Царь нигилистов 6 (СИ) - Волховский Олег - Страница 22

Владимир Данилович Спасович был профессором криминального (то бишь уголовного) права Петербургского университета. Саша знал о нём ещё из будущего, как об авторе учебника по уголовному праву, в котором он критиковал уложение Николая Павловича. Интересно, учебник уже вышел?

'Любезнейший Константин Дмитриевич! — писал Саша Кавелину. — Спасибо огромное за ответ! Как же я рад, что вы на нашей стороне. Да, вы угадали, но я пока оставлю за собой право не называть имя моей знакомой.

Неужели петербургские студенты столь дики и необузданны, что барышни нуждаются в охране профессоров?

Как выяснилось, моя знакомая окончит пансион только через пять лет. Стоит ли ей начать готовиться прямо сейчас? Боюсь, что программы пансиона будет недостаточно для поступления. Стоит ли вообще тратить время на женский пансион? Нужна ли латынь? Не могли бы вы мне выслать программу экзаменов, чтобы я мог передать её моей протеже?

Ваш Александр Александрович'.

И тут же написал Евреиновой:

'Любезнейшая Анна Михайловна!

Константин Дмитриевич на нашей стороне. Оказывается, на юридическом факультете уже учится девушка по фамилии Корсини. Пока вольнослушательницей, но у нас ещё есть время. Добьёмся!

Ваш Саша'.

Евреинова ответила только вечером тридцатого.

'Ваше Императорское Высочество!

Не сразу смогла вам ответить так, чтобы сохранить всё в тайне.

Благодарю вас за ваши хлопоты. Я даже надеяться не могла, что вы примете мои планы так близко к сердцу.

У меня уже есть учитель латыни. Это Карл Андреевич Беккер, который преподаёт немецкий в нашем пансионе. Папа́ оплачивает ему дополнительные уроки, поскольку немецкий необходимо знать при дворе. Но я упросила Карла Андреевича вместо немецкого учить меня латыни.

Я слышала о Наталье Корсини, но поверить не могла.

Преданная вам А. Евреинова'.

У Анны Михайловны и Кропоткина был один и тот же учитель немецкого. Ничего удивительного. Чтобы свести концы с концами, преподаватели часто работали сразу в нескольких учебных заведениях.

На нескольких уроках Беккера в Пажеском корпусе Саша успел побывать, но потом отвлёкся на пенициллин. Преподаватель он был неплохой, по крайней мере, понимал, что на уровне А2 рано сдавать всеобщую историю. Впрочем, Вендт не сам это решал. Решал Гримм Август Фёдорович.

«Садовую беседку» на немецком Саша прилежно читал.

Так оказывается Беккер и латынь преподаёт?

В тот же день пришёл ответ от Кавелина. Профессор поздравлял с Новым годом и писал, что в женских пансионах обычно хорошо поставлено преподавание иностранных языков (французского и немецкого), русского языка и литературы, а также музыки и танцев. С остальным, увы, хуже. Ибо в обществе считается, что женщина не может освоить курс мужской гимназии. Так что в университет придётся готовиться отдельно.

К тому же женские учебные заведения не выдают аттестат зрелости, который даёт право на поступление в университет, а только свидетельство об окончании. И поэтому барышни могут быть только вольнослушательницами без автоматического права на сдачу выпускных экзаменов.

Поэтому с формальной точки зрения в окончании женского пансиона, даже самого лучшего, тоже нет необходимости.

Программу экзаменов на юридический Кавелин прислал. Предметов было два: немецкий и латынь.

Саша перепечатал текст в двух экземплярах под копирку.

Один отправил Евреиновой вместе с поздравлением с Новым годом, а один оставил себе.

Ситуация казалось сложной, но не безвыходной.

Утром тридцать первого декабря Саша сел за письмо к Елене Павловне.

Глава 11

«Любезнейшая Елена Павловна! — писал Саша. — Поздравляю вас с Новым годом и благодарю за поддержку моих проектов. Должен признаться, что на основе школы Магницкого я мечтаю открыть частный университет. Я понимаю громадность моих планов и их теперешнюю нереалистичность. Но, как говорят китайцы: 'дорога в тысячу ли начинается с первого шага».

Первый шаг уже сделан: математический класс. И я хочу сделать второй: гуманитарный класс для подготовки на историко-филологический и юридический факультеты Петербургского университета. Не с такой сильной программой по математике, зато серьезной подготовкой по истории и литературе.

Найдётся ли в вашем флигеле ещё одна комната?

Как только будет возможность, мы тут же съедем в отдельное помещение.

Преданный вам, Саша'.

К Новому году за составление новой программы обучения для Никсы и приглашение к нему Буслаева и Соловьева царь пожаловал графу Строганову орден Андрея Первозванного. Цесаревич, конечно, важен, но Саша считал, что Пирогов со Склифосовским более достойны.

31 декабря папа́ взял Сашу с собой поздравлять с Новым Годом Ростовцева. Яков Иванович уже вставал с постели и даже встретил их в дверях.

И потом сам разливал чай из самовара.

Саша подарил Ростовцеву книгу Чичерина со статьёй о фискальном происхождении общины, но потом был изгнан, ибо папа́ решил говорить с Ростовцевым наедине.

Вечером царь зашёл в Сашины комнаты и поздравил с Новым годом.

И, между прочим спросил:

— Фельдмаршал Барятинский очень страдает от подагры, ваша чудо-плесень может помочь?

— Не знаю, — признался Саша. — Вряд ли. Хотя, если там воспалительный процесс, может быть, облегчит состояние и снимет часть симптомов. Лучше с Пироговым посоветоваться. Но в любом случае надо сначала окончательно поставить на ноги Якова Ивановича.

— Он собирается выйти на службу после Водосвятия.

— Лишь бы в проруби не купался, — усмехнулся Саша. — Вот, когда выйдет, можно будет подумать и о Барятинском. А то ни одного не спасём. Подагра — не угрожающее жизни состояние.

Впрочем, в последнем Саша не был уверен. До подагры в своих лекциях Пирогов ещё не дошёл.

1 января пришёл ответ от Елены Павловны.

«Милый Саша! — писала она. — Ну, конечно, найдётся. Делай гуманитарный класс. Об отдельном помещении не беспокойся. Твоя школа ничуть меня не стесняет».

И Саша набросал записку Евреиновой:

«Я договорился с Еленой Павловной об открытии в моей школе имени Магницкого гуманитарного класса. С осени сего года. Экзамен будет один: эссе на русском языке на свободную тему. Готовьтесь».

В тот же вечер от неё пришло короткое письмо с благодарностью.

4 января Саша в порядке эксперимента всё же напросился на первую лекцию Соловьёва к Никсе.

— Я хочу понять, насколько мне это нужно, — сказал он царю.

Папа́ опешил от такой постановки вопроса, но разрешил, взяв с Саши обещание сидеть тихо в уголке и не встревать.

Обещание Саша выполнил, но читал знаменитый историк суховато и скучно, слишком сжато и точно, слишком вдаваясь в детали. Как лектор Костомаров был лучше.

И Саша решил, что пока обойдётся. Курс русской истории Соловьёва для Никсы был рассчитан на три года, так что Саша решил, что ещё успеет упасть на хвост. Немецкий был актуальнее.

7 января Ростовцев впервые после болезни принял участие в работе Редакционных комиссий. И Пирогов занялся подагрой Барятинского. Пенициллин помогал. По крайней мере, боли стали меньше.

В первой половине января медицинская команда Саши последовательно получала ордена из капитула и проставлялась. Саша ходил на пьянки, как на работу, но пил квас под надзором Гогеля. Советский метод обмыва орденов благополучно пошёл в народ.

Пить что-либо, кроме кваса, было бы опрометчиво, ибо после Богоявления начинались годовые экзамены. Отбояриться от немецкого не удалось, но Саша по крайней мере смог сдвинуть его на конец января, чтобы успеть подготовиться.

Первой он сдавал химию. Предмет, которым он не занимался после первого курса МИФИ, по мере прослушивания лекций Ходнева стал всплывать у него в памяти, причём на уровне десятого класса. И это было значительно круче, чем то, что ему преподавали. Так что Алексею Ивановичу тут же пришлось взять уровень выше.