Улыбка гения - Софронов Вячеслав - Страница 94

Пока Менделеев рассеянно выслушивал торжественные приветствия в свой адрес, его взгляд так и притягивала та самая лесопильня, где мелькали в воздухе двуручные вертикальные пилы, которыми арестанты, один из которых находился наверху огромных козел, а другой внизу, распиливали толстенные хвойные бревна на плахи и брусья. Наконец приветственные выступления подошли к концу, и слово предоставили самому Дмитрию Ивановичу. Всем было интересно, что он скажет, вступив на родную землю, а более всего каждое его слово ловили местные журналисты из двух конкурирующих газет, стремящихся давать на своих страницах материалы с абсолютно противоположными взглядами на одно и то же событие.　

Но ученый, словно предвидя это, разочаровал их, поскольку всего лишь поблагодарил за встречу, извинился, что не мог раньше приехать в Тобольск из-за своих дел, тем более что не так давно похоронил старшего сына, и спросил разрешения пройти на ту самую лесопилку, которая его почему-то так заинтересовала.　

Представители печатного слова лишь переглянулись, поскольку они ничем особенным не могли порадовать читателя, кроме сухих строк о прибытии в город их земляка, и покорно потащились вслед за всеми по топкому берегу, надеясь, что, может быть, там им удастся услышать «живое слово» из уст великого ученого.　

Но более всех был удивлен сам хозяин лесопилки купец Сыромятников, который еще час назад не мог даже себе представить, что его скромное предприятие вдруг заинтересует прибывшего гостя. Поэтому он пристроился рядом с ним, норовя попасть ему в шаг, спросил:　

— Извините, ваше высокопревосходительство, чем вызван ваш интерес к этому производству?　

— А вы, собственно говоря, кто будете? — не спеша отвечать на его вопрос, в свою очередь, поинтересовался Менделеев, с подозрением косясь на так и липнувшего к нему купчика. По правде говоря, он сразу заметил и выделил его среди других встречающих, едва лишь вступив на берег. Тот не нашелся сразу что ответить, но потом, спохватившись, представился:　

— Почетный потомственный гражданин Тобольска, купец первой гильдии Александр Сыромятников.　

Дмитрий Иванович замедлил шаг, повернулся в его сторону и ответил с привычной для него ехидцей в голосе:　

— Неужто тот самый Сыромятников, что имение моих предков за гроши перекупил?　

Другой бы на месте того растерялся, но тобольского купца это нимало не смутило, и он тут же парировал:　

— Неужто, ваше высокопревосходительство, лучше было, ежели бы оно бесхозным стояло и местные крестьяне творили бы там, что хотели?　

— И что же они там такого творили бы, позвольте полюбопытствовать, — в свою очередь пытался прижать того к стенке ученый. Но купец, словно пойманная щучка, легко в руки не давался и ловко вывернулся, ответив:　

— Неужто вы не слышали, как они остатки вашей усадьбы хотели растащить, школу перестали содержать, порубкой занялись, землю, не на них записанную, распахивали…　

— А вы, значит, спасли все, за что я должен быть вам премного благодарен? Прощу простить меня великодушно, но благодарности не дождетесь. Не верю я, будто бы русский купец собственную выгоду упустит. Не та порода. У вас, как мне известно, там поташный завод, а поташ нынче в цене, только позвольте полюбопытствовать, где вы сырье для него добываете?　

Вот тут Сыромятников не на шутку испугался, потому как вел порубки леса не совсем законно, и порой его артельщики вырубали леса, ему не принадлежащие. Но и эти прегрешения сходили Александру Андриановичу с рук, поскольку с местным начальством он умел найти общий язык. Но вот коль о его проделках стало известно ажно в самой столице, как выходило со слов Менделеева, тут было чего опасаться.　

— Так на поташ строевой лес не нужен, — попытался он оправдаться, — так, отходы разные. Ветки там, вершинник, чурки комлевые, даже коренья идут. А добрый лес на распиловку пускаю. Народ то у нас строиться начал, тес и плахи до зарезу всем нужны. Вот я лесопилку прямо здесь на берегу и наладил. — И он махнул рукой в сторону штабелей бревен, куда они и направлялись.　

— Так это, значит, тоже ваше хозяйство, — удивился Менделеев, остановившись:　

— Вот это размах, я понимаю…　

— Еще у меня в верховьях речки Курдюмки мельница поставлена. Да там же солодовня, квас и пиво произвожу, ну и, само собой, солод, все от меня идет, — самодовольно перечислил свои владения Сыромятников. Правда, чтоб совсем не зарываться, промолчал, что, кроме того, владеет, дюжиной лавок, рыбными ловлями на Севере, правда, записанными на другое лицо, не меньше десятка доходных домов, не говоря уже о ценных бумагах и страховых займах на всех членов своей семьи.　

— Похвально, похвально, — то ли с одобрением, то ли с осуждением кивнул ему в ответ Дмитрий Иванович, — только мне одно непонятно: почему вы работников своих совсем не жалеете?　

— Не понял, что вы этим сказать изволите? — озадаченно переспросил его Сыромятников.　

— А то и имею, что по всей стране лесопилки давно переведены на паровую тягу, а в худшем случае водяные колеса пилы крутят; а уж у самых отсталых на то кони приспособлены. А у вас, как погляжу, все по старинке, мужики пилами машут, а потом глазами маются. Опилки то сверху прямо на них и сыплются. Не жалко вам их?　

— Так пусть глаза не пялят кверху, — зло ответил купец, показав тем самым свое истинное отношение к тем, кто находился в его подчинении. — Да и чего же их жалеть, коль все они из числа арестантов? — отвечал он и тут же пожалел, что проговорился. Но было поздно, и Менделеев, услышав про арестантов, тут же поймал его на этом.　

— Как вы сказали? Арестанты, значит? Весьма интересно, весьма. Из местного централа, как полагаю?

— Да разные тут… — попытался оправдаться Сыромятников, — только несколько из них, у которых срока небольшие…　

— А кто ж за ними надзор осуществляет? Что-то я ни одного конвоира поблизости не вижу, — оглядевшись вокруг, продолжал припирать его к стенке Менделеев.　

— Так то мои люди охрану держат, и все при оружии. Вон видите, стоит один, — показал он рукой в сторону угрюмого мужика, подпиравшего плечом столб навеса у лесопилки. Эй, Васька, подь сюды! — крикнул он.　

Тот неохотно, вразвалку, зло поблескивая глазами, подошел на зов, снял с головы шапку, слегка поклонился и спросил:　

— Чего изволите, Александр Андрианович?　

— Да вот, его высокопревосходительство господин Менделеев интересуется, как у нас за арестантами пригляд поставлен…　

Тот сходу понял, о чем речь, и с готовностью пояснил:　

— А чего за ними приглядывать, и так не сбегут, они нас меченые. Да и кормят их здесь прямо на берегу. Чего им бежать, все одно ни кола ни двора не имеют…　

— Весьма интересно, — оживился Менделеев, — и как же вы их метите? Насколько мне известно, клеймить преступников запрещено более ста лет назад, а у вас, значит, о том ничего неизвестно?　

— Да нет, вы не так поняли, — встрял Сыромятников, — никто им никаких отметин не ставит, просто на одежде метка особая пришита, по которой их узнать можно. Да и правильно Васька сказал, чего им куда-то бежать, когда они в сытости живут, получше многих.　

— Ну, тут извольте с вами не согласиться, покачал головой Менделеев, — хотя мое ли это дело. Пусть тюремное начальство само решает, а я о другом хотел спросить. Вот, гляньте, тут в Иртыш речка впадает, когда-то, насколько помню, здесь небольшая плотника стояла, и мы, гимназисты, частенько сюда с занятий по весне сбегали, на ледоход поглядеть. А теперь ее нет, хотя, ежели старания приложить, можно было на ней лопастное колесо поставить, а от него привод сделать, чтоб диск крутил. Дальше совсем просто: станок на подшипниках, рельсы, чтоб бревна подкатывать под циркулярную пилу. Уразумели? — повернулся он к Сыромятникову.　

— Разрешите пояснить? — просиял купец, словно выиграл сто рублей по лотерейному билету. — Извольте заметить, плотинки, о которой вы говорите, здесь, насколько мне известно, никогда не было. Это же речка Абрамовская, раньше ее Монастыркой звали. А та плотинка, о которой вы изволили вспомнить, жива и здорова, но… как раз возле моей нынешней конторы находится. И речка там в Иртыш другая впадает, Курдюмкой испокон веку зовется, — ехидно улыбнулся он. И затем продолжил: