Серая крепость (СИ) - Гор Александр - Страница 30

Фрагмент 15

29

Речи сии Путята Алексеевич воспринял как личное оскорбление, начав грозить с коня кривой степняцкой сабелькой, выхваченной из богато отделанных ножен. Да и вообще вся его одежда, сбруя коня и даже попона на скакуне говорили о весьма неплохом достатке. Видимо, должность откупщика, наверняка полученная при содействии папы-молдаванина, приносит неплохую прибыль. В бинокль хорошо видно, что он молод, черняв и горяч.

Всё бы ничего: побесится, побесится, да успокоится. Вот только, повинуясь его приказу, с десяток воинов принялись вытаскивать из чехлов (кажется, называемых саадаками) луки. Такие же, как уже виденные людьми из ХХ века у половцев: взаимопроникновение культур и типов оружия, однако.

— Толя, сможешь лошадку под этим горячим молдавским парнем несильно поранить? — обернулся к «штатному» снайперу гарнизона Беспалых.

— Да не вопрос, тащ капитан! — кивнул Жилин, пристраиваясь с СВД в одной из бойниц.

К тому времени, как грохнул выстрел снайперской винтовки, для собравшихся в «надвратной башне» приглушённый тем, что её ствол находился снаружи, а не внутри помещения, лучники успели дважды пустить стрелы, целясь в торчащих на сторожевых вышках часовых. Но бесполезно из-за нависающих козырьков, защищающих от стрельбы навесом. Стоявший вполоборота красавец-конь, которому пуля угодила в мягкие ткани передней ноги, взвился на дыбы, выбрасывая из седла откупщика. Если судить по раздавшимся после этого воплям, упавшего не очень удачно.

Громкий звук, беснующийся раненый конь, орущий от боли в сломанной руке предводитель внесли сумятицу в ряды сборщиков дани. Стрельбу они прекратили, а вскоре, погрузив Путяту в сани, двинулись подальше от странной крепости. Час, и от их присутствия под её стенами напоминали лишь истоптанный снег, следы саней и копыт, уводящие на запад, да несколько пятен крови и конского помёта на снегу.

— Ну, что? Ждём теперь похода княжьей дружина для нашего «осмердения»? — задал вопрос Василию Васильевичу Андрон уже в «штабе».

— Может и такое случиться, — кивнул головой историк. — Но, скорее всего, пошлют кого-то из княжьих доверенных лиц, чтобы уладить конфликт миром. Дань, конечно, назначить могут, но вовсе не такую, которую драл бы с нас этот откупщик. Если не удастся договориться о том, что мы будем границу охранять и пограничную стражу привечать. Пограничники ведь у нас бывали, видели и результаты наших стычек с кочевниками. А значит, имеют представление о том, что можно натворить с нашим оружием.

— Местные видели и то, что мы натворили на Калке, — махнул рукой Серый.

— Калка случилась тринадцать лет назад. Тех, кто это видел, уже либо в живых почти не осталось, либо они нас с вашими, Сергей Николаевич, подвигами никак не связывают. Здесь же, что ни год, то война кого-нибудь с кем-нибудь. И история про то, как какие-то «потусторонние силы» вмешались в ход битвы, чем спасли многих русских воинов, уже давно в сказку превратилась. Если где-то её и отфиксировали для потомков, то только в княжеских летописях. Да и то переврали в церковно-пропагандистских интересах. Лично я совсем не удивлюсь, если там понаписывали что-нибудь вроде того, что безбожные татарове привели с собой из преисподней полчища чудищ невероятных размеров, один вид который превращает нормального человека в соляной столб. И только истовая молитва Господу нашему обратила тех чудищ в бегство. А заодно и монголов, которые без них вообще драпали бы от одного вида православного воинства.

Поржали, конечно, представляя нарисованную историком картинку. Но согласились с тем, что пропаганда — она такая пропаганда! Невзирая на эпоху, в которую используется. Меняется, разве что, акценты на те идеи, которые продвигают пропагандисты. Здесь, в тринадцатом веке, это религия, единственно верная среди всех существующих. Все остальные «языки» (народы в терминологии этого времени) — презренные безбожники, злодеи и дикари, лишь попустительством Божьим да помощью Нечистого способные победить истинно верующих.

— Ох, не любите вы православие! — едко поддел «специалиста» Нестеров.

— Не православие, а церковников любых конфессий, в угоду узкоконфессиональным интересам перевирающих не только исторические факты, но и каноны собственных же религий. Вы подождите, Михаил Фёдорович, сюда ещё какого-нибудь попика пришлют, который начнёт всем нам мозг выносить: церковь не построили, не так крестимся, по семь раз на дню лбом об пол не стучим. А самое главное — церковную десятину не платим. Причём, последнее — самый большой грех. И вообще, все мы — отродия диавола, поскольку ни электричество, ни машины наши, ни станки в Библии не упоминаются, как действуют — непонятно, а значит, греховно. Посему нас надо привести всех под руку единственно правильной церкви, запретить всё «антихристово», а на людей наложить епитимью. Например, молиться заставить сверх разумной меры или, там, рубище и вериги носить. А то, понимаешь, слишком уж добротная на нас одежда. Не иначе, как Нечистым даденная.

Честно говоря, в этом направлении ни у кого подобных мыслей не возникало. А ведь придётся, придётся на какие-то уступки «длинногривым» идти! Церковь в это время (да и в последующие века тоже) сила. И совсем уж откровенно конфликтовать с ней нельзя, поскольку мигом объявят посланцами Антихриста, и тогда ни о каких союзнических и даже нейтральных отношениях с русскими княжествами даже мечтать не придётся.

— Чекист, а у нас никакого расстриги или хотя бы фанатика, поведенного на религии, не затесалось? — подал голос Полуницын.

— А чего ты меня спрашиваешь? У тебя же самого вон какой крестяра на цепуре болтается.

— Модно это было, потому и прикупил, чтобы не выделяться, — махнул рукой Крафт. — Да и не такой уж большой этот крест. Всего-то пятьдесят граммов «рыжья». И цепура турецкая, «дутая», из золота неизвестной пробы. Как бы даже не меньше, чем триста семьдесят пятой. Турки же — те ещё «мастера» ювелирку подделывать.

— А зачем тебе фанатик?

— Да взять и назначить его нашим батюшкой. Типа, придёт этот попик от здешнего князя, а у нас свой есть, который молитвы не хуже него петь умеет. На том же самом языке, что и тут поют. А какую-нибудь халупу с крестом для него срубить недолго. И типа-иконы на картонках намалевать можно. Я бы даже ради такого дела ему крест задарил. Может, мне ещё и грехи какие спишутся. Не верю я во всё это, конечно. Ну, а вдруг?

Да уж! Есть от чего прихереть даже человеку, знакомому с психологией «братвы»!

— Церквушку построить, конечно, проблем нет, — махнул рукой Верзила. — Тем более, сейчас, когда у меня люди освободились. Но тянуть в неё отопление — глупость несусветная. У нас и так каждый метр водопроводной трубы на учёте. Лучше уж напрячься и пустить эти трубы на новое жильё, которое всё равно строить придётся. Не вечно же семьям в барачных конурах ютиться. Особенно — когда дети массово пойдут. А за лето, если надо будет, и печку в ней сложат. И этого хватит, поскольку службы будут не каждый день проводиться. Стёкол нормальных тоже мало, так что пусть придумывают какие-нибудь мозаики из осколков.

Заподозрить Зильберштейна в «жидо-масонском заговоре против православия» может только совсем уж упоротый неадекват. Поскольку всем, знающим его чуть лучше, прекрасно известно, что этот «нетипичный» еврей не только необрезанный, ни разу в синагоге не бывавший, так ещё и очень критически относится к иудаизму. Впрочем, и к любым иным религиям тоже. И точно также отреагировал бы на предложение построить синагогу, костёл или мечеть. Исключительно в рамках, диктуемых неизбежностью такого шага, не больше.

— Есть у меня на примете мужичок, — наконец, решил «расколоться» бывший эфэскашник. — Только он старообрядец, а не прихожанин РПЦ.

— Так это же даже лучше! — аж подпрыгнул на стуле «консультант по истории». — Они же, старообрядцы, считают «никониан» отступниками от «истинной веры», почти не изменившейся с нынешних времён. Только уж вы, Михаил Фёдорович, с ним соответствующую работу проведите, чтобы он не совсем уж распоясывался в насаждении своего мракобесия.