без моего прямого призыва выдала этц информациб?

Снаружи завывает ветер, шатер трясет. Лазутчиков в итоге я отправил. Они скоро вернутся.

Утро пришло сырое, с туманом. Я стою у шатра, смотрю на Полоцк вдали — его стены торчат из дымки, будто зубы гнилые. Лазутчики вернулись ночью, шепнули: тоннель есть, узкий, воняет тухлятиной, но пройти можно.

Теперь надо Рогволода с толку сбить, чтоб он Веславу не тронул, а я пока внутрь пролезу. Штурм с катапультами — верный провал затеи, а мне Веслава живая нужна, а не в виде похоронного подарка.

Вызываю Такшоня с Добрыней, те притопали быстро. Объясняю им задумку — без лишних слов, по-простому.

— Такшонь, бери своих венгров, иди к западным воротам, — говорю я, тыча пальцем в карту на шкуре. — Шумите, копьями махайте, стройте там херабору какую-нибудь, будто укрепления. Но без катапульт. Чтобы выглядело грозно, но в бой не лезь.

— Это что скоморошью забаву играть? — Такшонь скалится. — Мои ребята добычу хотят.

— Добычу свою в Полоцке возьмешь, когда я его открою, — отрезал я.

Он хмыкает, но кивает. Поворачиваюсь к Добрыне.

— А ты, брат, с ополченцами на юг иди. Маршируйте туда-сюда, стройтесь, будто атаку готовите. Пусть Рогволод голову ломает, куда я ударю. Главное — стены не трогайте, Веславу спугнем.

— Не сложно. Сделаем, — Добрыня кивает, теребонькая бороду. — А ты сам что?

— Я ночью полезу, — бурчу я, не вдаваясь в детали. — Вы мне время дайте, чтоб этот гад отвлекся.

Добрыня долго на меня смотрит, будто вынюхивает подвох. Знает, что я упрямый. Такшонь смеется. Вот поражаюсь его беззаботности.

— Ну, княже, ты затейник! Ладно, пошумлю я у ворот. Только если они с перепугу обделаются, я не виноват.

— Идите, время теряем, — откликнулся я.

Они ушли, а я смотрю на карту. Полоцк, как крепкий орех — снаружи не расколешь, а внутри, может, и гниль найдется. Главное — Рогволода обмануть, чтобы он силы свои распылил, а Веславу не тронул.

К полудню все закрутилось. Такшонь со своими венграми у западных ворот устроил цирк — орут, мечами стучат, какие-то бревна таскают, будто частокол лепят. Его конники скачут вокруг, пыль поднимают. Со стен Полоцка трубы загудели, видать, Рогволод засуетился. Добрыня с ополченцами на юге тоже не подкачал — выстроил их в три ряда, щитами гремят и топают. А ополченцы-то — половина вчера с сохой ходила, но с виду грозно так смотрят.

Я с холма смотрю на исполнение своей задумки. На стенах Полоцка движуха пошла: лучники бегают, стража суетится, Рогволод, поди, голову чешет — откуда ждать удара? А удара-то нет, ха! Пусть помучается. Главное — Веславу не тронул. Если он ее на стену вытащит или еще какую пакость удумает, придется сжечь город дотла. Но пока вроде тихо — ни криков, ни ее силуэта на башне. Может, и выйдет моя хитрость.

К вечеру лазутчики вернулись, рожи чумазые, но довольные. Один, худой, с бороденкой клочковатой, докладывает:

— Тоннель тот — правда, княже. Узкий, воняет, как в выгребной яме, но пролезть можно. В кузницу выходит, там подвал старый, досками завален. Кузнецы, видать, не знают даже. Мы через подпол смотрели на них. Все без обмана. Тайный проход действует.

— Сколько там кузнецов?

— Трое, — отвечает он. — Два молодых, один старый, с бородой седой. Дрыхнут сейчас, горн потух.

— Отлично, — киваю я. — Ночью пойдем. Готовьтесь. И тихо, чтоб мышь не пискнула.

Он кивает и уходит. Я сажусь, выдыхаю. Тоннель — это шанс. Если ночью проберусь, Рогволода прижму к ногтю, а Веславу вытащу.

А если засада? А если кузнецы проснутся и шум поднимут? А если Рогволод Веславу уже прикончил? Нет, не думаю об этом. Она жива. Иначе бы Вежа не давала бы мне такую жирную подсказку в виде тоннеля. Но сам факт этого «рояля» меня напрягает. Тут явно что-то не чисто.

Снаружи гудит лагерь — венгры Такшоня орут песни, Добрыня орет на ополченцев, чтоб строй держали. Я ухмыляюсь: спектакль удался.

Сижу, топор точу. Камень по лезвию скрежещет, искры мелкие летят.

Ночь накрыла Полоцк, как черный плащ — ни луны, ни звезд, только ветер воет. Я стою у входа в тоннель, в лесу за старым дубом. Дерево здоровое, кора обожженная, будто молния в него когда-то шарахнула. Внизу дыра — узкая, воняет, аж нос воротит. Ратибор рядом, рожа спокойная, как у монаха, а за ним пятеро лазутчиков — шустрые ребята, с ножами да веревками. Дружина осталась в лагере, Такшонь с Добрыней спектаклем руководят, а я тут, в этой щели.

— Готовы? — бурчу я, топор за пояс затыкая. — И тихо. Один звук — и хана нам.

— Пройдем, княже, — Ратибор кивает, глаза блестят в темноте. — Духи путь стерегут.

— Ох уж твои духи, — фыркаю я под улыбки своих лазутчиков.

Я спускаюсь первым, ноги скользят по глине, вонь такая, что глаза слезятся. Тоннель тесный, плечи цепляют стены, бронька скрипит. За мной Ратибор, потом остальные — слышу, как дышат и пыхтят. Мы ползем долго, минут двадцать, пока впереди не забрезжил тусклый свет. Подвал кузницы. Выбираюсь, оглядываюсь — доски гнилые, рухлядь какая-то, и три силуэта у стены. Кузнецы, спят. Храпят, как кабаны. Один седой, двое молодых, горн рядом потухший, угли едва тлеют.