Драконьи булочки (СИ) - Петровичева Лариса - Страница 7

И его сердце было разбито, как витрина.

– Мне очень жаль, – с искренним сочувствием сказала я. Оран вздохнул.

– Теперь все это только выбросить, – произнес он. – Вы знаете, со мной произошла одна история, когда я странствовал. Одна барышня бросила краюху хлеба на землю. А потом наступила на нее, чтобы не замарать туфельки в луже.

Он сгрузил стекло в мусорный ящик и с нескрываемой болью отправил туда выпечку.

– И это вас шокировало, – вздохнула я. – И не только вас.

Оран кивнул.

– Знаете, почему нельзя бросать хлеб на землю? – спросил он так, будто мой ответ был для него важен. – Портить еду?

Наверно, по той же причине, по которой нельзя было отправлять просроченные лекарства в больницы. Есть вещи, которые делать нельзя просто потому, что нельзя.

– Потому что хлеб это святыня, – ответила я. – И однажды его могут у нас отнять. И хорошо, если не навсегда.

Оран снова качнул головой. Принялся разбирать витрину.

– Верно. Для той барышни это была просто краюха хлеба, которого у нее много. А для меня – несколько часов жизни. И она бросила эти часы в грязь ради чистоты туфелек.

Мне сделалось жаль его. Очень жаль.

Оран потерял все, что у него было – и нашел то, от чего никогда бы не отказался. Он, дракон, существо с вершины мира, понял и принял всем сердцем то, для чего живут люди.

Простые истины, затертые так, что почти утратили смысл и суть.

Алпин вернулся в пекарню, оставив Большого Джона скандалить дальше – гном вошел во вкус и теперь перебирал всю родню госпожи Тоуль, раскладывая дедов и прадедов с точки зрения порядочности и общественной пользы. Со всех сторон выходило, что уж точно не женщине из семьи Тоуль делать мне замечания.

– Господа, наши дела полное дерьмо, – откровенно сообщил Алпин. – Вдова уже кричит о бойкоте пекарни. А почтмейстер задумался, не открыть ли собственное заведение.

– Пока он соберется да откроет, уже полгода пройдет, – вздохнула я. – У него дома маленькая печь, большие объемы не потянет.

Я потянулась было к одному из осколков стекла, что остался на витрине, но Оран выбросил руку вперед и сжал мои пальцы.

– Не надо, порежетесь, – произнес он.

А я замерла, забыв, кажется, как дышать.

Ко мне никогда не прикасался дракон. У него были сильные сухие пальцы, твердые и гладкие, и под упругой кожей текли струйки пламени. И что-то во мне вдруг пришло в движение и потекло навстречу этому огню – скрытому в далекой глубине, запечатанному проклятием так, что никогда не освободиться.

– Порежетесь, – глухо повторил Оран и убрал руку. Я невольно вздохнула с облегчением, не понимая, что это вообще было, и почему вся моя душа вдруг потянулась к этому прикосновению.

Пресвятые небеса, я давно не была так взволнована!

– И все-таки, – Алпин мрачно посмотрел в сторону дверей: Большой Джон продолжал скандалить возле входа в пекарню, отбрехиваясь от вдовы, и снаружи уже собралась приличного вида толпа. Кто-то поддерживал вдову, в основном, немолодые дамы, а кто-то был и на стороне гнома. Перепалка получилась, что надо. – Надо что-то делать. Если Спелл и правда решит открывать пекарню, к нему пойдут просто из вредности. А если его племянник, докторишка недоделанный, решит поучаствовать, то в наших булках найдут яд, которого там нет!

Да, все это выглядело очень похожим на правду. Я даже пожалела, что вернулась в Шин – теперь дело, которое должно меня кормить, может рухнуть.

Но я ему, конечно, не позволю. Справимся.

– Позови-ка Джона, – посоветовала я. – Хватит ему там глотку драть. Давайте лучше подумаем, что нам всем теперь делать.

***

Постепенно скандал утих, и люди начали расходиться по своим делам, поглядывая в сторону пекарни с самыми разными эмоциями на лицах. Оран и Алпин полностью разобрали разбитую витрину, и Большой Джон заметил:

– А у нее в сумке кирпич, не иначе. Как раз на такой вот случай. Ну ладно, я все починю, у меня руки нужным концом вставлены.

Гномы известные мастера, они умеют сделать любой ремонт, даже если никогда не работали, например, с камнем. Их ведет чутье мастерового человека – тоже в каком-то смысле творчество и талант.

– Так что там? – спросила я. – Дядюшка Спелл решил стать из плохого почтмейстера плохим пекарем?

Спелл всегда приносил измятые письма и газеты, которые выглядели так, словно на них переночевал горный тролль. О пунктуальности и доставке вовремя и речи не шло, но нам приходилось довольствоваться тем, что есть. Письма не вскрывались, посылки не потрошились, и на том спасибо.

– Ну, он предположил, – сказал Алпин. – Мол, выпечка хлеба выгодное дело, почему бы и не попробовать?

Я нахмурилась. Пока это предположил только Спелл с маленькой печью. А что, если об этом задумается, например, госпожа Монтегю? Она любит выпечку и с удовольствием ей занимается, печка у нее большая, да и денег много, чтобы развернуться.

– Давайте смотреть, что у нас есть, – вздохнула я, облокотившись о прилавок. – Качество – раз. Лицензии – два. Знания и опыт – три. Привычка людей покупать хлеб именно здесь… здравствуй, Мэри!

Мэри Лукас, моя одноклассница, вошла в пекарню. В руке она несла корзинку с сырной головой, бутылкой молока и ветчиной, завернутой в бумагу, за темную пышную юбку держались детские руки – близнецы Дил и Гил крутили головами, глядя по сторонам.

– Мам, тут длака была! – сообщил Гил.

– Привет, Джина! – улыбнулась Мэри. Отлично, еще не весь поселок против меня. – Как ты?

– Было грустно, но тут пришла ты, и все изменилось, – я улыбнулась в ответ. – Что тебе посоветовать?

– Ржаные багеты с чесноком и зеленью, – ответила Мэри и медленно проговорила, глядя на пустой прилавок: – А выпечка…

Я вздохнула.

– Выпечку разгромила вдова Тимоти, витрину будем менять. Но если ты подождешь, мы что-нибудь придумаем.

Оран кивнул, заглянул в пекарню и коротко ответил:

– Пять минут. Круассаны с шоколадом.

Мэри улыбнулась.

– Отлично, мой Бен их просто обожает. Джина, а это правда, что ты развелась?

Я кивнула.

– Да. Правда. Мой муж мне изменил, и я застала его… в процессе, скажем так.

Мэри сокрушенно покачала головой. Они с Беном были парочкой с первого класса школы. Пример любви и верности для всех, так их называли в Шине.

– Бессовестный какой, – вздохнула она. – Нет, что бы там ни кричали на улице, я считаю, ты правильно сделала. Сейчас он изменяет, а потом что? Колотить тебя начнет? Ничего хорошего уже не дождешься.

– Вот именно, – кивнула я. – Что там, дядюшка Спелл хочет стать пекарем?

Мэри рассмеялась и махнула рукой.

– У него всегда так. Он то пекарем хочет стать, то змееловом, лишь бы не работать, – она понизила голос и поинтересовалась, глядя на Орана, который выносил поднос с пряниками: – А правда, что Оран выкинул вдову Тимоти?

Я утвердительно качнула головой.

– Так и было. Он едва не вспыхнул, когда она разбила витрину. Скрутил ее, не хуже чем шеф Ристерд пьяниц в пабе скручивает!

– Вот нахалка! – воскликнула Мэри и добавила уже тише: – А знаешь, ты бы присмотрелась к нему. Он со своими странностями, но мне кажется, он очень хороший человек.

Оран ушел к печи за круассанами, и я услышала его негромкий разговор с Большим Джоном и Алпином. Присмотреться… ох, нет, лучше не думать об этом. Мне и так не по себе, когда он рядом. Все в душе так и поднимается, в ушах пробуждается звон колокольчиков и зима вдруг делается похожей на весну.

Оран… Такой странный. Такой загадочный и сильный.

– Спасибо, – вздохнула я. – Но мне надо опомниться после измены мужа и готовиться к разводу и суду. Я пока ни о чем думать не могу, какие уж тут новые отношения.

Да и не будет у нас никаких отношений. Я человек. Оран дракон, хоть и с проклятием. Между нами пропасть.

Оран вынес круассаны, Мэри понимающе улыбнулась и положила на поднос несколько монет. Я протянула ей бумажный пакет с покупками и сказала: