Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 45

С разрешения собеседника Саша утащил себе одну картофелину помельче и огурец.

— Рыба не разрезана, — заметил арестант, — а ни ножей, ни вилок не выдают. Так что приходится есть руками, как звери в зверинце! Вы уж простите, Ваше Императорское Высочество! Хотите?

И он оторвал у рыбины часть хвоста.

— Давайте, давайте! — сказал Саша. — Я тоже попробую метод зоосада. Бездна новых впечатлений.

И тут Сашу начал разбирать смех. Он вспомнил «Колымские рассказы» Варлама Шаламова, «Один день Ивана Денисовича» Солженицына и собственных подзащитных, которые питались в СИЗО только передачами, потому что тюремную еду вообще есть не могли.

А тут совершенно нормальная картошка с недорогой, но совершенно нормальной рыбой и совершенно нормальные и даже довольно вкусные огурцы. И никакого привкуса комбижира или ещё какой-нибудь суррогатной гадости!

Не разрезана ему рыба, блин!

Знал бы он, что будет!

Муравский ел рыбину аккуратно выбирая кости, снимая и брезгливо отодвигая кожу. А Саша вспоминал рассказ Шаламова «Хлеб», где герои с наслаждением облизывают селедочные хвосты и едят их вместе со шкурой и костями.

— Нельзя вилки и ножи, — начал оправдываться комендант. — Ещё кто-нибудь руки на себя наложит.

— Я знаю, — сказал Саша. — Митрофан Данилович, неужели не хотелось вскрыть себе вены или повеситься, когда вас закрыли? Не поверю! Так что здесь я полностью на стороне администрации. Даже у меня оружие отобрали.

— Это не совсем так, — возразил комендант. — Вы же сами мне его отдали из желания подчиниться правилам. И это очень достойно.

— По сути, да, — согласился Саша.

— А порезать нельзя было? — поинтересовался Муравский.

Саша перевёл взгляд на коменданта.

— На кухне разленились, — вздохнул тот. — Я прослежу.

Капуста с Круглого рынка оказалась выше всяких похвал, даже с клюквой. Саша отложил себе небольшую щепотку.

— Карл Егорович, — сказал он. — Вы ещё проследите, чтобы не прокисла, а то будет полная гадость. Пусть лучше за неделю съедят. У них ещё лимоны с мандаринами.

Комендант обещал.

— У вас зимняя одежда есть для прогулок? — спросил Саша под капусту.

— Мы выдаем валенки, тулуп и фуражку, — отчитался Мандерштерн.

— Правда? — спросил Саша арестанта.

— Да, правда, — кивнул тот.

— Ну, ладно, — смирился Саша.

Пирожное, скрывавшееся под крышкой в последней тарелке, было скорее похоже на штрудель с орехами и мёдом. Ну, пост же!

Муравский разломил его пополам.

Саша всегда считал, что штрудель — это вообще замечательно.

К трапезе полагался квас, тоже вполне нормальный, которым великодушно поделился заключённый.

— Как на гауптвахте Зимнего! — похвалил Саша. — Грех жаловаться!

— На квас я и не жалуюсь, — согласился арестант.

— А на что жалуетесь? — спросил Саша. — Под одеялом не замерзаете? Как-то оно жиденько выглядит.

— Утром, — признался Муравский. — печи топят с вечера, а к утру они остывают.

— Нужно второе?

— Не помешало бы.

Саша кинул и записал: «Второе одеяло».

— Будет нормально, если я шерстяные закуплю, Карл Егорович? Или это тоже к папа́?

Комендант на минуту задумался и выдал вердикт:

— Думаю, что можно и без государя.

— Отлично!

Обед был окончен, и Саша был почти сыт.

Если всё съесть — это ужраться.

Но одиночка всё равно суровая вещь, даже если прилично кормят.

— Вам совсем нельзя ни с кем общаться, Митрофан Данилович? — спросил Саша.

— Карл Егорович иногда приходит поговорить. И плац-адъютант желает спокойной ночи.

— Надеюсь, что без ора, — поморщился Саша.

— Это он при вас, — улыбнулся Муравский.

— Когда же нашим людям наконец будет тошно прислуживаться! — вздохнул Саша.

— Ну, всё, Ваше Императорское Высочество? — спросил комендант. — Пойдёмте?

— Не совсем. Ещё буквально два вопроса.

Глава 21

— Сегодня к ужину должны привезти орехи, изюм, вяленую рыбу и сушёные абрикосы, — сказал Саша. — Рыбу я попросил порезать тонкими ломтиками, так что подражать обитателям зоопарка вам не придётся. Вам их есть, куда положить? Мыши не съедят?

— Только ящик стола.

И Муравский продемонстрировал ящик, уже заполненный книгами и бумагами.

— Мыши есть, — сказал он.

— С этим трудно справиться, — заметил комендант.

— Даже в Зимнем есть, — согласился Саша, — зато можно завести ручного.

— Издеваетесь? — спросил Муравский.

— Ни в коей мере, — сказал Саша.

— У Батенькова, говорят, был, — вспомнил Мандерштерн.

— От мышей можно сделать полки, — предложил Саша. — Стены все пустые. Разрешение от папа́ не нужно? Кажется, это никак не противоречит безопасности?

— Не нужно, — задумчиво проговорил комендант.

— Если понадобятся на это деньги — пишите мне.

— Хорошо, — кивнул комендант.

— Как у вас с книгами? — спросил Саша. — Есть здесь библиотека?

— Да, — кивнул Муравский. — Но выдают только книги духовного содержания.

— На время следствия, — объяснил комендант. — При императоре Николае Павловиче на время следствия и суда книги были вовсе запрещены.

— Ну, дед… — сказал Саша. — Эээ… был сыном своего времени. Всё-таки я верю в некоторый моральный прогресс. И пенитенциарная система не должна от него отставать. Разрешение на чтение книг любого содержания это через папа́?

— Да, — кивнул Мандерштерн.

Саша вздохнул и записал в блокнот: «Библиотека».

Бросил взгляд на книги на кровати арестанта.

— Библия и Фома Кемпийский, — прокомментировал заключённый.

— Я Библию тоже только на гауптвахте читал, — признался Саша. — А «Подражание Христу» надо бы перечитать. Давно в руки не брал.

Муравский взял с кровати и протянул ему книгу.

Саша открыл первую страницу.

— Боже мой! В переводе Сперанского! А Библия?

Муравский подал второй фолиант. Библия была на французском.

— У меня на гауптвахте тоже была на французском, — сказал Саша, раскрывая фолиант. — Вам словарь нужен? Я её без словаря вообще не тянул. Текст сложный, лексика редкая. Едва осилил пророков, и то не всех.

— Словарь бы не помешал, — признался арестант.

Саша перевёл взгляд на коменданта.

— Карл Егорович, как насчёт словаря?

Комендант покачал головой.

— У нас их всего пять, и все выданы.

— А какие языки?

— Два французских, немецкий, английский и латынь.

— А если кто-то испанский, например, захочет учить? Это же основное тюремное развлечение образованного человека.

Мандерштерн улыбнулся и развёл руками.

А Саша записал: «Словари».

— Карл Егорович, покажете библиотеку? — спросил он.

— Конечно, — кивнул Мандерштерн.

— Митрофан Данилович, вы составьте список изданий, которые вы хотите, — сказал Саша. — Помогу, чем смогу. Только не подборку «Колокола». Я-то не против, но папа́ не поймёт.

Муравский кивнул.

— Вы со всех списки соберите, Карл Егорович, — попросил Саша. — Думаю, мы сможем улучшить ситуацию.

— Хорошо, — пообещал комендант. — Теперь всё, Ваше Императорское Высочество?

— Один последний вопрос.

Саша поставил локти на стол, сцепил пальцы, положил на них подбородок и спросил:

— Митрофан Данилович, это правда, что вы хотели меня убить?

Муравский побледнел и замолчал.

— Вы обещали не задавать вопросы по следственному делу! — резко заметил Карл Егорович.

— Мысли в голове не могут иметь никакого отношения к следственному делу или быть предметом судебного разбирательства, — возразил Саша. — Это, между прочим, ещё римское право. «Cogitationis poenam nemo patitur» — «Никто не несёт наказания за мысли».

— Ульпиан, — сказал арестант. — Римский юрист второго-третьего века.

— Юридический факультет! — воскликнул Саша.

— Да, — улыбнулся Муравский, — профессор Мицкевич нам Римское право читал. На латыни.

— Круто! — восхитился Саша. — Можно Фому Кемпийского в оригинале читать. Не то, что кодекс Юстиниана.