Красный Вервольф 5 (СИ) - Фишер Саша - Страница 14

— Останешься с этим господин до утра, — приказал я. — Будешь сопровождать его повсюду. Даже — в супружескую спальню. Отозвать тебя могу только я. Как понял?

— Понял. Все стелаю.

— А вы, господин бургомистр, — повернулся я к хозяину кабинета, — позаботьтесь о том, чтобы этот славный финн во-первых, находился рядом с вами на совершенно законных основаниях, а во-вторых, чтобы он ни в чем не нуждался.

Черепенькин обреченно кивнул и я с чувством исполненного долга покинул его смрадное гнездилище. Я знал, что после освобождения Пскова в 1944 году, этот человечишка, автор «Псковского гражданского кодекса», действовавшего на всей оккупированной территории северо-запада РСФСР, при нацистах умудрившийся, кроме кресла бургомистра, занимать должности председателя суда, председателя общества взаимопомощи, директора музея, удрать со своими хозяевами не сможет и будет арестован органами НКГБ. Следствие изобличит все его преступные деяния, а суд вынесет справедливый приговор. Так что я не собирался мешать правосудию, пусть поживет еще немного, гнида.

Избавившись до завтрашнего утра от Юхана, я направился на явочную квартиру Галаниных. Нужно было повидать Шаховскую. Обсудить наши планы. От управы до нужного мне дома совсем недалеко и потому я двинулся неторопливым шагом фланирующего бездельника. Если бы не обилие военных в немецкой форме, Псков выглядел бы вполне мирным городом. В школах шли занятия, в церквях звонили колокола. Портила картину виселица перед комендатурой. Да угрюмые лица прохожих, которые вжимали головы в плечи, стараясь прошмыгнуть мимо эстонских и финских патрулей.

По пути я зашел в лавку, которую держал потомственный купчина, бывший нэпман, при оккупантах снова возродивший торговлюшку. Здесь можно было прикупить и ветчины и сыра и солений и разных круп, разумеется — по бессовестным и большинству мирных граждан недоступным ценам. Деньги у меня, благодаря экономии на взятке, были и я набрал разной снеди. Надо было подкормить супругу профессора, ее домработницу и гостью.

Лебезящий перед богатым покупателем владелец самолично все мне завернул и даже хотел было послать со мною сына, чтобы помог донести, но я отказался. Незачем светить адрес.

Галанина хоть и обрадовалась гостинцам, но виду не подала. А вот Матрена не скрывала своего восхищения. Ведь это ей приходилось исхитрятся каждый день, придумывая, что приготовить из того небольшого набора продуктов, которые они с хозяйкою могли себе позволить. Основных источником их дохода была распродажа вещей из этой, некогда зажиточной по советским меркам профессорской квартиры. Домработница уволокла пакеты и свертки на кухню, откуда немедленно послышались ее радостные причитания.

Марья Серафимовна проводила меня в кабинет мужа, где расположилась теперь Шаховская. Анна Дмитриевна приобрела облик светской дамы. Видать, хозяйка дала ей поносить, что-то из своих вещей. Благо и ростом и сложением они были схожи. Теперь княгиня еще меньше стала походить на разведчицу, чем в первую нашу встречу. Волосы пучком собраны на макушке, как их носили дамы в начале ХХ века. Белая блузка с длинными рукавами, темная юбка по щиколотку, домашние туфли с каблуком. Будь я на самом деле дворянином, обязательно бы поцеловал ручку, но здесь этот маскарад был ни к чему. Мы поздоровались по-товарищески, обменявшись рукопожатием.

— Я не могу сидеть здесь без дела, товарищ Горчаков, — сказала Шаховская. — К тому же — быть нахлебницей у Марьи Серафимовны. Им с Матреной и так не сладко приходится. Вы не могли бы подыскать мне какую-нибудь работу?

— Что же вас Центр послал совсем без денег? — удивился я.

Она потупилась, произнесла нехотя:

— Меня ограбили.

— Понятно.

Кто же ее готовил? Такую клушу… Деньги вытащили. Полицаи чуть было не надругались.

— Стоп! — сказал я. — А — документы? Их тоже вытащили⁈

— Нет. Документы я зашила в… В одежду, в общем.

— И они так и зашиты до сих пор?

— Да.

— Как же вы до Пскова добрались, Анна Дмитриевна?

— Ну как… У нас, геологов, есть что-то вроде подземной железной дороги…

— Метро, что ли?

— Нет. В девятнадцатом веке в США так называли тайную сеть по переправке беглых рабов с Южных штатов в Северные.

— Ну так то в Штатах, а у нас рабов нету, только — сознательные трудящиеся.

Княгиня усмехнулась.

— Случается, что и сознательным трудящимся необходимо скрытно перемещаться.

— Ну и из кого эта система состоит?

— В геологических партиях работают десятки людей. Это не только сами геологи, но и коллекторы, рабочие, проводники. По всей стране таких набираются тысячи. Подземная железная дорога — это название скорее шутливое, но если геологу или любому другому человеку, участвовавшему в геологических экспедициях нужно что-то передать, минуя почту и телеграф, или — помочь человеку перебраться в другой конец страны, все эти люди, даже лично с ним незнакомые, всегда помогут. Надо просто сказать, кто ты и от чьего имени просишь о помощи.

— Это я понял. Мне только не понятно, почему Центр вас не проинструктировал, как себя вести на оккупированных территориях? Похоже, что и готовили вас шаляй валяй. Уж простите за грубые слова.

— Это вы меня простите, Василий Порфирьевич, — сказала она после долгой паузы. — За то, что я не сказала вам сразу. На самом деле, меня послал не Центр, и вообще никакая разведывательная служба меня сюда не направляла.

— То есть? — опешил я.

— Я здесь по инициативе Владимира Ивановича и некоторых его научных соратников.

— Владимир Иванович это?..

— Академик Вернадский.

— А, ну да… И как это он решился на такое?

— Академик не хочет, чтобы эти документы, которые включают координаты месторождений урана, примерные схемы реактора, использующего распад радиоактивных элементов для нагрева воды, с последующей выработкой электроэнергии и другие материалы, попали в руки нацистов.

— Почему же он не обратился в органы?

— К сожалению, наверху в использование атомной энергии как в мирных, так и военных целях не верят, считают утопией.

— Ничего — поверят.

— Владимир Иванович тоже так считает, но боится, что может оказаться поздно. Еще перед войной из английских, американских и немецких научных журналов пропали статьи, касающиеся деления урана. Это означает, что за границей, в том числе — в Германии, всерьез изучают вопрос создания сверхбомбы. Вот наши ведущие ученые и решили действовать самостоятельно. По легенде, я поехала навестить родственников в одном из освобожденных районов Московской области. Благодаря нашей геологической эстафете я сумела добраться до отряда товарища Слободского, а уж он снабдил меня паролем для вас.

— Проще говоря, вы шли наугад. И документов надежных у вас, конечно же, нет.

— Вы правы.

— И при этом вы хотите, чтобы я вас устроил на работу в какое-нибудь оккупационное учреждение?

Она понуро кивнула.

— Я думала…

— Плохо думали. Вы и ваш академик. Вы не сможете пройти элементарной проверки службы безопасности. Засыпетесь, а там — гестапо, пытки. Допустим, вы их выдержите, не выдадите цель своего нахождения в Пскове. Смолчите о людях, которые провели вас через линию фронта, о партизанском отряде, обо мне, но что в итоге? Изуродовав до неузнаваемости, вас казнят. Секретные документы останутся у фрицев, профессор Галанин, под угрозой для жизни супруги, будет работать на Аненербе…

— Я очень надеюсь на вас, Василий Порфирьевич!

— Вот это уже ближе к существу дела, — вздохнул я. — Ладно! Не нужно никаких документов. Сидите здесь. Деньгами и продуктами я вас и ваших гостеприимных хозяев снабжу. Позаботьтесь о том, чтобы ваши личные вещи не валялись по всему дому, посуду мойте сразу, после еды, постель убирайте, как только встанете. Иными словами — не должно быть следов вашего присутствия в квартире на случай, если придет чужой. Впрочем, Марья Серафимовна вам все объяснит и покажет.

— Понимаю вас, Василий Порфирьевич, но должна же я чем-то заниматься⁈