Мальчик, Который Выжил (СИ) - Володин Григорий Григорьевич - Страница 19

Пока же я играю с Ксюней и Деном, забывая обо всём на свете. Ден — крутой. Он тоже кайфует от разрушений, как и я, а ещё и «летает» великолепно, когда я запускаю его в замки из конструктора. А уж как он радуется, когда прыгает на их руинах! Даже кажется, что его глаза-камушки сверкают сильнее. Я в полном восторге, а Ксюня тоже пробует запульнуть Дена, правда, ей не хватает опыта Безумного Генерала. Но попытка засчитана.

На следующий день мы вновь увлечённо играем: Ден атакует, я строю новые замки, а Ксюня увлеклась куклами, как будто они интереснее Дена, ей-богу. Всё идёт прекрасно, пока наше веселье внезапно не прерывается. Сначала появляется служанка и с извинениями забирает Дена, мол, матушка-княгиня велела. Паука куда-то уносят.

Затем я слышу шаги и приглушённые голоса из коридора. Потом в дверях появляется худая женщина с хмурым лицом. Она явно пытается выглядеть приветливой, но её улыбка больше напоминает натянутую маску.

Следом за её приходом в комнату вносят ребёнка. Мама тоже здесь, как всегда сохраняет невозмутимость и чётко следует правилам этикета, даже обращаясь к нам, детям.

— Знакомьтесь, Вячеслав Светозарович, Ксения Тимофеевна, — спокойно говорит она. — Это Лидия Николаевна и Степан Семёнович, супруга и сын твоего брата, Слава, — Семёна Светозаровича.

Княгиня чуть поворачивается к женщине и добавляет:

— Лидия Николаевна, моего сына вы уже видели, а это Ксения Тимофеевна Рогова.

Мама молодец. Прививает нам церемониальный протокол с детства.

Лидия едва заметно морщится, услышав имя Ксюни, но всё же произносит, явно не без сарказма:

— Надо же, дочь Мастера Егерей.

Тем временем ребёнок — Степан Семёнович, как я понимаю, — оказывается рядом с нами. Ему, судя по росту и весу, около года и пары месяцев, и он выглядит гораздо крупнее и плотнее, чем я и Ксюня. Правда, ходит очень неуклюже, чуть заваливаясь то в одну, то в другую сторону.

Эх, жалко Дена забрали. Нельзя теперь им похвастаться перед племянником… Хм, стоп! А не потому ли паука унесли, чтобы не палить мою Атрибутику Разрушения перед родственниками? Значит, им нельзя доверять? Опаньки, приплыли. Интриги в семье.

Я смотрю на Степана и невольно размышляю о нашем возрасте. Если он мой племянник и старше меня, значит, мой брат, его отец, должен быть примерно ровесником мамы. А мама у меня молодая, да ещё и красивая. Значит, батя-то у меня явно в возрасте, но, видимо, любитель молоденьких. Вот же бес старый!

Кстати, отца я до сих пор не видел. Это странно. Либо он мёртв, либо чертовски занят своими делами. В любом случае, семейные отношения здесь явно куда сложнее, чем кажутся на первый взгляд.

Тем временем Степан стоит чуть в стороне и с хмуро смотрит на нас, но подойти ближе не решается. Его взгляд бегает между мной и Ксюней, словно он пытается понять, кто мы такие и чем тут занимаемся.

Лидия Николаевна тем временем окидывает нас с Ксюней оценивающим взглядом. Её лицо сохраняет маску холодной вежливости, и после секундной паузы она сухо произносит лишь небрежное:

— Какие славные детки.

Мда, эти слова прозвучали так дежурно, будто их сказали просто потому, что так положено. Ледия, кажется, больше занята мной. Она смотрит на меня с явным интересом, словно выискивает что-то важное.

Что-то здесь не так. Этот визит точно не случаен.

Я украдкой наблюдаю за своей невесткой, проверяю её на скрытые угрозы. Вроде заточки под платьем нет, и то хорошо. Но что это за хищная оценивающая манера? Её высокомерное поведение выдаёт слишком многое — она тут не ради визита вежливости.

Как и положено генералу, я сохраняю хладнокровие и тоже внимательно изучаю гостью.

А пока, на правах хозяина, я решаю проявить гостеприимство. Встаю, беру коробку с конструктором — между прочим, из него можно построить крутой замок, — и топаю к Степану.

— На, иг-лай! — говорю с вежливым кивком. Ведь гостеприимство — это важно, даже если ты ещё совсем мелкий.

Лидия Николаевна удивлённо смотрит на меня, потом переводит взгляд на маму.

— Он уже говорит и ходит? — спрашивает она, подняв одну бровь. — В девять месяцев?

Мама гордо кивает, расправляя плечи:

— Княжичу еще нет девяти. А в целом, как видите, Вячеслав Светозарович быстро развивается.

— Оно и видно, — вдруг бросает Лидия с лёгкой насмешкой в голосе. — Ещё ребёнок, а уже такие замашки…

Я не понимаю, что она имеет в виду, и мама, судя по её выражению лица, тоже. Но это замечание явно не было комплиментом.

Тем временем Степан, не обращая внимания на предложенные кубики, целеустремлённо направляется к Ксюне. Его взгляд направлен на пенопластовый меч, который она держит в руках.

— Ммоё! Дай! — резко заявляет племяш и, не дожидаясь ответа, вырывает игрушку у неё из рук.

Ксюня хлопает глазами, растерянно глядя на Степана, явно не понимая, что происходит. Её лицо быстро краснеет, а в глазах начинают собираться слёзы. Она молчит, но обида на её лице говорит сама за себя.

Степан, будто вовсе не замечая её испуга, с горящими глазами начинает размахивать пенопластовым мечом, целясь прямо в Ксюню.

— Ух, ух! — выкрикивает он громко. — Умли! Умли!

Ксюня молча отступает в угол, прижимаясь спиной к стене. Кажется, ещё немного — и она разревется. Но вместо плача она сжимает губы и пытается уклоняться от замахов.

Степан же продолжает шагать за ней, всё сильнее замахиваясь мечом.

Я нахмуриваюсь и сжимаю кулаки. Хель меня дери! Какого хрена он творит? Зачем доводить девочку? Иди играй в кубики, балбес! Замок классный можно построить! И рушится он тоже классно!

Мама и Лидия наблюдают за происходящим издалека. На лице мамы написано удивление, а у Лидии выражение… какое-то спокойное, даже довольное. Мне это, мягко говоря, не нравится. Никто не имеет права так обращаться с Ксюней, особенно какой-то нахальный племянник. Я тебя выше по родовому дереву. Так где твое уважение? Почему поднимаешь клинок на мою суженую?

Не раздумывая, я хватаю ближайший пенопластовый меч, подхожу ближе. Быстро прицелившись, тыкаю Степана мягким остриём в бок.

— Коняй, хале! Эй, диот! — говорю строго, глядя ему прямо в глаза.

Степан отшатывается, явно ошарашенный моим вмешательством, чуть ли не падает, но быстро приходит в себя. Его глаза жадно устремляются на мой меч. Он широко расставляет ноги, разводит руки и визгливо кричит:

— Дай! Мойо!

И, не дожидаясь ответа, тянется ко мне, пытаясь отобрать меч. Ну ничего себе наглость! Еще и на мой клинок позарился? Ну-ну, губа не дура, да руки коротки.

Я прижимаю меч к себе, глядя на него свысока.

— А ти поплобу забели, — бросаю я с вызовом, помахивая мечом.

Степан, посапывая, отчаянно тянется к рукоятке, размахивая руками, но я легко уклоняюсь от его неуклюжих попыток. Он пыхтит, сопит, но результата никакого — я всегда на шаг впереди.

Степан — точно единственный ребенок в семье: жадный, избалованный и наглый кабаныш.

Мама делает шаг вперёд, чтобы вмешаться, но Лидия репликой останавливает ее.

— Ирина Дмитриевна, пусть дети играются, — говорит она с нарочитой небрежностью, в её голосе сквозит нотка едва сдерживаемого удовольствия.

Мама бросает на неё хмурый взгляд. Она, конечно, не послушается, но полминуты у меня есть.

— Эй, пле-мяш! Увай дя-дю! — вызывающе говорю я, глядя на Степана.

Он, разозлившись, пытается ударить меня мечом. Но я спокойно ставлю блок, и его слабый удар бессильно отскакивает.

— Всо? Эта всо? — насмешливо спрашиваю я, глядя на его удивлённое лицо.

Не дожидаясь его следующего выпада, я делаю широкий шаг вперёд, резко толкаю его плечом, а затем бодаю, как винландский борец. Степан не ожидает такой атаки, теряет равновесие, нелепо размахивает руками в попытке удержаться, но безуспешно. С громким грохотом он валится прямо на мой построенный замок.

С громким треском замок рассыпается, а Степан оказывается в куче кубиков. Он поднимает голову, на его лице появляется сначала растерянность, а затем он громко, на весь дом, начинает…. реветь.