Измена. Предательство (не) прощается - Вуд Марина - Страница 5

— Мам, а когда папа придет? — неожиданно раздается её голосок, пронзающий тишину в салоне авто.

От этого вопроса колет под левым ребром. Я стараюсь не показывать ей своих истинных чувств, сосредоточенно глядя на дорогу. Пять лет... Конечно, она уже многое понимает и чувствует, что что-то изменилось. Но как объяснить всё это пятилетнему ребёнку? Поэтому я набираю в грудь воздуха, чтобы ответить.

— Папа сейчас много работает и очень занят, Машенька, — говорю, стараясь, чтобы голос звучал естественно и спокойно.

Ну вот, Анастасия, теперь ты лгунья для собственного ребенка.

Маша замолкает на секунду, продолжая смотреть в окно. Потом поворачивается ко мне, её глаза кажутся такими серьёзными.

— А почему он вчера не приходил? Мы же рисовать должны были, он обещал, — уточняет она, не сводя с меня пристального взгляда.

— Маш, ну ты же знаешь, работа иногда у папы непредсказуемая. Он очень занят, и поэтому не успел вернуться вчера. Но он обязательно с тобой порисует, только позже. — Проклинаю себя за это вранье, но всё равно с улыбкой киваю ей.

Она нахмурится, не до конца удовлетворенная моим ответом, и снова отворачивается к окну. Вижу, как её маленькие пальчики нервно перебирают сумочку на коленях.

— Он что, на работе живет?

— Нет, папа просто в командировку уехал, — отвешиваю себе мысленно хлесткую пощечину. Противно от того, что приходится её врать, но объяснять пятилетнему ребенку где на самом деле её отец, язык не поворачивается.

— А он далеко поехал? — тихо спрашивает она, не глядя на меня.

— Далеко, Машенька, — киваю я, стараясь не показывать дрожи в голосе. — В другой город.

Машенька снова поворачивается ко мне, её глаза теперь наполнены лёгкой тревогой.

— А он вернётся скоро? А то я соскучилась... — произносит она, и я вижу, как её нижняя губка чуть дрожит.

Я сжимаю руль сильнее, чтобы справиться с внезапной волной эмоций, накрывающей меня. Обманывать собственную дочь — самое ужасное чувство на свете, но другого выхода у меня сейчас нет. Придётся снова солгать, хотя это заставляет меня чувствовать себя ужасно.

— Конечно, он скоро вернётся, — говорю я, надеясь, что мои слова прозвучат достаточно обнадеживающе. — Ты даже не заметишь, как время пройдёт, и папа будет рядом с тобой.

Она кивает, но видно, что её мысли продолжают крутиться вокруг нашего разговора. Я почти чувствую, как она пытается осмыслить всё сказанное, понять что-то, что пока ей не до конца ясно.

— Мам, а папа больше не любит меня? — тихо спрашивает она, и её вопрос пронизывает меня, как холодный острый нож. Я не ожидала такого вопроса, даже не думала, что она может так подумать.

— Нет, Машенька! Ты что?! Папа тебя очень любит, — стараюсь, чтобы мой голос звучал как можно твёрже и спокойнее. —Ты для него очень важна, просто у него сейчас очень много работы.

Она немного расслабляется, услышав мои слова, но всё равно смотрит на меня с лёгким недоверием. Я знаю, что она чувствует, что я что-то недоговариваю, но, к счастью, она слишком маленькая, чтобы до конца разобраться в том, что происходит.

— Тогда почему он не звонит? — уточняет она, нахмурив маленькие брови.

— Машенька, он сейчас очень занят. Но я обещаю, что он позвонит, как только сможет. И мы можем ему позвонить позже, когда он освободится, — киваю я, не зная, как объяснить ей эту сложную ситуацию.

Она на минуту замолкает, словно обдумывая мой ответ, а потом снова поворачивается ко мне.

— А если он забудет позвонить, как тогда?

— Он не забудет, — стараюсь говорить я уверенно, хотя внутри всё сжимается. — Я тебе обещаю!

Она улыбается, и мне становится немного легче от того, что, хотя бы сейчас я смогла её немного успокоить. Но с каждым днём мне будет всё сложнее скрывать от неё правду.

Мы подъезжаем к балетной студии, и дочка, казалось бы, на минуту отвлекается от своих мыслей. Я выхожу из машины и помогаю ей выбраться из кресла, поправляю её розовую шапку и разглаживаю курточку.

— Ты готова к занятиям? — спрашиваю я, стараясь перевести тему.

Она кивает, но её глаза всё равно остаются немного грустными.

— Мам, а если папа больше к нам не приедет, ты же меня не бросишь? — задаёт она свой последний вопрос перед тем, как войти в студию.

Этот вопрос выбивает меня из колеи. Я даже не успеваю ответить сразу, ощущая, как по щекам катится слеза.

— Машенька, я всегда буду тебя любить, что бы ни случилось! И папа тоже, — я наклоняюсь к ней и обнимаю крепко-крепко.

Мы проходим через широкие стеклянные двери, и я обнимаю дочку за плечи, направляя к раздевалке. Она уже знает, куда идти, и, почти не дождавшись меня, пробегает в коридор, где стены украшены чёрно-белыми фотографиями маленьких балерин. Под этими снимками часто стоят родители, ожидая своих детей после урока.

— Мам, а я вот так же буду, как на фотографии? — вдруг спрашивает Машенька, указывая на одну из картинок, где девочка её возраста стоит на носочках, устремив взгляд вверх.

— Конечно, солнышко, ты обязательно так сможешь. Ещё немного тренировок — и ты будешь даже лучше, — говорю ей, с улыбкой глядя, как она, гордо выпрямившись, поднимает подбородок, представляя себя в такой же позе.

Мы заходим в раздевалку, где царит привычный лёгкий шум: девочки с родителями переодеваются, весело обсуждая будущий урок. Машенька тут же начинает снимать куртку, сосредоточенно развязывает ботинки. Пока она борется с узелками, я присаживаюсь рядом и помогаю ей, поправляя тонкую розовую юбочку.

Через стеклянные двери я вижу, как преподавательница — молодая женщина с мягкой улыбкой и спокойными глазами — уже готовится к занятию. Она замечает нас и кивает в приветствии.

— Добрый день, Анастасия, — улыбается она, кивая Маше. — Машенька, привет! Готова к уроку?

— Да! Я уже всё умею! — гордо отвечает Машенька, глядя на неё с восторгом.

Я усмехаюсь и, глядя на преподавательницу, передаю ей Марусю. Она берёт её за руку и мягко подталкивает вглубь зала, где уже собрались другие дети.

— Сегодня будет немного сложнее, Машенька, но я уверена, что ты справишься, — наставляет её преподавательница, направляя к началу занятия.

Дочка оборачивается ко мне и посылает воздушный поцелуй. Я ловлю его, делая вид, что кладу в карман.

Я решаю, что час безделья в коридоре можно сменить на небольшую прогулку. В соседнем торговом центре есть магазин, в котором продаются Машино любимое печенье, и это вполне веская причина для небольшого перерыва.

Переходя дорогу, я чувствую лёгкое волнение — почти забытое ощущение, когда можно просто побыть одной, пройтись среди прилавков и не спешить. В этом центре всегда много людей, и я с интересом смотрю на яркие витрины, пока не слышу неожиданно знакомый голос.

— Настя? Настя Фомина?

Я останавливаюсь, оглядываясь на звук, и встречаюсь взглядом с мужчиной лет тридцати пяти, одетым в элегантный костюм, с ухоженной причёской и лёгкой, чуть насмешливой улыбкой. На мгновение мне даже сложно вспомнить, кто это, но через секунду я узнаю эти глаза — Сергей. Мой одноклассник, тот самый мальчишка, с которым мы когда-то сидели за одной партой. Только теперь передо мной стоит уверенный, красивый мужчина.

— Сережа? — я улыбаюсь, чувствуя лёгкое удивление. — Вот это встреча! Только, я давно уже не Фомина!

Он делает шаг навстречу и с явным удовольствием меня обнимает.

— Я тебя сразу узнал, представляешь? Даже не верится, что прошло столько лет, а ты совсем не изменилась, — говорит он, чуть отстраняясь и рассматривая меня с интересом.

— Не изменилась? — смеюсь, ощущая, как у меня невольно краснеют щеки. — Кажется, лет добавилось достаточно.

— Да брось, — отвечает он уверенно, будто пытаясь сбросить с меня эти годы одним своим тоном. — А как ты? Чем занимаешься?

Мы начинаем разговор, как будто прошедших лет и не было. Я рассказываю ему коротко о Маше, о работе, о жизни в целом. Сергей кивает, время от времени вставляя вопросы, и я чувствую себя словно на волне, которая подхватила и унесла куда-то в прошлое. Он, оказывается, сильно продвинулся в бизнесе, работает в сфере инвестиций и недавно открыл свой фонд.