Измена. Предательство (не) прощается - Вуд Марина - Страница 15

— Ты здорово нас всех напугала, — говорит он, пытаясь улыбнуться, но это больше похоже на гримасу усталости. — Главное, что теперь всё позади.

Я смотрю на него, пытаясь найти слова благодарности, но во мне слишком много эмоций. Он был со мной, держал меня, когда я не могла выдержать боль. Теперь он снова здесь.

— Спасибо... — это всё, что удаётся выдавить. Но он понимает.

— Ладно, отдыхай. Тебе сейчас нельзя волноваться, — говорит он, поглаживая мою руку. — Я тут, рядом.

И я верю ему. Спокойствие накрывает, как тёплое одеяло. Очевидно, впереди ещё восстановление, но с ним рядом я справлюсь.

16

Настя

Просыпаюсь от легкого шороха за дверью. В палате тихо, лишь равномерное гудение аппаратов напоминает о том, что я всё ещё под наблюдением. Свет мягко струится через жалюзи, заливая комнату приглушённым теплом. Я чувствую себя лучше — слабость есть, но боль практически ушла.

Дверь открывается, и в проёме появляется Машенька. Моя девочка! В её руках маленький плюшевый мишка, глаза блестят от радости.

— Мамочка! — Она бросается ко мне, но медсестра тут же мягко её останавливает.

— Осторожно, Машенька, мама ещё поправляется, — говорит женщина с улыбкой, и моя дочка, послушно кивнув, осторожно подходит к кровати.

За ней в палату входит Андрей. Высокий, статный, как всегда уверенный в себе. В руках у него огромный букет алых роз — такой яркий, что кажется, он наполняет всю комнату цветом.

— Насть, ты как? — спрашивает он, кладя букет на тумбочку. Его голос звучит искренне, но я не могу не заметить напряжения в глазах.

— Лучше, — отвечаю, и на губах появляется слабая улыбка. Машенька садится рядом, берёт меня за руку. Её прикосновение такое тёплое и родное, что мне хочется плакать.

— Я так испугалась, мамочка, — говорит она. — Папа сказал, что ты заболела.

Я сжимаю её маленькую ладошку.

— Всё хорошо, солнышко. Я скоро поправлюсь.

Андрей стоит в стороне, молчит, но его взгляд почти прожигает меня. Я чувствую, что он хочет что-то сказать, но не решается. Его напряжённая фигура выдаёт внутреннюю борьбу.

— Кирилл Николаевич, вы как раз вовремя! — раздаётся голос медсестры из коридора, и в палату заходит он.

На нём медицинский костюм, волосы чуть взъерошены, а во взгляде — смесь спокойствия и профессиональной строгости.

— Здравствуйте, — говорит он, кивнув мне и лишь мельком взглянув на Андрея.

В палате тут же повисает напряжение. Андрей смотрит на него с вызовом, словно ожидает, что Кирилл начнет что-то ему говорить. Но тот лишь подходит ко мне.

— Как самочувствие? — спрашивает Кирилл, его голос звучит так, будто вокруг никого нет, кроме нас двоих.

— Уже лучше, — отвечаю, чувствуя, как щеки начинают гореть. Его присутствие действует на меня странным образом — смешение благодарности и смущения.

— Это хорошо. Я тут тебе анализы принес. Посмотри, — говорит он, протягивая мне сложенный листок бумаги.

Я забираю у него результаты и прячу их под подушку.

Затем поворачивается к Машеньке:

— А ты, наверное, заботишься о маме?

— Да! — отвечает дочка с такой гордостью, что я не могу не улыбнуться.

Кирилл улыбается, но тут же возвращается к своей сдержанности. Он оборачивается к Андрею, и их взгляды сталкиваются. Мужчины несколько секунд испепеляют друг друга глазами.

Молчание. Казалось бы, всего мгновение, но этого хватает, чтобы воздух в комнате ощутимо сгустился. Андрей выпрямляется, его поза становится ещё более напряжённой. Кирилл, напротив, остаётся спокойным, но в его глазах читается некое предупреждение.

— Спасибо, что заботишься о Насте, — наконец говорит Андрей, его голос звучит ровно, но с оттенком вызова.

— Это моя работа, — холодно отвечает Кирилл, взгляд его не дрогнул.

Я чувствую, что ситуация накаляется, и мне становится неловко.

— Кирилл, и правда, спасибо тебе за всё, — вставляю я, пытаясь разрядить обстановку.

Он кивает мне, его выражение смягчается, но лишь на мгновение.

— Мне пора, — говорит он, отступая к двери. — Если что-то понадобится, зови.

Кирилл уходит, и напряжение, которое он оставил после себя, медленно рассеивается. Андрей снова поворачивается ко мне.

— Он хороший врач, — произносит он сквозь стиснутые зубы.

Я киваю, стараясь не встречаться с его взглядом. Но мысль о Кирилле и той странной искре, что проскочила между ними, остаётся со мной.

Машенька сидит на стуле у окна, увлечённо играя с новой игрушкой, которую принесла с собой. Её тихий смех заполняет палату, наполняя её неожиданным уютом. Я улыбаюсь, наблюдая за дочкой, но чувствую, как напряжение в комнате нарастает. Андрей медленно приближается к моей кровати.

— Настя, — он говорит тихо, чтобы Маруся не слышала.

Я оборачиваюсь, и в этот момент он осторожно берёт меня за руку. Его пальцы тёплые, крепкие, но прикосновение какое-то робкое, как будто он боится, что я отдёрну руку.

— Я давно хотел поговорить. Сказать то, что давно сидит внутри, но всё не мог решиться.

— Андрей… — начинаю я, но он перебивает.

— Пожалуйста, просто послушай.

Его взгляд карий, глубокий, каким-то странным образом знакомый и чужой одновременно

— Светлана… Это была ошибка. Огромная ошибка. Я не знаю, почему тогда всё так случилось. Наверное, я сам от себя сбежал, от нас. Но теперь я понимаю, что это была не слабость, а глупость.

Я молчу, чувствуя, как внутри всё переворачивается. Каждое его слово — как острие, которое прокалывает только начавшую затягиваться старую рану.

— Настя, я люблю тебя. Всегда любил. И люблю до сих пор.

Он сжимает мою руку сильнее.

— Ты — моя семья. Ты и Машенька. Я был идиотом, когда разрушил всё это.

Мир вокруг замирает. Я смотрю на него, не в силах ответить. Его слова звучат искренне, но их тяжесть давит на меня. Я слишком устала, слишком много прошло времени.

— Андрей, — наконец, произношу я, осторожно убирая руку. — Это не так просто. Всё, что ты говоришь, звучит красиво, но… прошло то время, когда можно было что-либо изменить.

Его глаза темнеют, будто я ударила его.

— Я понимаю. Но я готов ждать. Всё, что я хочу, — это снова быть рядом. С тобой. С Машей. Сделать всё, чтобы вы были счастливы.

— А Света? Ребенок? — тихо спрашиваю я.

— Я буду её помогать. Настя, мне больше никто не нужен, кроме тебя.

Бывший муж выглядит так, словно борется за последний шанс, но я не могу дать ему обещаний. Слишком много боли, слишком много всего.

— Нет, — говорю я. — Мы останемся родителями Маруси, но супругами уже больше никогда не будем.

— Настя, я не всё сказал. — Его голос звучит тише, но в нём сквозит что-то надломленное.

— Андрей, не надо... — пытаюсь остановить его, но он поднимает руку, прося дать ему договорить.

— Послушай. — Он садится рядом, совсем близко, так что я чувствую тепло его плеча.

Он наклоняется ближе, смотрит прямо в глаза.

— Я никогда в жизни так не боялся. Никогда. — Он сжимает кулаки, словно пытаясь удержать себя в руках. — Я стоял под этой операционной, слышал, как мне говорят: «Ждите», и понимал, что, если с тобой что-то случится, если ты… — он запинается сглатывая. — Я не смогу это пережить.

Я смотрю на него, и слова застревают у меня в горле. В этот момент он кажется мне таким искренним, что я не могу отвести взгляд.

— Это не просто страх. Это… это как будто тебе вырывают сердце, а ты ничего не можешь сделать.

Он тяжело выдыхает и проводит рукой по лицу, пытаясь прогнать воспоминания.

— Мне очень жаль, что ты это прочувствовал. Не стоило за меня так переживать, — отворачиваюсь от него.

Когда они уходят, я остаюсь одна, и в тишине палаты его слова звучат эхом в моей голове. Что если он действительно изменился? Что если всё ещё можно вернуть?

***

Лежу в палате, глядя на потолок. В голове гулким эхом прокручиваются слова Машеньки, вопросы Андрея, улыбка Кирилла. День пролетел в суете и волнении, но теперь вокруг тишина. Только мягкий свет ночника разливается по палате.