Артефактор Пушкин (СИ) - Богдашов Сергей Александрович - Страница 48

— А это долго?– подал с заднего сиденья голос Пётр Исаакович. — Засветло вернёмся?

— От Велье до Петровского по прямой всего двадцать пять вёрст. Так что через полчаса обратно уже вернёмся, — успокоил я дядю и начал набирать высоту.

— Саша, а трудно научиться управлять твоей лодкой? — глядя на землю через фонарь кабины, спросил Павел Исаакович. — И ещё не скромный вопрос — во сколько ты её оценишь?

— Часиков пятьдесят со мной полетаешь, то, скорее всего, управление освоишь. Только нужно дублирующую систему управления сделать, чтобы можно было ошибки пилотирования вовремя исправить, — начал размышлять я. — А про цену Катрана я тебе не скажу. Не потому что секрет, а оттого что не считал, сколько материала на неё ушло. Опять же не знаю, в какую сумму труд своих мебельщиков оценить — они ведь мне самолёт собирали не ради денег, а как знак уважения, ну и из любопытства, понятное дело. Бери для ориентира две цены моей кареты, а мне её за тысячу рублей серебром отдавали. Но нужно понимать, что без мощного воздушного перла на лодке можно будет только плавать. Впрочем, у тебя, как и у Петра Исааковича, такой имеется.

Пока летели до Петровского и обратно в голове крутилась одна мысль. Пусть она ещё не до конца сформировалась и требует осмысления, но выглядит примерно так: что мешает сделать несколько самолётов, обучить пилотов да образовать какое-нибудь товарищество по авиаперевозкам? Берд же умудрился получить привилегии на строительство пароходов и на обслуживание Финского залива, Невы и Волги. Даже организовал для этого то ли компанию, то ли общество. Почему бы не повторить его фокус, а во главе товарищества поставить Павла Исааковича? Понятное дело, что о грузоперевозках речь пока не идёт, но я уверен, если построить что-то комфортабельнее Катрана, то найдётся немало путешественников, готовых сменить карету на самолёт.

А потом была баня и пир горой. И реставрация некоторых картин, как же без этого.

— Всё-таки триптих Герарда Доу был на «Фрау Мария», — повеселел Виктор Иванович, когда из одного свинцового тубуса достали и развернули три картины, которые, судя по всему, были написаны одной рукой.

— И в каком порядке должна выстроиться композиция? — кивнул я на картины. — Понятно, что большой холст по центру, а остальные куда какой?

— Слева располагаются дети, обучающиеся грамоте при свете свечи. Эта картина символизирует образование. Справа человек чинящий перо. Этот холст подразумевает практику. Ну и по центру женщина, кормящая младенца, что символизирует природу, — вылил на меня ушат своих энциклопедических знаний Иваныч, — А в целом триптих это аллегория на тему художественного образования, основанная на утверждении Аристотеля, что для успешного обучения требуются природа, образование и практика.

— Нужно быть в хлам пьяным, чтобы прийти к таким ассоциациям, — заметил я, разглядывая картины. — Да и вообще, у Екатерины Великой вкус был так себе.

— О вкусах, как говорится, не спорят, — развёл руками Виктор Иванович.

Ещё летом я заметил, что картины мало того, что упакованы в свинцовые тубусы, так они ещё и были завёрнуты в кожу.

— Пётр Абрамович, а нам обязательно для возвращения Императору картины заматывать в кожу? — кивнул я на шкуры. — То, что тубусы вскрывались, и некоторые холсты реставрировались и так понятно будет. Давай скажем, что кожа сгнила. Всё равно ведь её дворцовые замылят.

— То, что кожу растащат — это к бабке не ходи, — согласился со мной дед. — А тебе-то с неё какой прок?

— Своим ветеранам раздам. Пусть себе лосины да куртки у местных баб закажут пошить. Всё польза будет.

— Делай что хочешь, — махнул рукой старик. — Только надо бы картины хоть в рогожу какую-то завернуть.

— У меня лучше материал есть. Прошка, попроси Никиту притащить рулон плёнки, — отдал я распоряжение парнишке, сидевшему у двери, и бросил вдогонку, — Смотри, сам не вздумай её тащить — пупок развяжется.

Не прошло и пяти минут, как в гостиную вошёл дядька с рулоном полиэтилена на плече.

— Это ты где такое мягкое стекло взял? — потрогав и помяв в руках плёнку, поинтересовался дед.

— У меня на озере пара деревенек её выпуском занимается, — пояснил я. — Хочу по весне из плёнки парники делать, чтобы некоторые культуры раньше высаживать.

— Это что ж ты такое сажать собрался, интересно? — полюбопытствовал старик.

— Мне Императрица семена капусты обещала. Высажу их в парниках, а как в поле земля созреет, так туда пересажу уже готовые саженцы, — объяснил я свою задумку. — Да и простые огурцы можно будет уже в конце мая собирать.

— Хорош брехать-то, — скривил лицо дед. — Где это видано, чтобы свежие огурцы в мае были. Разве что, если их только в теплице выращивать.

— Ну, так и мои парники на теплицы будут похожи, только вместо дорогого стекла плёнка будет. Если хочешь, возьми себе пару рулонов. Попробуешь, оценишь.

— И почём ты её продаёшь? — проснулся в деде дух торговли.

— Пока никому не продаю — самому мало, — объяснил я свою позицию. — А тебе так отдам. Считай это мой тебе подарок на Рождество.

— Спасибо, конечно, но в Царском дворе сам будешь объясняться, что за новый материал ты придумал и сделал, — то ли поблагодарил, то ли пригрозил Пётр Абрамович.

— Я-то объясню, да боюсь, никто не поймёт, — намекнул я на слабое развитие науки. — Я хоть и сам, как ты говоришь, большой выдумщик, но людей бы мне учёных.

— Ну, дык у тебя же теперь лодка летающая есть. Полетай по городам, где университеты имеются, да завербуй студентов, что летом выпускаться будут, — выдал умную мысль дед. — Именитых учёных ты всё равно к себе не сманишь, а некоторые бывшие студиозы возможно и согласятся к тебе в имение поехать работать.

— И где у нас ближайшие университеты?

— Да хотя бы в Дерпте, — после некоторого размышления выдал Пётр Абрамович. — От Пскова до него по дороге менее двухсот вёрст, а тебе так вообще раз плюнуть до него добраться.

Интересную идею пополнения кадров подкинул Пётр Абрамович. Как говорится, нужно с ней переспать.

— Князь, а когда в Москву планируешь выезжать? — решил я выяснить ближайшие планы деда. — На днях?

— А что в Москве на Новый год делать? — задал встречный вопрос старик. — Все будут заняты празднованием вплоть до Крещения Господня. Так что после Крещения и двинем. С нами поедешь или на своей лодке полетишь?

— Полечу, — кивнул я. — Могу и вас троих подкинуть.

— Э, нет, — чуть не поперхнулся слюной дед. — Я как-нибудь на санях доберусь. Петьку с собой возьми, а то он по своей купчихе московской сохнет. Пока мы в столице были, так он часами с ней по артефакту связи калякал да ворковал.

— Всё так серьёзно? — сделал я удивлённое лицо.

Я, конечно, не сваха, но приятно считать себя причастным к образовавшимся отношениям между дядей и Катериной Матвеевной. А если они выльются в нечто больше, чем телефонный роман, так я только рад буду.

Григорий Харлампиевич Песьяцкий, тот самый купец-старовер, что открыл свою лавку у меня в Велье и успешно выполняет мои заказы на поставку зерна и муки, приехал не вовремя.

Тут у меня здоровенную ёлку посреди площади устанавливают, а так как работа эта для пейзан незнакомая, то приходится мне следить за процессом. Не дай Бог завалят и ветки поломают, а то и вовсе так закрепят, что она рухнет посреди праздника. Но нет, при Божьей помощи и чьей-то матери дюжина мужиков с задачей справилась.

С купцом прямо на улице обговорил следующие свои заказы. Сумел его удивить, когда разговор про сотню — другую кроликов завёл. А что тут такого — мне Алёна Вадимовна скоро мозг проест насчёт школьных обедов. Так что похлёбка с диетической крольчатиной юным школярам лишь на пользу пойдёт.

Кстати, впервые услышал, как мужики ругаются матом. Удивился, но мой тульпа меня заверил, что даже в берестяных грамотах уже применялись матерные слова, а Пётр Первый и вовсе в некоторых резолюциях, собственноручно накладываемых им на прошения, не скупился на матерные выражения. И у каждой нации есть свой почитаемый литератор, «наше всё», писавший, объединяя и народные и официальные слова, а по сути дела утвердивший новые правила единого национального языка. В Англии — Шекспир, у нас конечно же — Александр Сергеевич Пушкин!