Долгожданная кража (СИ) - Зингер Владимир - Страница 45

— Кофею не дождёшься, где я тебе его возьму, — пресёк я мечтания друга, — зато я налью тебе другого волшебного напитка.

Жека недоверчиво посмотрел на чёрную струю, льющуюся из чайника и осторожно спросил:

— Уже подсел?

Ход его мыслей был понятен: что ещё пить в таком месте, где содержатся осуждённые? — Конечно, чифир! Я его быстренько успокоил:

— Не ерунди! Это всего лишь цикорий из ячменя.

— Ух ты! — восхитился Жека. — Заменитель кофе из заменителя цикория. А ячмень из чего сделан?

Я успокоился. К другу вернулась привычная ирония. Стало быть, всё в норме.

— Ты когда вернулся-то? — начал я осторожно.

— Да вчера. Сегодня первый день на работе и сразу к тебе, пока сильно не загрузили. На работе всем говорю, что в Крыму в отпуске развлекался. Я там раньше бывал, на вранье не поймают. Про командировку только тебе сказал.

— Могила. — тут же успокоил я его. — А про Таджикистан я и в самом деле наугад брякнул. И не будем больше об этом.

— Не будем. — эхом отозвался Женька.

Конечно, Женькина командировка вызывала кучу вопросов, и было бы очень интересно его послушать. Только я кое-что всё-таки знал, точнее, предполагал с высокой долей вероятности. И про Таджикистан не зря ляпнул.

Был у меня в моём прошло-будущем друг, Толян Громов. Он и в этой жизни есть, только на северах сейчас служит. Всё, как раньше.

Натура у него была (или всё-таки есть — как правильно?) неуёмная и постоянно стремящаяся сунуть нос в неизвестное. Чем он только не занимался в своей жизни — был мастером производственного обучения в техническом училище, служил в уголовном розыске, в ОБХСС, командовал участковыми, а под конец службы — дежурным в одном из отделов, где и занялся скотоводством без отрыва от милицейского производства, так сказать. Бывало, смотрят коллеги на его озабоченную физиономию — что, Толя, обстановка заела? А он им — нет, овца объягнилась. Он и за Полярный круг укатил в поисках новых ощущений, но и там ему быстренько прискучило — года через три вернулся.

Так вот, по возвращении он рассказывал об одной странной своей командировке. Собрали под большой секретностью со всей страны отряд из таких вот отчаянных, как и он сам, ребят — офицеров милиции, и объяснили: будут они в одной из азиатских союзных республик бороться с наркомафией. Но в Советском Союзе наркомафии, понятно, быть не может, так что думайте сами, чья это наркомафия. Одели всех в солдатское обмундирование без знаков различия, вооружили автоматами, документы отобрали. Работали рейдовым методом. Все передвижения — на вертушках. В каждой группе переводчик, потому как в тех краях по-русски вообще никто ни бельмеса. Чем занимались? — Посевы уничтожали, облавы производили, кишлаки прочёсывали. Стрелять, слава богу, не пришлось. Но про стычки со стрельбой разговоры ходили. Только каждый раз где-то не у них. Там какие-то другие люди посерьёзнее такими делами занимались.

Где именно находятся, им не сообщали. Карты у старших групп были, но локальные. Видел их Толян, только понять ничего не мог. Разговоры между ребятами ходили, что вроде как в Таджикистане они. Только вот когда уже при отлёте домой они спросили у старшего, который их провожал и напутствовал помалкивать, правда ли, что они в Таджикистане были, тот на них так посмотрел, что у них зародилось большое сомнение на сей счёт. Тогда и поползли слухи, что на самом-то деле рейдовали они в Афганистане. А ни подтвердить, ни опровергнуть это — никакой возможности. Да и ладно, где бы ни были, все благополучно вернулись, да ещё денег хорошо заработали.

И было это ещё до Афганской кампании. Это потом всяческие вражьи голоса стали вещать, что именно агрессия Советского Союза против Афганистана породила неимоверный всплеск производства и распространения наркотиков в том регионе. И что наши солдаты будто бы чуть не каждый на игле сидел.

Мы в то время рассказам Громова не очень-то поверили, молодые были, глупые, да ещё по-советски наивные — дескать, заливает парень через край: разве может такое быть? Но если допустить на минутку, что Толян правду тогда рассказывал, то выходит, что такая участь в нынешней реальности досталась моему другу. Вон как он на реплику о Таджикистане отреагировал. Ну ничего, пройдёт немного времени, обживётся дома и сам всё расскажет.

На минутку меня посетила лукавая мыслишка — а что, если Громовскую историю вот прямо сейчас другу и поведать? Не называя автора, а как бы это про него самого, про Жеку? Какой эффект будет! Я коротенечко, пока Женька звучно хлебал ячменный цикорий, поразмышлял над последствиями такого шага и решил: да ну его нафиг! Лучше перейдём к нашим делишкам. Я же собирался сбегать в райотдел. Ну вот, и пойдём вместе.

По дороге я рассказал быстренько Женьке про своё житьё-бытьё, что у меня теперь не жизнь, а малина: курю бамбук и не знаю, куда деть свободное время. При словах «курю бамбук» Женька с недоумением посмотрел на меня (поотвык от моего «новояза»), потом, видимо, догадался, что это может значить, и бросил реплику:

— Ну, Лёха, не устаю удивляться, и откуда в тебе это?

— Талант. — скромно ответствовал я и продолжил вводить друга в курс дела: про свою ссылку, про раскрытие кражи пальто, которое вместо облегчения принесло кучу дополнительных хлопот, про Нину, не желающую меня видеть.

Джексон слушал внимательно, насколько это можно сделать во время ходьбы. На тихой улочке Менделеева машин почти не было, и шум не мешал, но косой противный дождик и порывистый ветер то и дело заставляли отворачивать лица, и часть слов улетала в никуда. Не особо-то поговоришь на чувствительные темы в таких условиях.

К Рябинину я на сей раз не пошёл — всё хорошо в меру. Пошёл к Балашову и Женьку за собой потащил, шепнув, что он как раз сейчас мне и потребуется.

Балашов оказался на месте, и я счёл это за добрый знак. Он завистливо посмотрел на Женькин загар.

— Где такой поймал?

— В Крыму, — сообразно своей легенде как можно обыденнее ответил Женька и слегка насторожился.

Но дальше копать эту тему Балашов не стал и переключился на меня.

— Что там у тебя?

Я выложил на стол перед следователем все характеристики и пристально уставился на него (Рябинина-то я уже приучил, по какому делу ему надоедаю). Следователь недовольно поморщился:

— Ну что ты, право дело, меня гипнотизируешь? Прекратил я твоё пальто, по семёрке и прекратил, осталось характеристики приложить да у прокурора подписать — и все дела. Хотел вон Полетаеву вызывать, чтобы забирала своё добро.

Он кивнул в угол с наваленными в кучу прямо на полу вещдоками. Я взглянул — прямо кощунство какое-то: пальто Нины валяется в таких скотских условиях.

— Не вызвал ещё? — поторопился я с вопросом.

Балашов отрицательно покачал головой.

Я указал ему на принесённые только что бумаги:

— Так вот характеристики-то, целых три. На Героя соцтруда можно представлять. Только не забудь, пожалуйста, после прокуратуры не в товарищеский суд, а майору Корзинкину…

Следователь опять поморщился:

— Ну уж это, ты меня извини, не моё дело. Я постановление с сопроводиловкой секретарю отдам и даже прослежу, чтобы она исходящий при мне поставила. А дальше думай сам, как быть. И вообще, считай, что твоего сомнительного предложения я не слышал.

Нет, положительно сегодня замечательный день! Пасмурный, дождливый, но зато всё — в руку: и комендант, и Жека, и Балашов. То, что следователь отмежевался от моей авантюры, так и правильно сделал — чего ради он будет тут в подельники ко мне записываться? Но идёт-то всё по плану, и даже пропавший друг объявился, да как удачно! Сейчас я его загружу. Осталось только насчёт пальто договориться.

— Сергей Сергеич, а давай мы (я кивнул на Джексона) добровольно, по широте душ наших, пальто потерпевшей возвратим и даже расписку в получении предоставим. Сегодня же. Ведь правда?

Я повернулся к Женьке. А тот уже начал прикидывать, чем обернётся моё заявление именно для него, по лицу было видно. Но подводить меня не стал и утвердительно покивал головой, мол, какие вопросы — конечно!