Как во сне (СИ) - Резник Юлия - Страница 7

Отложив телефон, я пообедала остатками нашего ночного пиршества, убралась на кухне и, не в силах сидеть без дела на одном месте, собралась и рванула на тренировку. Игра требовала концентрации и не позволяла думать ни о чем другом. Да и телу после всего хотелось дать нагрузку на более привыкшие к тому мышцы. Но в тот вечер полностью отдаться игре не вышло. За что я тут же и поплатилась. Мало того, что неудачно столкнулась с девочкой из команды соперников, так еще и ногу подвернула. Пришлось накладывать тугую повязку, которая стала моим единственным спасением. Я не знала, можно ли принимать мои обезболы беременным, так что на всякий случай не стала рисковать.

Ехала домой, и никак в моей голове не укладывался тот факт, что я могу быть беременной. Вот это скорость развития событий! Учитывая, что на таймлайне моей жизни практически ничего не происходило, тут, можно сказать, случилась сенсация. Даже если потом окажется, что Бог миловал, я вряд ли когда забуду эти свои эмоции.

А если нет? Мне же полностью придется менять трек жизни! Разве я к этому готова? Не уверена. Да и как объяснить семье, что я принесла в подоле? Родители у меня, конечно, современные, но… Сами счастливо прожив в браке вот уже почти сорок лет, родив четверых детей и дождавшись, наконец, внуков, вряд ли они смогут с легкостью принять тот факт, что я родила для «себя». А то, что я, говоря словами бабушки, «спуталась» с женатым, вообще станет для них ударом. Им же не объяснишь, что в случившемся не было моей вины. Черте что.

Нога все сильнее ныла. Я попросила таксиста остановиться у аптеки. Осталось решить, что покупать. Обезбол для беременных или все же средство экстренной контрацепции?

Новогодние чудеса, говорите? М-да…

Глава 5

– А помнишь, как на нас напала банда чаек? – улыбнулась мне в бок Римма, задевая теплыми губами кожу.

– В Греции? Конечно. Как такое забыть? Она сожрала ужин, который обошелся мне в целое состояние, – прохрипел я, приглаживая обкорнанные кое-как волосы жены. До болезни они были у нее такими красивыми, боже! Я любил зарываться в них пальцами или наматывать на кулак. Улькины волосы я, кажется, по давней привычке намотал тоже.

Бля… Твою мать. Каждый раз возвращаясь мыслями к той ночи, я начинал ехать крышей. Как такое могло случиться? Просто вот, сука, как? Нет, я не святой. И мои потребности, к сожалению, не сдохли. Прекрасно понимая это, Римма, еще до того, как болезнь стала ее менять, даже предлагала мне, дурочка, найти себе женщину для секса. А мне сама эта мысль казалась кощунственной. Тогда… Два года назад я просто не мог представить рядом с собой другую. Обиделся на жену страшно. Орал так, что в шкафу стала звенеть посуда. Едва не разнес дом – так бесился. И пару дней с ней, дурак, не разговаривал.

– Ну не злись. – Римма не выдержала первой. – Я же знаю, что с твоим темпераментом…

– Ты опять?! Я даже слушать этого не желаю! Где это видано, чтоб жена своего мужа под другую бабу подкладывала?!

– Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, – вздохнула она, ластясь ко мне кошкой.

– Я счастлив рядом с тобой! – рычал, с трудом контролируя силу рук, скользящих по ее раздавшемуся от лекарств телу. – Я счастлив от того, что могу быть рядом, засыпать с тобой и просыпаться.

– И тебе не надо ничего больше? – грустно улыбнулась она.

– Надо! Еще как. Вот выздоровеешь, и тогда я как оторвусь! Будешь у меня бедная.

Но лучше Римме не становилось. Напротив, с каждым днем состояние жены только ухудшалось. А я, несмотря на все мои возможности, ни черта… Ни черта вообще не мог с этим сделать. Хотя мы перепробовали, кажется, все доступные способы лечения. Общепринятые в мире протоколы... Экспериментальные… Просто, мать его, все! Поначалу казалось, дело сдвинулось с мертвой точки. Но уже через месяц стало понятно, что темпы роста опухоли увеличились. Счет шел… А к черту! Я не считал. Потому что это было совершенно невыносимо. А-а-а!

Какой же треш. Улька… Как так? Знал бы, что меня на нее сорвет, так действительно… Что? Нанял бы проститутку? Да меня от самой этой мысли передергивало каждый раз. Не то чтобы я осуждал мужиков, которые не брезговали сексом за деньги. Скорее, я просто не мог представить себя на их месте. После двадцати лет брака с любимой женщиной, которая досталась мне нецелованной, забраться на шлюху для меня было немыслимо. Я совершенно не рассматривал для себя такой вариант. И вот чем закончилась моя гребаная принципиальность!

Может, если бы это была шлюха, меня бы так сильно не грызла совесть? Тут же… Да что сказать? Я попал в самую худшую ситуацию из возможных! Во-первых, испортил хорошую девочку, во-вторых, изменил жене, в-третьих… Не просто изменил, а вполне мог сделать другой женщине ребенка! И вот это в нашем конкретном случае – предательство, хуже которого нет, и не может быть. Римма этого не переживет. Да мне самому хоть сдохни!

– Маленькая моя, любимая…

Она же действительно так старалась! Она делала все, чтобы мне родить. По факту последние годы ее жизни были посвящены исключительно этому.

– Какая же я маленькая? Раздулась как бочка.

– Ну и хорошо. Теперь тебя больше… – пощекотал бока.

– Какой ты у меня дурачок.

– Но ты же все равно меня любишь.

– Очень. Очень-очень люблю.

Под веками жгло. Моменты, когда Римма становилась собой прежней, стали для меня нечеловеческой, абсолютно иезуитской пыткой. Как только я начинал хоть немного свыкаться с мыслью, что моей любимой женщины уже просто нет, у нее случалось просветление… Оно могло длиться день или даже два. А могло несколько минут, после которых Римма вновь превращалась в отравленную ненавистью мегеру. Хрен его знает, как я справлялся с такими качелями. Как ни крути, для психики такие перегрузки опасны.

– Я тоже тебя люблю, милая. Ты что, плачешь?

Попытался извернуться, чтобы заглянуть в Риммино лицо, черты которого из-за приемов гормонов тоже изменились до неузнаваемости.

– Не хочу умирать. Мы столько еще не сделали… Не успели. Ну почему-у-у? Почему-у-у, а?

Это вопрос, который чаще других занимал нас обоих. Знаю, что психологи, которые работали со смертельно больными людьми, даже имели на него ответ. Что-то, блядь, философское… Но мне в такие моменты было сосем не до философии. Я даже в религии не мог найти успокоения. Потому что любая религия учит нас смирению. А я не мог смириться! Просто, блядь, тупо не мог.

Сжав Римму в объятиях, я сделал жадный вдох. Пристроил тяжелую от мыслей голову на подушке, продолжая гадать, как же так вышло и почему? Я не искал чужих объятий, и не искал новых эмоций. Так какого же черта это со мной случилось?

– Что ты молчишь? – Римма вскинула ресницы и, не дав мне сказать ни слова, ухмыльнулась: – Я не хочу, а ты, небось, только и ждешь, когда от меня избавишься?

«Ну, все. Понеслась…» – мелькнуло в голове.

– Нет, моя хорошая.

Но, естественно, меня никто не стал слушать. Когда Римму несло, остановить ее было практически невозможно. Вот она – адекватная, нежная и до щемящей боли в груди моя. А вот – совсем чужая. И с каждым разом ее припадки становились все более безобразными.

На шум прибежала сиделка.

– Я уколю ее, подержите.

– Нет! Я не хочу. Вы меня травите… – вопила Римма, пока я уже отработанным приемом ее заламывал.

– Сейчас, Риммочка, сейчас станет легче.

Порой мне казалось, что эти слова сиделка адресует скорее мне, чем своей пациентке…

Когда Римма угомонилась, я поплелся на кухню заварить чая. Происходящее вымораживало, и после мне всегда требовалось выпить чего-нибудь горячего, чтобы хоть так отогреть заледеневшее нутро.

– Эльбрус Таймуразович, вы простите, но я вынуждена опять поднять эту тему…

– Никакого хосписа! – бахнул я рукой по столу, прекрасно понимая, о чем пойдет речь.

– Мы не справляемся. Римме Темуровне нужна профессиональная паллиативная помощь. Вы уж простите, ради бога, но вам не мешало бы пересмотреть свой подход к происходящему! Ваши представления сильно искажены и...