Отблеск миражей в твоих глазах (СИ) - "De Ojos Verdes" - Страница 24

Меня выбивает страйком.

Мозг никак не принимает, что лицо и тело принадлежат одной девушке. Я должен ее ненавидеть, но я стою и подыхаю от потребности прижаться к ней стояком.

Как талантливый человек талантлив во всем, так и убогий пусть будет убог во всем, чтобы легче было делать выбор, а не впадать в диссонанс.

По-хорошему — прекратить бы и свалить. Я на отключке выбираю второе — молчать и идти дальше.

Но сомнения всё же грызут. Даже когда выбираюсь из ванной и топаю в спальню, раздумываю над тем, чтобы свинтить.

А затем Лусинэ вбегает в комнату в чем мать родила — до розоватости распаренная, манкая… и я предаю себя окончательно.

Она заставляет меня лечь, а сама забирается сверху — я слепну от совершенства этой картинки.

Начинает тихонько насаживаться — напрягаюсь, чувствуя ее бархатную узость. Взрываюсь в нетерпении и сам подаюсь навстречу, сграбастывая белоснежные бедра.

Девчонка фигурно изгибается, откидывая голову назад, я ощущаю, как ее стягивает дрожь. Как щекочут кончики мокрых волос мои колени, дразняще касаясь их. Наблюдаю, как трепещут черные ресницы на щеках, как поджимаются губы, заостряются черты. И самое блядское по степени извращенности — кайфую, как ее ногти в стихийном порыве вонзаются мне в кожу. Сам при этом таращусь на гордо выпяченную в этой позе грудь, и рот безудержно наполняется слюной — так хочу попробовать на вкус эти персиковые соски.

Пиздец. Никогда не замечал за собой такой падкости и примитивного зверства.

Выебать ее — в данную секунду какой-то жизненно необходимый пункт. Без которого полетит моя зараженная чертовым вирусом операционка. Реакции на чучундру — побочка при сбое, имеющем неопознанный генез. Я, блядь, падаю в засасывающую вязь и сам тянусь ко дну.

Перемещаю ладони на девичью талию, балдея оттого, насколько хрупкой она выглядит в моих ручищах, полностью опоясавших ее.

Делаю еще один осторожный толчок, Лус тут же шипит и сильнее царапает мне грудь. Туловище практически соприкасается с моими ногами — так интенсивна дуга. Если бы не держал ее, точно упала бы назад.

Вот это отдача, мать вашу! От мысли, что ей настолько хорошо, почему-то увеличивается собственное удовольствие. Бешеный передоз эмоций, нутро ебашит фейерверками, стоит только чеканушке начать медленно двигаться. У меня аж глаза закатываются. В ней так тесно, что это даже немного больно. Но, блядь, до невозможного охуительно…

Амплитуда ее движений несколько минут не меняется, девчонка действует чересчур лениво. Это неплохо, конечно, но моя агрессия требует выхода, поэтому я снизу начинаю подначивать ее на большее. Чуточку сопротивления — и она позволяет трахать себя стремительными выпадами.

Единственное, о чем жалею, это отсутствие зрительного контакта. Я бы хотел видеть распахнутые желтые глаза, горящие похотью. Бля-я-я…

Представляю мощное зрелище и понимаю, что на грани. Еще несколько секунд, и меня реально прошивает уничтожающей вспышкой. Я кончаю долго, с рыком продолжая вбиваться в податливое тело. Неожиданно покорное и готовое принимать мои импульсы.

Дурею.

Прикрываю веки и откидываюсь на подушку, гоняя воздух в горящих легких, как после жесткой силовой трени. А чуть позже в действительность из посткоитального похуизма меня выводит растерянный и несвойственно тихий голос:

— Ты… всё?

Какой-то стремный по содержанию вопрос.

Пиздец. Я ее точно не довел до финиша. Даже не подготовил, не подумал об этом… Сам продержался пару-тройку минут. С другой стороны, у нас же не обычный секс, а гребаная фатальная бойня. Никаких уступок. Чучундра добровольно взобралась на меня и не претендовала на ласку.

— Сейчас продолжим, — обещаю, открывая глаза и фокусируясь на ней.

Лус отнимает от моей груди ладони и запоздало играет в целомудрие, прикрываясь волосами и руками. Смотрит лихорадочно блестящим взглядом, не догоняю, что с реакцией.

— Не надо. Этого достаточно, — качает головой. — Вполне.

Я слегка подаюсь вперед, отчего член внутри нее непроизвольно скользит, будто спичкой чиркая и зажигая.

Эта чокнутая вдруг так резво спрыгивает с меня, что не успеваю остановить. И сразу тянется к моему паху с намерением снять презерватив. В ахуе с ее проворности, все же в последний момент хватаю за запястье, останавливая. Дергается — давлю пальцами, начиная агриться. Чеканутая в своем репертуаре — выписывает пируэты, которые я не андерстенд вообще.

Глаза чучундры бегают, пока я вглядываюсь в побледневшее лицо.

Прослеживаю за ее взглядом и мимолетно мажу по члену, что так беспокоит девчонку. Возвращаюсь к бесцветным девичьим щекам. Раскрываю рот, чтобы подстебнуть с этим неуместным смущением.

И замираю.

Я, блядь, чувствую, что меня рубит пополам, так херово делается за грудиной от ебаной догадки.

С трудом поворачиваю сделавшуюся разом свинцовой голову и вытаращиваюсь на презерватив с алыми разводами.

Парализует знатно.

Лус пользуется замешательством, вырываясь на свободу.

Мои шестеренки громыхают в активной фазе анализа. Оглушает от создаваемого в сознании шума.

Словно коротким замыканием, выпадаю в осадок.

Это что-то чудовищное, паническое. Кроет безнадегой.

Сколько сижу в бессвязной черноте, не знаю.

Очухиваюсь, услышав шорох.

Лусинэ стоит у окна, смотрит на улицу, придерживая уголки покрывала на груди. Тяжелая ткань волной осела ей на поясницу, полностью открывая прямую спину. Волосы перекинуты через плечо. Картина прихлопывает выдержку. Девушка кажется мне такой беззащитной, что стискиваю зубы, захлебываясь в кусающей за бок вине.

Ярость нечеловеческой дозой бьет в мозг, и я вскакиваю, бросаясь к ней. Останавливаюсь в полуметре, не рискуя приближаться вплотную, чтобы не натворить еще больше дел.

— Поздравляю. Звание самой упоротой гордячки заслуженно твое, — на удивление ровно произношу, дыша огнем.

— Спасибо.

Я не помню, была ли в моей жизни более криповая ситуация, чем эта.

Не знаю, что сказать.

Пригвоздился к месту и палю ей в спину своей злостью.

— Ты же не боишься, что теперь тебе придется жениться? — льется горькая насмешка, словно веревкой сдавливая грудную клетку. — Расслабься. Стать первооткрывателем — сомнительная честь в наше время. Никто не узнает. Я поговорю с дедушкой, придумаю что-нибудь, свадьбу отменят.

Мой искусственный металлический смех рассекает комнату тут же.

— Серьезно, родная?

— Барс…

— Я ж тебе так и доверяю. Не удивлюсь, если завтра окажемся в загсе.

— Слишком много драмы в голосе человека, который изначально не собирался жениться. Ты привык обвинять меня во лжи, а сам согласился на брак из-за обещанной дедом суммы. Я все слышала. Еще в первую встречу в караоке, в ночь перед сватовством. Ты разговаривал с Марком, пока тот курил в закутке. Пожалуйста, хватит выставлять меня единственной злодейкой, ты сам строишь жизнь на лжи. Наверное, мы оба заигрались. На этом стоит остановиться. Я поговорю со своим дедушкой, он меня послушает. Правда. Обещаю.

— Какая щедрость, я тронут! — выплевываю, восстанавливая в памяти эпизод почти четырехмесячной давности, где откровенно делился планами с другом, уверенный, что нас никто не слышит.

Прохожусь пятерной по волосам, череп разрывает от адского давления.

Зачем?! Зачем, блядь?! В чем логика?

Кровь ревет.

На башке будто барабан, в который исправно лупят со всей дури.

Разорвать ее хочу, дуру.

Задушить к чертовой матери.

Но обессилено опускаю руки и еще минуту прожигаю дыру между ее лопаток.

Что делать, если напортачено до обугленных руин?

Это просто какой-то дефолт.

Лусинэ не оборачивается, от нее веет холодным равнодушием. Самая странная, безответственная, недальновидная девушка, которую я знаю. Утянувшая и меня в свои мутные воды. Как отмоюсь?

Резко разворачиваюсь и устремляюсь в ванную, где наспех натягиваю вещи, с отвращением избавившись от кондома.