Медицина Древнего (СИ) - Четвертнов Александр - Страница 22

Боря, распираемый гордостью, торжественно выложил моток проволоки на демонстрационный стол. В зале повисла тишина, а затем… По рядам прокатились смешки. Кто-то из студентов археологического факультета демонстративно фыркнул. С задних рядов донеслось приглушённое «И это всё?».

— Колючая проволока! — выкрикнул кто-то из зала. — Они там что, концлагерь строят?

Новая волна смешков прокатилась по залу. Лида отвернулась, её щёки пылали от унижения, пока на нее то и дело пялились. Кто-то даже шептался тыкая в неё пальцем. Маша вцепилась в свой артефакт так, словно это было спасательный круг. Даже Волков перестал улыбаться.

Шелестов появился в зале как по заказу. Его длинный хвост чёрных волос, собранный в тугой хвост, мотался за спиной словно у норовистого жеребца. Проректор стремительно приближался к нашему столу, и с каждым его шагом студенты расступались, как волны перед кораблём. В глазах читалась плохо скрываемая неприязнь.

— И это всё, что вы можете показать, Орлов? — процедил он, брезгливо тыча пальцем в проволоку. — Серьёзно? Может, ещё верёвки начнёте плести? Или гвозди выпрямлять?

Смешки в зале стали громче. Я улавливал обрывки фраз: «Позорище!», «А чего ещё ждать от этого кружка?». Шелестов явно наслаждался моментом.

— Это реплика древнего артефакта защиты, — спокойно ответил я, наблюдая, как его самодовольная улыбка становится шире. — Очень эффективная вещь, между прочим. Особенно против… — я сделал паузу, — нежелательных вторжений.

— Неужели? — скептически изогнул бровь проректор, и его хвост качнулся, словно в такт словам. — И что же она защищает? От комаров?

Новая волна смеха прокатилась по залу. Шелестов прямо светился от удовольствия.

Я кивнул на работу Маши:

— А это артефакт для остановки кровотечений. Тоже на основе древних образцов.

— Какая… оригинальность, — сарказм в его голосе был таким густым, что им можно было намазывать бутерброды. — Наверное, очень полезно, когда порежешь палец ножницами.

Я неторопливо достал из кармана небольшой кристалл в медной оправе. Как раз закончил с ним работать. Прозрачный камень мягко засветился, когда я направил его на Шелестова. На его поверхности проступили светящиеся цифры.

— А это измеритель давления, — как бы между прочим заметил я. — У вас, кстати, 160 на 90. — Я сделал обеспокоенное лицо. — Довольно опасные цифры, Лавр Петрович. При вашем-то возрасте… Вам бы поберечь себя. Меньше нервничать, больше отдыхать. И может, хвост распустить? Говорят, тугие причёски повышают давление.

Лицо проректора пошло красными пятнами, став почти пунцовым. Он открыл рот, закрыл, снова открыл. Его хвост дёрнулся, словно пытаясь развязаться самостоятельно. В зале повисла тишина, которую нарушало только чьё-то приглушённое хихиканье.

— Я… это… — он схватился за воротник мантии. — Мне нужно… срочно…

Шелестов развернулся так резко, что его хвост описал в воздухе почти полный круг, и почти выбежал из зала, по пути чуть не сбив с ног какого-то первокурсника.

— Что ж, — подал голос Михаил Владимирович, декан археологии, пряча улыбку в пышные усы, — я считаю, что кружок показал весьма интересные результаты. Особенно впечатляют медицинские артефакты. Хотя, возможно, нам стоит держать измеритель давления подальше от некоторых… особо впечатлительных коллег.

Остальные преподаватели закивали. Проверка была успешно пройдена. Боря со своими кабанчиками потащил моток ценного артефакта обратно в наш сарай. Маша с Лидой по очереди проверяли свои показатели на моей заготовке, пока мы шли в лазарет проверить Тихона.

— Нет, вы видели его лицо? — Волков изобразил выпученные глаза и отвисшую челюсть. — Когда ты ему про давление сказал… А как он за воротник хватался! Думал, прямо там удар хватит.

— Не смешно, — поджала губы Лида, но в глазах плясали искорки веселья. — Всё-таки проректор…

— Который теперь дважды подумает, прежде чем цепляться к нашему кружку, — подмигнул Волков.

Лазарет встретил нас больничной тишиной и запахом лекарств. Тихон обнаружился в дальней палате, и вид у него был… странный. Он сидел на кровати, замотавшись в одеяло как в кокон, и трясся, словно в лихорадке. Под глазами залегли тёмные круги, взъерошенные волосы торчали во все стороны.

— Т-т-там… — он дрожащим пальцем указал на окно, зубы стучали как кастаньеты.

— Тихон, что с тобой? — Маша бросилась к нему, но он отшатнулся, вжимаясь в стену.

— М-м-монстр… — выдавил он, не отрывая взгляда от окна. — Огромный такой…

— Какой монстр? — Волков расхохотался, оглядывая палату. — Медсестра что ли? Тихон, дружище, ты точно переел обезболивающих.

— Б-б-б… — Тихон затрясся ещё сильнее, кутаясь в одеяло как испуганный ребёнок.

— Бабайка? — предположил Волков.

— Барабашка? — подхватила Маша, пытаясь разрядить обстановку.

— Бегемот? — не унимался Волков.

— Бобр? — фыркнула Лида.

— БОЛЬШОЙ! — вдруг выкрикнул Тихон так громко, что мы все дернулись. — Лохматый! С глазищами… — он показал размер руками, едва не выронив одеяло. — И когти… во такие!

— А ещё он, наверное, зелёный и в крапинку? — усмехнулся Волков.

— Нет! — Тихон замотал головой как китайский болванчик. — Он… он… — паренёк сглотнул, — он на меня посмотрел! Прямо в душу! А потом лапищей своей… — он изобразил когтистую лапу, — прямо по стеклу… и символ нарисовал!

— Кирилл, — Волков состроил серьёзное лицо, но глаза выдавали, что он едва сдерживает смех, — надо срочно забирать Тихона отсюда. А то скоро русалку в капельнице увидит.

Я подошёл к окну, вглядываясь в больничный двор. Ничего необычного — только голые ветви деревьев качались на ветру. Лида протиснулась рядом, прижавшись ко мне теснее, чем того требовала ситуация.

— Чтобы увидеть, нужно подышать, — прошептала она.

— Так это же с другой стороны, — заметил я, чувствуя лёгкий аромат её духов.

— Тогда используем магию.

Лида взмахнула рукой — изящно, почти театрально. По стеклу пробежала рябь, словно по водной глади.

— У тебя открылась новая стихия? — удивился я, заметив характерный узор заклинания.

— Ветер. Да… — она опустила глаза, но я успел заметить, как порозовели её щёки.

На стекле медленно проявлялся странный символ. Вгляделся в него получше, чтобы разобрать. Он мне показался знакомым. Очень знакомым.

Петров Игорь Павлович. Майор медицинской службы армии Российской Империи в отставке.

Игорь Павлович выпивал. Вернее, бухал. Давно и сильно. Он уже сам не помнил, когда в последний раз был трезвым. Только в таком состоянии он мог заглушить боль.

Хотя, боли он уже давно не чувствовал. Ей на смену пришла безысходность. Воспоминания о возлюбленной потонули в хмельном тумане. На смену им пришла суровая реальность. Безработная реальность.

Несколько лет назад он встретил её. Тамару. Встретил, и они полюбили друг друга. Безумно сильно полюбили. Безудержно. Без оглядки на её замужество. Без оглядки на её княжеский титул.

Князь Буревестов ничего не знал об их романе. Он пребывал в неведении и гордился супругой. Гордился, как она спасает жизни в госпитале. Отдаёт всю себя медицинской службе.

А она отдавала себя Игорю Павловичу.

А он и рад был этому.

Их роман начался внезапно, как в кино. Продлился несколько лет. И закончился тоже, как в кино. В драме.

Она забеременела. Естественно Князь удивился. Он не спал с женой больше года (всё дурацкие командировки супруги), и, даже, не видел её, кроме как на экране монитора.

То, что было дальше, Игорь Павлович вспоминать не любил. Стресс, скандалы, случайное заклинание, реанимация и операционная. Спасти любимую Игорь не смог.

Когда он впервые вышел из запоя, и решил, что продолжит жить ради памяти о любимой. То пошёл устраиваться в первую попавшуюся клинику, хотя бы участковым терапевтом.

Каково же было его удивление, когда ему отказали. Клиника, где одарённых врачей днём с огнём не сыскать, отказала ему в работе…