Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 23

На экзамене он поставил ожидаемую пятёрку. Папа́ был доволен и позволил Саша пригласить Ходнева к себе на чай. Самым приятном было то, что Гогель не докучал своим присутствием. Ну, со взрослым же ребёнка оставляет.

— Я восхищён, — сказал Ходнев. — Я ожидал многого, но вы смогли превзойти ожидания.

— Я сам не ожидал, — сказал Саша, разливая чай. — У меня к вам деловой разговор, Алексей Иванович. Вы, наверное, слышали о лекарстве, которое мы получили с Пироговым и Склифосовским?

— Да, — кивнул Ходнев. — И спасли Ростовцева.

— Но это полдела, — продолжил Саша, — нужно выделить чистое вещество, поскольку наш раствор нестабилен, сложен в изготовлении и быстро приходит в негодность. Нужен порошок, который можно было бы растворять непосредственно перед инъекцией. А выделить его — это задача для химиков, а не врачей. Поэтому я собираюсь создать химическую лабораторию для выделения пенициллина. Деньги у меня уже почти есть. По крайней мере, мне в двух местах их обещали. Остальное, в крайнем случае, доберём краудфандингом.

— Краудфандингом?

— Это англицизм, — терпеливо, не в первый раз объяснил Саша. — Общественный сбор на какое-то дело. В общем мне нужен компетентный и энергичный химик, который смог бы возглавить мою лабораторию.

— Я не возьмусь, Ваше Императорское Высочество, — сказал Ходнев, — я больше лектор, чем практик.

— Я не имел в виду обязательно вас. Кто мог бы взяться?

— В Казанском университете преподаёт профессор Бутлеров, — сказал Ходнев, — в позапрошлом году в Париже он сделал любопытный доклад о химическом строении вещества.

— Бутлеров — это прекрасно, — сказал Саша, — но согласиться ли он переехать в Петербург?

— Вам известно это имя? По-моему, я его раньше не упоминал.

— Да, — кивнул Саша. — Я о нём слышал. Но вряд ли я смогу сохранить для него в Казани профессорский оклад, он же не Никсе приедет преподавать. И, насколько я понял, он больше теоретик, а мне нужен экспериментатор.

— В Петербургским Главном педагогическом институте служит профессор Воскресенский. Заведует кафедрой химии и технологии. Сам он вряд ли возьмётся, но у него много учеников, правда, пока довольно юных.

— Это уже интереснее, — заметил Саша, отпивая чай.

— Вы знаете, Александр Александрович… я только сейчас об этом подумал. У нас ведь есть частная химическая лаборатория в Петербурге. Открылась пару лет назад.

— О! — сказал Саша. — Это очень интересно!

Мысль отдать работу на аутсорсинг, а не организовывать все самому и правда была соблазнительной.

— Лабораторию открыли Александр Энгельгардт, преподаватель химии в Александровском лицее, и его друг Николай Соколов в своей квартире на Галерной улице.

Галерная улица была недалеко от Зимнего, на Английской набережной.

— Прямо в квартире? — удивился Саша.

— Да, — улыбнулся Ходнев. — Но они пускают всех желающих за небольшую плату.

— То есть это просветительское, а не исследовательское учреждение?

— В основном, да. Преподают химию по методу Либиха, от учеников отбоя нет.

— Насколько это серьезно? — поинтересовался Саша, которому уже представлялся детский клуб с демонстрацией химических опытов.

— Это лучшая лаборатория в Петербурге, — сказал Ходнев.

— Лучше университетских? — спросил Саша.

— Намного! Университетские, честно говоря, довольно жалки.

— Насколько эти ребята компетентные люди?

— Ребятам обоим за тридцать, — улыбнулся Ходнев. — Николай Соколов окончил Юридический факультет Санкт-Петербургского университета, потом естественное отделение Физико-математического, после чего уехал в Европу. Учился в Германии у Либиха, потом в Париже у Жерара и Реньо. Доктор химии.

О знаменитом немецком химике фон Либихе, профессоре Гиссенского и Мюнхенского университетов и члене чуть не всех европейских академий Ходнев Саше уже рассказывал. Самым интересным было то, что Либих занимался в числе прочего органической химией. В том, что пенициллин — органическое соединение, Саша практически не сомневался.

— Ученик Либиха мне подойдёт, — резюмировал он. — А кто такие Жерар и Реньо?

— Тоже ученики Либиха, известные французские химики-органики.

— Хорошо, — кивнул Саша. — А Энгельгардт? Что за человек? Тоже ученик Либиха?

Фамилия Энгельгардт казалась смутно знакомой. Но Саша не мог вспомнить, откуда. Наука? Литература? История?

— Нет, — сказал Ходнев, — Александр Николаевич не учился за границей, но у него уже несколько работ по органической химии. В прошлом году они с Соколовым основали первый научный русский журнал по химии «Химический журнал Н. Соколова и А. Энгельгардта», где публикуют работы и Бутлерова, и вашего знакомого Менделеева.

— Достойно, — заметил Саша.

— Кроме того, Александр — сын крупного помещика Николая Энгельгардта. Думаю, в основном, на деньги Энгельгардтов и устроена лаборатория. Хотя и Соколов не беден, он из купцов.

— Уговорили, — улыбнулся Саша. — Могу я им написать?

— Я пришлю вам адрес, — пообещал Ходнев.

Адрес Ходнев прислал на следующий день, однако Саша отложил переписку до после экзаменов.

С Якоби они заранее договорились не выносить на экзамен спорные моменты, вроде существования электронов и электрическом токе, как потоке этих самых сомнительных частиц.

Так что папа́, который присутствовал на экзамене, только чуть не с отрытым ртом смотрел, как Саша лихо дифференцирует поток по времени и интегрирует заряд.

— А не рано ему в четырнадцать лет? — опешив, спросил царь. — Это же университетский уровень!

— Как видите, Ваше Императорское Величество, — улыбнулся Якоби, — для Александра Александровича это всё настолько легко, что мне кажется, мы могли бы взять уровень и повыше.

Так что Саша получил свою законную пятерку с плюсом и пригласил Бориса Семёновича на чай, что после плодотворного разговора с Ходневым счёл хорошей традицией.

— Я долго был занят радио, — сказал Якоби, отпивая из чашки, — но в декабре смог найти время и проверил несколько ваших гипотез. Подтверждаются не все.

— Бывает, — вздохнул Саша. — Я не идеален. И где я напортачил?

— Трубки Гейслера проводят ток в обе стороны.

— А вы нагревали катод?

— Да. Надо признать, что обратный ток меньше прямого, так что вы не совсем напортачили, просто были неточны. И чем выше температура катода, тем больше разница между прямым и обратным током.

— Та-ак, — протянул Саша, — дайте, подумаю…

Он запустил ложечку в розетку с малиновым вареньем, притормозил, и в задумчивости выгрузил его в чай, хотя всегда считал, что эти вещи надо потреблять по отдельности.

— Не возражаете, если я буду рассуждать вслух, Борис Семёнович?

— Ни в коей мере, очень интересно…

— Если исходить из электронной теории, у нас происходит следующее. В результате термоэлектронной эмиссии с катода испаряются электроны. С ростом температуры эмиссия растёт, поэтому растёт прямой ток, но практически не растёт обратный.

— Растёт, — возразил Якоби, — но меньше.

— Почему так может быть…

Саша отпил чая, потом уничтожил ещё одну ложку варенья, теперь уже отдельно от чая, и это был более правильный подход.

— Электроны, испарившиеся с катода, разгоняются электрическим полем, — продолжил Саша, — и летят к аноду. Но в трубке Гейслера не вакуум, а разреженный газ. Поэтому электроны сталкиваются с атомами газа и выбивают из них электроны.

— В атомах есть электроны? — спросил Якоби.

— В оболочке, — невзначай бросил Саша. — Давайте исходить из того, что в атоме есть положительно заряженное ядро и отрицательно заряженная состоящая из электронов оболочка.

— Это уж совсем с потолка взято! — возразил Якоби.

— Неважно, Борис Семёнович, — сказал Саша. — Потом докажем. Я примерно знаю как, но сейчас не это главное.

И Саша живо вспомнил схему опыта Резерфорда из учебника для десятого класса. И тот факт, что альфа-частицы ещё не открыты. А без них никак. И стоит ли их открывать?..