Суда не будет (СИ) - Федин Андрей - Страница 8

Я сунул тетрадь себе за пазуху (под футболку). Пообещал, что прочту Лизино творение уже сегодня. Заверил, что поделюсь с племянницей своими впечатлениями от прочитанного в пятницу.

— Димочка, а куда ты поедешь? — спросила Лиза.

Она сощурила глаза.

— В сторону Зареченского, — ответил я.

Лиза всплеснула руками.

— Так это же далеко! Димочка, подожди минутку.

Племянница рванула к крыльцу дома, в два прыжка взобралась по ступеням, забежала в веранду. Вернулась она через полминуты. Водрузила мне на голову, будто корону, белую панаму с широкими полями.

Полюбовалась на меня.

На её щеках появились ямочки.

— Вот, — сказала Лиза. — Теперь хорошо. Теперь я спокойна.

Она посмотрела мне в глаза и строгим голосом сообщила:

— Мама говорит, что на улице сейчас можно гулять только в головном уборе.

Я не обманул Лизу: я действительно поехал в сторону посёлка Зареченский — точнее, в сам посёлок.

Потому что давно решил: ограбление администрации городского рынка состоится и в этой новой реальности.

В прошлой моей жизни грабители вломились в здание администрации городского рынка в четверг под вечер. При нападении они застрелили двоих охранников. Унесли с собой две набитые деньгами сумки. Мы с Колей Синицыным выезжали в тот четверг на место преступления (меня «дёрнули» туда уже из дома). Видели тот бедлам, что устроили налётчики: стреляли они в людей Лёши Соколовского из переделанных в обрезы охотничьих ружей. Резиденция Соколовского на рынке (именно Лёшиной резиденцией, по сути, и являлось здание администрации городского рынка) в тот день была залита кровью.

Итог нападения: двое раненных охранников и двое убитых. Грабители во время налёта не пострадали. Зато опустошили большой металлический сейф, что стоял в Лёшином кабинете. Сумму похищенных в его кабинете денежных средств Соколовский сообщил мне дважды. Один раз сказал её для протокола. Второй раз он её назвал, когда потребовал эти деньги у меня. Причем, в приватной беседе Соколовский озвучил на порядок большую сумму, чем та, которой Лёша лишился во время ограбления официально. Тогда мне эта цифра показалась запредельно большой. Не выглядела она несущественной для меня и теперь.

Поиски грабителей «по горячим следам» значительных результатов не принесли. Мы выяснили, что нападавших было трое. Узнали, что преступники уехали с рынка на бежевом автомобиле «Москвич-427» с кузовом «универсал». Известили о приметах автомобиля все милицейские посты на выездах из города и в районе. Но там отчитались, что в четверг вечером похожие машины мимо них не проезжали. Выжившие охранники заявили, что видели налётчиков впервые. А Лёша Соколовский твердил, что его деньги украли не «местные»: «местные», с его слов, на такую «самоубийственную авантюру» не решились бы.

В тот четверг я вернулся домой поздно вечером. А на следующий день в отделении узнал от Женьки Бакаева, что ему домой ночью позвонил неизвестный человек, мужчина. Он сообщил, что видел подозрительных людей в посёлке Зареченский, на острове. Те «чужаки», со слов звонившего, приехали в посёлок вчера на бежевом «Москвиче»: на том самом, который сейчас разыскивала милиция Нижнерыбинска. Своё имя человек не назвал. Утром Бакаев отнёсся к звонку, как к розыгрышу (потому что позвонили не дежурному, а Женьке домой). Сказал, что голос бдительного гражданина походил на голос «всем известного шутника» Коли Синицына.

Но Николай Синицын клятвенно заверил товарища майора, что сегодня ночью спал дома («как младенец») и розыгрышей не устраивал. Он сообщил, что ближайший ещё не изувеченный вандалами таксофон находился в двух кварталах от его дома. Признался, что такие утренние марш-броски совершал нечасто и только по очень веской причине. Женькино утреннее ворчание он такой причиной не признал. Коля напомнил нам, что телефон в его квартиру (как и ко мне домой) пока не провели. Заявил, что он любит пошутить, но придумал бы шутку поинтереснее, чем будить коллегу и пудрить ему мозг ложной рабочей информацией.

В тот день мы всё же поехали в Зареченский.

Нашли там три трупа.

А уже на следующий день мне на работу позвонил Лёша Соколовский. Он обвинил меня в том, что я присвоил украденные у него деньги. Лёша сказал, что «так просто» мне это «не спустит».

На велосипеде путь до посёлка Зареченский оказался долгим. Я натёр с непривычки кожу на ягодицах о жёсткое велосипедное седло. Футболка у меня на спине (под рюкзаком) и подмышками пропиталась потом. Но время пути я рассчитал правильно: приехал в посёлок до окончания рабочего дня, когда жители Зареченского поедут с работы (из города) домой.

Проехал через мост — ожидаемо обнаружил, что дневная жара разогнала с берега всех рыбаков. Речка уже обмелела. Выглядела она сейчас вдвое уже, чем весной. В девяносто первом году её берега казались дикими и неухоженными. На месте будущего песчаного пляжа красовались камыши и принесённые сюда в половодье коряги.

Лизина панама прекрасно спасала мою голову от солнечных лучей, а моё лицо от любопытных взглядов. Я представил, как Вовчик с коллегами через пару дней будут опрашивать местных, не появлялись ли в посёлке «незнакомые люди». Те им ответят, что видели тут странного мужика на велосипеде, с большим рюкзаком и в дурацкой белой шапке.

За мостом я уверенно свернул влево. Маршрут на остров я прекрасно помнил. Ещё из прошлой жизни знал, что «островом» зареченские жители называли часть своего посёлка, отделённую от основного скопления домов узким бурным ручьём. Ручей впадал в реку. Он был примерно метровой ширины. Через него дорога на остров шла по деревянному мосту.

На острове стояли всего четыре дома. Они теснились между ручьём и оврагом. Занимали походившую на квадрат площадь. От берега реки до двух ближайших островных домов было примерно два десятка метров. На этой площади (от проходившей у заборов дороги до берега) расположились огороды, которые сейчас выглядели заброшенными, поросшими сорной травой.

Я проехал через мост, преспокойно направил свой велосипед к заборам. Заборы рядом с домами окрасили совсем недавно. Я отметил это ещё в прошлый раз. Прекрасно помнил, что все четыре дома на острове сейчас пустовали. Их хозяева в эти дни отдыхали на морском побережье. Поэтому я преспокойно подкатил к калитке ближайшего дома, слез с велосипеда.

Тогда, мы через мост из досок не поехали. Оставили мою «шестёрку» на берегу ручья. Пошли на остров пешком. Втроём: я, Женя Бакаев и Коля Синицын. Прислушивались и приглядывались. Переговаривались в полголоса. Коля не убирал руку с рукояти табельного пистолета. Позже я сообразил, что только Синицын в тот день изначально верил, что утренний анонимный звонок Бакаеву не был розыгрышем. Мы с Женькой воспринимали тот выезд, как прогулку на природу. Наше отношение к той поездке изменилось, когда во дворе дома (смотревшего на речной берег и граничившего с оврагом) мы увидели бежевый «Москвич» с кузовом «универсал».

Коля выразил тогда нашу общую реакцию на находку двумя словами:

— Блин горелый…

Место для наблюдательного пункта я придумал, когда писал в прошлой жизни книгу «Суда не будет» (сюжет которой был основан на событиях, произошедших в Нижнерыбинске в июле девяносто первого года). Тогда герой романа поначалу проник не во двор, где стоял автомобиль преступников. Свой пункт наблюдения он расположил в соседнем доме на чердаке. То решение и теперь мне показалось вполне разумным. Хотя цель моего появления в посёлке Зареченский отличалась от целей главного героя книги. Калитка дома со стороны основной части посёлка не просматривалась. Поэтому я не торопился: вскрыл замок на ней за полторы минуты.

Закатил во двор дома велосипед, прикрыл калитку и по-хозяйски огляделся. Отметил, что сарай удачно заслонял двор от чужих взглядов со стороны ручья. Убедился, что кусты малины мешали просматривать этот двор со двора соседей. Прислонил велосипед к забору, отнёс рюкзак на крыльцо дома. Убедился, что сейчас (как и тогда) сарай в этом дворе заперт лишь на металлический крюк. В пропахший гнилыми овощами сарай я спрятал свой велосипед. Вернулся к входу в дом, взглядом отыскал на земле в шаге от крыльца плоский камень — достал из-под него ключ (этот тайник «тогда» обнаружил вездесущий Коля Синицын).