Степан Разин. 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич - Страница 49

— И чем я хуже его? — подумалось мне. — Чем он умнее меня? Его, что учили править? Или Вот этого мальчишку разве учили управлять Россией?

Уже Юрий Москвитин со своими казаками дошёл до Амура, а по нему до Тихого океана. Хабарова привезли в Москву на царский суд всего за «какой-то» год пеше-санного пути. Год пути в один конец! Нормально, да? И как такой державой будет управлять этот юнец?

— Хм! Да, как и все остальные цари и короли, которые и не знают, своих государств и о народах, что в них живут, — подумалось мне. — Как Екатерина просила Потёмкина «познакомить её с её народом». А другие цари? Посылали целые экспедиции для того, чтобы узнать, как живет и чем «дышит» народ?

Отогнав морок, я обернулся к Алексею. Тот внимательно разглядывал меня, словно видел впервые. На его лице я разглядел задумчивость.

— Чего? — спросил я его.

— Ты такой… Э-э-э…

Он нахмурился, подбирая слова.

— Ты такой решительный. Всех ближних выгнал. Не побоялся. Думаю, тыбы мог легко и деда выгнать.

— Милославского? Э-э-э… Что его выгонять? Зачем? Он полезный тебе.

— Так, ты за меня?

— А за кого мне быть?

— Ну… Например, за Ивашку Морозова…

— Зачем? Я его не знаю.

— У тебя в руках войско несметное. Сколько, ты говоришь, из Коломны идёт? И из-под Царицына?

— Из-под Коломны две тысячи, из-под Царицына — десять.

— В Москве стрельцов всего две тысячи. Да по городкам ежели начать собирать, к весне, может, соберём ещё пять. Остальные там, сям, разбросаны по окраинам.

— Ты о чём? К чему ты клонишь, не понимаю?

Я думал сейчас о другом наследнике царского престола и был далёк от этого разговора.

— У тебя здесь через десять дней будут громадные войска. Для чего?

— Как, для чего? Тебя спасать!

— Ой, ли? — спросил он.

Я услышал в его голосе усмешку и резко вынырнул из мыслительного процесса. Он смотрел на меня, грустно улыбаясь.

— Ты ведь не хотел мне целовать крест. Что у тебя за бумаги, которые ты хотел отдать отцу?

Алексей перевёл свой взгляд мне на грудь.

— Что у тебя там? — он ткнул в меня пальцем.

За тканью хрустнул плотный конверт.

— Сердце, — пошутил я. — Душа.

Наследник покрутил головой.

— Там что-то такое, чего сильно испугался отец, и это убило его, — произнёс царевич. — Что там у тебя?

— Золото-бриллианты, — хотел сказать я, но не сказал.

Мне вдруг стало не до шуток.

— Отец говорил мне о каких-то документах… О твоём праве наследования моего, э-э-э, Российского престола.

Алексей вскинул подбородок, направив его прямо в том место, где лежала моя метрика и покаянное письмо князя Лыкова.

[1] Симеон Полоцкий был наставником детей русского царя Алексея Михайловича от Марии Милославской (Фёдора, Ивана и Софьи), а также их единокровного брата Петра от Нарышкиной. Основатель школы при Заиконоспасском монастыре.

[2] Жалеть — любить.

[3] Подспудный — скрытый, тайный.

Глава 26

— Ты их хотел показать отцу? Эти бумаги?

— Я обещал твоему отцу сегодня их показать, — соврал я. — Достал документы утром после разговора с Алексеем Михайловичем из хранилища и принёс, когда Матвеев позвал меня. Думал, по этому поводу позвал. А тут — целование креста… Растерялся…

— Мне покажешь?

— Не сейчас и не здесь же, — сказал я, глядя на царевича укоризненно.

— Да, не здесь. Пошли к тебе. Тут запах, как в конюшне. От них смрад такой…

Алексей не уточнил, от кого смрад, но и так было понятно. Не все бояре отличались чистоплотностью, а одежды носили тёплые и многослойные. Да и знать в последние годы на Москве стала скатываться к европейским понятиям вредности частого мытья.

— Пошли. Только я заберу завещания с собой, — сказал я и посмотрел на наследника.

— Забирай и спрячь у себя. Отец так и хотел, да с утра не успел. Заговорили мы его, наверное.

Я снова открыл сундук, забрал два пакета с надписями: «Завещание Царя и Его Величества Государя Московского и….» и так далее. На одном пакете было написано: «наследнику престола сыну моему 'Алексею», на другом: «сыну моему Ивашке Морозову».

— Охренеть! — не выдержал я.

Алексей вздохнул.

— В одном экземпляре?

Алексей отрицательно покрутил головой.

— Понятно. Пошли.

Мы вышли из царских спальных покоев, вдруг ставших «усыпальницей» в сакральном смысле слова, и перешли на мою половину дворца. Михаил Черкасский и десятеро казаков сопровождали нас, идя спереди и сзади.

Меня продолжали грызть сомнения о правильности того, что я делаю. И, скорее всего, дождавшись подкрепления из Коломны, я попытался бы перехватить власть, если бы ни вдруг появившиеся субъекты наследования Российского престола. Не субъект, а именно — субъекты. Так как, скорее всего, тайных сыновей у Алексея Михайловича, было несколько. Любил он «это дело», хотя считался мужем верным и не блудливым. Но жена его постоянно рожала и переносила роды тяжело, а потому, мужнины «шалости» не порицала. Только зачем же признавать бастардов и что-то им завещать? Не понятно.

Дворец мы с Алексеем Михайловичем отгрохали огромный в форме «каре» с внутренним двором. Но и его царю не вполне хватало, если собирались все дворяне. Часть из них проживали в стоящем неподалеку «старом» деревянном царском тереме, который был сразу отведён родственникам жены царя Милославским. К терему пристроили дополнительные «клети» и тоже замкнули их квадратом, превратив сооружение в подобие крепости. Мне вообще нравились такие конструкции.

Первые — цокольные — «этажи» обоих дворцов были подняты на высоту четырёх метров и имели лишь духовые окна очень небольшого размера, закрывающиеся ставнями изнутри, и предназначались для хозяйственных нужд. Парадные крытые лестницы вели на второй ярус дворца и, в случае надобности, блокировались тяжёлыми дубовыми дверьми с хитрыми скрытыми стальными петлями и штырями, входившими в дубовый дверной косяк. Другие двери и ворота были защищены так же. Окна этажа второго яруса были узкими, с расширением боковых проёмов вовнутрь, а нижнего с наклоном вниз, как бойницы. Они были подняты над землёй на высоту семь метров. Это я про то, что взять штурмом оба дворца, по-моему, было весьма проблематично.

Об этом я рассказал наследнику и показал свою оружейную комнату, расположенную в дальнем крыле первого этажа второго яруса. В «оружейке» хранились пищали с положенным им боекомплектом. Основное «зелье» в бочках хранилось, естественно, в подвале, расположенном в центре сооружения, то есть под дворцовым внутренним двором. Чтобы, не дай Бог, если рванет, само здание не пострадало.

Как мне не хотелось «прогуляться по Москве» в сторону дома боярыни Морозовой, я убедил себя, что это не моё дело. Пусть заинтересованные больше меня в захвате власти люди подсуетятся. Эту островную крепость мы с казаками удержим, а в Москве у меня имущества нет. Хе-хе… Да и здесь уже оно не моё. А подземный ход, по которому из дворца можно выйти в одну из водяных мельниц, я проверил ещё вчера вечером.

Пока я показывал свои «закрома», пытаясь отвлечь Алексея Алексеевича от моих документов, он к ним интереса не проявлял, но стоило только нам усесться у меня в кабинете за чайным столиком, с установленными на нём горячим чайником, заварником и корзинками со всякими сладостями: щербетом, козинаками из семечек подсолнуха, сахаром, вареньем, мёдом, пряниками и бубликами с баранками, будущий царь посмотрел на меня с ожиданием.

Вздохнув, я вынул из-за пазухи плотный пакет. Черкеска была построена так, чтобы держать форму тела при торжественных случаях и защищать его в случае нападения холодным оружием. Для этого в неё вставляли твёрдые кожаные пластины. Они-то и сохранили мои документы не помятыми. Да и привычка держать тело прямым, сыграла тут не маловажную роль. Как я с ним боролся, со своим телом, стремящимся ссутулиться, кто бы только знал. Да-а-а…