Небо в кармане 3 (СИ) - Малыгин Владимир - Страница 17

Ещё легонько поддёрнул самолёт, чтобы скорость не так быстро росла, и ещё разок из правого крена энергично перевёл аппарат в левый. Первым делом осмотрел полусферу с моей стороны. И ничего не увидел. А ведь эти твари по одному не летают, где-то второй должен быть!

Страшно не было, не до того мне сейчас. Страх позже придёт, когда из этой ситуации выберемся. Но где же второй? Где? Вон в стороне и ниже нас метров на пятьдесят первый мелькнул, тот, который мимо пролетел. Крылья растопырил, машет ими торопливо, широкие круги нарезает, вверх карабкается. Заберётся повыше и снова нападёт.

Словно по наитию толкаю ручку от себя, чёрт с ней, со скоростью, и заваливаю самолёт вправо. Так и пойду «змейкой», пока опасность не минует. Ещё и педалью помогаю ускорить манёвр.

Из правого крена перевёл машину в левый, продолжил снижение. Неужели ушли?

— Что это⁈ — в который уже раз пытается получить от меня ответ Изотов.

Наконец-то обратил внимание на крики полковника, бросил в его сторону короткий взгляд, улыбнулся:

— Это, Константин Романович, нас орлы атаковали. Вы там гляньте в окошко, где-то второй должен быть. Да кольцо отпустите, а то ещё ваш парашют в кабине раскроется. Что тогда делать будем?

— Что? — таращит глаза Изотов. — Какой ещё орёл?

Но кольцо, тем не менее, всё-таки отпускает. И страх в его глазах медленно тает.

Но я уже отвернулся и не слушаю полковника, у меня других дел хватает, чтобы на подобные вопросы отвечать. И скорость снова выросла, мы же так и продолжаем снижаться. Ручка уже легонько в руке подрагивать начинает, пора увеличивать тангаж.

Легонько и плавно тяну ручку на себя, одним глазом на приборную панель смотрю, на указатель скорости, вторым в лобовое окно. Где второй орёл?

Огромная тень солнце закрыла, в кабине потемнело. Резко, рывком, увеличил крен ещё больше, дёрнул ручку на себя, тут не до плавности…

Остановилось мгновение, замерло…

Какой же он огромный вблизи…

Размах крыльев метра три, если не больше. Каждое перо из веером растопыренного хвоста отчётливо вижу. А эти изогнутые когтищи на выставленных вперёд лапах вот они, прямо за стеклом, рукой дотянуться можно.

Или мне так кажется. У страха, как говорится, глаза велики. Медленно-медленно надвигается на нас сверху этот чёрный силуэт, и так же медленно мы уходим, уходим в сторону. Если бы я не начал только что гасить скорость, то эта тварь нам бы прямо в кабину когти свои вонзила. Отчётливо понимаю, как он сейчас изо всех сил пытается направление атаки скорректировать, притормозить, довернуть на цель, и… Не получается. Поздно уже. Разминёмся? Или нет?

Легонько дрогнул пол под ногами, брызнули чёрным облаком перья в стекло…

Не разминулись…

Миг, и снова солнце заглядывает в кабину. Впереди никого, лишь трепещет в потоке каким-то чудом зацепившееся за рамку лобового окна одинокое маленькое пёрышко.

Прислушиваюсь к звуку работающего мотора, стараюсь полной мерой прочувствовать вращение винта — не повредила ли его эта птица? И вроде бы всё хорошо, нет дисбаланса, вал не бьёт. А где мой напарник? Почему молчит?

Смотрю вправо, а Изотов в спинку кресла вжался, глаза зажмурил, да так и сидит. Хорошо ещё, что кольцо отпустил. Но зато в сиденье настолько крепко руками вцепился, что даже пальцы побелели. Впрочем, у полковника и лицо такое же белое. Понимаю, страшно. Я и сам испугался, честно говоря…

Ладно, нечего на него пялиться, а то глаза откроет, мой взгляд увидит, потом всю жизнь не простит мне своего страха.

Всё, после такого эти орлы точно больше не полезут на самолёт. Похоже, винтом одному из них знатно крыло попортил. Или хвост. Да какая разница! Главное, мы отделались лёгким испугом. А потолок залатаем…

Покрутился влево-вправо, осмотрелся по сторонам — далеко в стороне обе птицы. Уходят, похоже. Отвоевали своё господство в воздухе. Не без потерь, если по облаку выбитых перьев судить, но и ничего критичного, как я понимаю, не произошло. Оба крыльями равномерно машут, высоту набирают и в сторону своих любимых гор направляются.

Летите, летите…Кстати, надо бы и мне сориентироваться, а то ведь покрутиться пришлось знатно. Не удивлюсь, если в результате окажется, что мы с орлами сейчас в одном направлении летим. Да, так и есть, почти в сторону горного хребта.

Влево или вправо? В какую сторону крутить, чтобы поскорее на курс выйти? Взгляд на карту, вот он хребет, вот где-то так по отношению к нему мы сейчас летим… Ещё раз глянул на горы, чтобы точнее определиться, и кивнул сам себе — не ошибся. Поэтому всё-таки налево…

Высота по прибору с учётом внесённой поправки около полутора тысяч метров. Ниже уходить не нужно, ориентироваться будет сложнее, выше тоже не полезу. Уже налазился — во как! Впечатлений полной ложкой хапнул. Хватит высоко летать. Сегодня точно хватит…

Сырдарья с её извилистым руслом чуть впереди, внизу обжитая местность, поселений довольно много. Где-то там, на горизонте, Ташкент. Города пока ещё не видно, далеко, да и дымка мешает. А километров через тридцать, или через двадцать пять минут полёта уже, надеюсь, увидим впереди далёкие домишки этого центра цивилизации.

Вот как над Сырдарьёй оказались, так мотор и остановился. Только что всё было хорошо, работал устойчиво, а над речкой взял и встал. И винт колом вертикально раскорячился.

— Это что? — недоумевает Изотов.

— А я знаю? — пожимаю плечами, насколько это можно проделать в ремнях.

— Так сделайте же что-нибудь! — требует полковник.

— Делаю, делаю, — соглашаюсь. — Не мешайте!

Высота полторы тысячи, под нами река, селений хватает, дороги тоже наблюдаю. Мотор? Под напором потока винт немного проворачивается, встаёт косо и снова замирает. Проверяю, открыт ли топливный кран? Знаю, что он открыт, но проверить всё равно нужно. С зажиганием та же история. Не в этом дело, а в чём-то другом. В чём? Подача бензина? Закончиться он не мог, если только птицы что-то повредили? Баки вряд ли. Топливопроводы? Тоже нет, они внизу, не в центроплане.

Гадай, не гадай, а придётся идти на вынужденную. Прыгать? Ещё чего не хватало при исправном самолёте. Ну, почти исправном. Он же летит и летит неплохо. А с покиданием лучше и впрямь не спешить. Поэтому с чистой совестью перекрываю подачу топлива и выключаю зажигание.

А вот с чем нужно поспешить, так это с подбором подходящей для приземления площадки. Высота с каждой секундой уменьшается и уменьшается. Оглядываюсь на Изотова:

— Константин Романович, сейчас будем садиться. Проверьте ремни, уберите в сумку всё лишнее. Про фотокамеру не забудьте.

— Сейчас всё сделаю, — полковник спокойно и без лишней суеты проверяет замки привязных ремней и парашютной системы, начинает прятать в свою сумку свои карандаши и блокноты.

Заканчивает и деловито спрашивает:

— Что мне дальше делать?

— Ничего, — улыбаюсь ему. — Сидите спокойно. Дальше будет моя работа.

За рекой селение на селении, идут одно за другим вдоль дороги. А правее что-то крупное, какой-то населённый пункт. Название замысловатое, чуть ли не по-узбекски русскими буквами написано. Да и какая мне, в общем-то, разница? Не в названии дело. Чем поселение больше, тем мне легче будет отремонтироваться. И связаться с Ташкентом, если что, из крупного города проще, чем из мелкого.

Плавно доворачиваю вправо, иду на окраину городишки. Полей под нами много, но на поле садиться нельзя. Это для местных единственный источник дохода, а, порой, и существования.

И у реки не хочу садиться. Там что по левому, что по правому берегу полно скота на выпасе, поэтому земля будет вся в ямах и рытвинах от копыт. Ещё хуже, чем в горах, без колёс точно останешься. Так что остаётся только один приемлемый вариант — садиться на дорогу. Благо, она на всём своём видимом протяжении пустая. Используют и утаптывают её постоянно, поэтому ям и выбоин там не должно быть. Пыли — да.

Мотор молчит, на уши давит непривычная тишина. И даже свист воздушного потока через щели кабины и выдранный клок потолка не особо помогают. А ещё винт своей неподвижностью внушает тревогу своей необычностью.