Измена. Предательство (не) прощается - Вуд Марина - Страница 4

— Нет, солнышко. Ешь ты, а я потом, — отвечаю, прикладывая усилия, чтобы голос звучал ровно.

Мы заканчиваем ужин, почти не поднимая глаз. Я поднимаюсь, убираю со стола и направляюсь в гостиную, чтобы не видеть его и не расплакаться.

Позже Андрей уводит Машу наверх. Я слышу его шаги по лестнице, его голос, такой тихий, когда он читает ей сказку на ночь. Маша просит ещё одну главу, но он тихо объясняет, что пора спать. Звук их голосов постепенно затихает, и в этом моменте я решаю: дальше так нельзя. Собрав в себе последние силы, поднимаюсь в спальню. Достаю чемодан и раскладываю его на кровати.

Руки дрожат, когда я начинаю складывать вещи. Каждая вещь в этом шкафу о чем-то мне напоминает. Платье, которое я надела на нашу годовщину, свитер, который мы купали для семейной фотосессии на прошлое Рождество… Всё это теперь кажется чужим. Я бросаю их в чемодан, не стараясь даже сложить аккуратно. Горло сжимает так сильно, что кажется, я больше не смогу дышать.

Он входит в спальню, когда я только закрываю чемодан. Стоит у двери, молча, и некоторое время просто смотрит, как я пытаюсь удержаться на краю. Ему не нужно задавать вопросов — он видит решение на моем лице.

— Ты правда собираешься уехать? — шёпотом спрашивает он.

Я сжимаю губы, чтобы не сорваться.

— Ты оставил мне выбор? — так же шепотом спрашиваю я, не глядя на него, чтобы не видеть, как он ищет оправдания.

Он тяжело выдыхает, подходит ближе, но я отступаю. Между нами образуется невидимая трещина.

— Как ты мог, Андрей? Ты изменил мне! — срываюсь на слезы, обнимая себя руками. — Всё! Я подаю на развод!

Мой муж лишь усмехается.

— Не говори ерунды. Какой развод. Я тебе его не дам, — совершенно спокойно отвечает муж.

— Я не смогу с тобой жить после этого, — шепчу одними губами.

— Насть, Света для меня – ничто. Я только тебя люблю. Тебя и Машу, — он смотрит на меня так, будто бы ничего не произошло.

— Но ты спишь с ней!

— И что? — безразлично пожимает плечами. — Мне же нужно как-то снимать напряжение во время рабочего дня.

— В смысле? — вспыхиваю я и тут же себя осекаю, потому что за стеной спит наша дочь. — Так, ходи в туалет и снимай его там!

— Я не прыщавый подросток. Я нормальный, здоровый мужик, которому секс нужен чаще чем три раза в неделю.

Я слушаю и не узнаю в этом человеке своего мужа.

— Господи, какой ужас, — я не могу остановить слёзы — они текут по щекам, и с каждым словом становится всё больнее. Это как порез, который никак не заживает, как огонь, от которого я не могу убежать. Мой голос тихий, но от этого слова становятся только сильнее.

— Ты полгода спал с чужой женщиной, не предохранялся с ней, а потом приходил домой и мы с тобой тоже… — доходит до меня весь кошмар ситуации. — А потом мы с тобой… — прикрываю рот ладошкой, чтобы не закричать.

— Это было всего насколько раз.

— Ты думаешь, мне от этого легче?! — чувствую себя грязной, после его признания. — Я была для тебя пустым местом… и наша дочь тоже.

Он, кажется, хочет что-то возразить, но я больше не даю ему этой возможности.

— Мы с Машей завтра поедим к моим родителям, — говорю я, сжимая чемодан.

— Никуда ты не поедешь! — муж вырывает из моих рук чемодан и швыряет его в сторону.

— А кто меня остановит, ты? — складываю руки на груди в замок.

— Сама можешь ехать куда хочешь, а дочь я не отпускаю! — рычит в ответ.

— А ты её толк дашь? У нее кружки и танцы. Бывает, что я пол дня с ней катаюсь. А у тебя же работа! Без тебя ведь, там все биржи обвалятся, да? — голос начинает срываться, но я не могу остановиться. — И обеденные перерывы Светланами заняты, — скептически улыбаюсь, раздражённо качая головой.

— Не смей говорить, будто я для неё ничего не делаю! Я работаю, чтобы у неё было всё лучшее! Чтобы она не знала, что такое нужда!

— Всё лучшее? — мой сарказм становится едким. — Да ты даже не знаешь, как прошёл её день! Всё "лучшее" для тебя — это твои бабы! Она тебе нужна только на фото!

Он на секунду молчит, его взгляд становится ещё более жёстким.

— Не тебе решать, сколько времени я провожу с дочерью, — бросает он, стиснув зубы. — Да и ты тоже виновата, что у меня появилась любовница.

— Действительно! Это я виновата! — голос окончательно срывается, и злость смешивается с горьким разочарованием. — Виновата, что пыталась быть для тебя идеальной женой! Виновата, что ждала тебя дома, как дура, пока ты всё решал свои дела!

Он усмехается, но во взгляде мелькает тень. Я чувствую, как в груди всё сильнее сжимается от обиды.

— А ты знаешь, что я может быть работать хотела? Конечно, не знаешь. Тебе ведь всегда было плевать. А я, хотела. И карьеру делать хотела. Но ради тебя я наплевала на саму себя! Всё хотела мамочке твоей понравится. Угодить. Чтобы смотрела и говорила: Ах, какая хорошая жена у моего Андрюшеньки!

— Не надо только меня одного сейчас во всём обвинять, — отмахивается он, но голос становится чуть тише. — У тебя свои приоритеты, у меня свои.

— Приоритеты? — горько усмехаюсь. — Я ращу твою дочь, тяну на себе быт и особо ничего не требую взамен. Мог хотя бы быть верным.

Он хочет что-то ответить, но я резко перебиваю:

— А знаешь, почему у тебя появились любовницы? Не потому что я плохая. А потому что ты привык брать всё, что хочешь, и не думать о последствиях!

— Ты говоришь так, будто я вообще ничего не сделал для вас, — его голос звучит глухо, и он отворачивается, но я не останавливаюсь.

— Ну, почему же… — развожу руками. — Сделал. Дом, вон какой красивый построил. Теперь будешь в нём жить. Только без меня и без маши.

Он молчит, но я вижу, что мои слова задевают его.

Он сжимает челюсти, пытается что-то сказать, но слова, кажется, застревают. Впервые я вижу в его глазах не раздражение, а что-то похожее на растерянность.

— Настя… — начинает он, но я качаю головой, не давая ему продолжить.

— Нет, хватит, — выдыхаю, чувствуя, как ярость постепенно сменяется усталостью. — Я не хочу находиться с тобой даже под одной крыше. Выйди отсюда и дай мне спокойно собрать чемодан, а завтра утром мы уедем.

Но вместо того, чтобы сделать так как я прошу, он хватает мой чемодан и вываливает все мои вещи на пол и начинает собираться свои.

— Я сам уеду, раз тебе так противно моё присутствие, — рычит он и достает из полок свои вещи.

— К любовнице своей собрался? — я не могу удержаться от укола, и слова сами срываются с губ.

Он останавливается, бросает на меня взгляд, в котором то ли злость, то ли обида. Руки его всё ещё зажаты в кулаки, но теперь он пытается говорить спокойнее, почти сдержанно:

— Пусть это тебя уже не волнует.

— А меня это и не волнует! — я с вызовом смотрю ему в глаза, а сама думаю, как бы сейчас не завыть.

Он закрывает глаза, словно пытаясь собраться с мыслями, и после короткой паузы произносит:

— Настя, я понимаю, что наделал ошибок. И знаю, что ты сейчас этого не примешь, но… — он спотыкается на словах. — Но не надо рубить всё сгоряча.

— А что ты мне предлагаешь? Жить втроем? Точнее, впятером, шведской семьей? — произношу я едва слышно. — Ты предатель Андрей, и предал не только меня, но и Машу.

Я отворачиваюсь, чувствуя, как в глазах начинают собираться слёзы. Не могу позволить ему снова увидеть мою слабость.

— Теперь ты волен жить, как хочешь, Андрюш, — говорю твёрдо. — С любовницами, со своей работой… только без меня. Я больше не буду частью твоей жизни.

Он делает шаг ко мне, но я поднимаю руку, останавливая его.

— Всё, — шепчу я. — Не надо.

Почти механически он собирает свои вещи, останавливается на пороге, кидает последний, полный сожаления взгляд, и выходит. Я стою, одна посреди комнаты, совершенно опустошённая.

4

Настя

Машина тихо гудит, пока мы едем по длинной, не слишком загруженной улице. Сзади за мной в детском кресле сидит Машенька, крепко держа свою маленькую, детскую сумочку с единорогом. Она внимательно смотрит в окно, на сменяющиеся мимо деревья и дома, но, кажется, в голове у моего ребенка что-то назревает.