Прогулки с Робертом Вальзером - Зеелиг Карл - Страница 20

XXII

23. сентября 1945

Херизау — Флавиль — Госсау

Серое как мышь дождливое небо. Консьерж забыл сообщить Роберту о моем звонке. Теперь он идет мне навстречу резким шагом, держа помятую шляпу в руке, и говорит: «Нежданная радость!»

Мы идем по покрытой лужами проселочной дороге во Флавиль. Он говорит, что дождь ему по душе. Цвета и запахи становятся более насыщенными, а под зонтом чувствуешь себя как дома.

В Krone во Флавиле нам подают огромные порции овощных и мясных блюд, а напоследок даже тарелочку со взбитыми сливками. Поскольку мы находимся в раю сидра, то отдаем должное новому сорту. Во время обеда Роберт сообщает: «В прошлый раз вы меня спрашивали о пациенте А. Д., племянника которого вы знаете. Стоило вам уйти, как я вспомнил о нем. Он умер года полтора назад. Мы звали его "золотым дядюшкой". Полагаю, он долгое время пробыл в Америке, на ферме или где-нибудь еще. Во всяком случае, он врал о сокровенных богатствах, которые ждал оттуда. Однажды его навестила изящная пожилая дама. Ее вали Забине, именно так она и выглядела: как персонаж из легенды Келлера. Этот А. Д., между прочим, был ужасным обжорой. Вечно прожорливый как волк. Однажды он высыпал в еду целую кадку соли. Мне стало совсем дурно, когда я смотрел, как он наспех всем этим давится. Обычно впоследствии его рвало. Должно быть, он страдал болезнью желудка».

По пути в Госсау: «Я ведь еще должен рассказать вам, насколько быстро написал Помощника. Как вы знаете, издательство Scherl пригласило меня принять участие в конкурсе романистов. Ну хорошо, почему бы и нет? Мне не приходило на ум ничего другого, кроме как обратиться к опыту моей работы в Веденсвиле в должности конторского служащего. Итак, я стал писать об этом, не откладывая и сразу набело. Через шесть недель роман был готов». Я рассказываю Роберту, что один коренной веденсвилец уверял меня, что в Помощнике узнается каждый трактир и каждый персонаж. К слову, часы изобретателя Тоблера до сих пор можно видеть на одном из вокзалов цюрихского Оберланда, кажется, в Бэретсвиле.

— Я встречал Тоблера в Берне еще несколько раз после того, как он обанкротился. Он был вспыльчивым человеком, а его жена — высокой, тихой уроженкой Винтертура.

— Где же разыгрывается действие Семейства Таннер?

— В Цюрихе и в небольшой бернской общине Тойффелен, где моя сестра Лиза работала учительницей, после чего уехала в Ливорно на семь лет, гувернанткой, а затем в Беллелей, и там почти три десятилетия преподавала язык. Как часто живал я у нее в Тойффелене, а потом в Беллелее!

«Я считаю коренным злом современной швейцарской литературы то, что наши авторы нарочито приписывают соплеменникам милые и добрые черты, будто каждый из них — Песталоцци. Незаслуженная безопасность, в которой наше поколение пребывает с начала века, привела к появлению менторского тона, порой кажущегося мне прямо-таки отталкивающим. Каждый демон заласкан до смерти. Насколько иным был Келлер! Я убежден, что в нем тоже жил негодяй. Макс Вольвенд — это он сам. Всякий художник, в котором нет бездны, остается чем-то половинчатым, тепличным растением, лишенным запаха, и до чего же пустой кажется поза преобразователей мира, принятая нами со времен Келлера и Майера!»

XXIII

30. декабря 1945

Роршах — Штаад — Бухен — Грайфенштайн — Райнек

Поездка в Роршах, откуда мы идем в сторону Бухберга через рыбацкую деревушку Штаад, в которой пахнет свежеиспеченным хлебом. В Бухене в воздухе парит церковное пение прихожан. Одинокие улицы, одинокие крестьянские дворы, из труб вьется синий дым. Когда мы добираемся до замка Грайфенштайн, построенного в XVI в. по приказу бургомистра Вадиана для его дочери на горе Бухберг, Роберт останавливается, восхищенный. Я рассказываю, что мой друг, художник Шарль Хуг, вместе с женой Рене живет в соседнем крестьянском доме. Я говорю намного громче обычного в надежде, что эти двое, возможно, нас услышат. Пройдя несколько метров, оборачиваюсь. В самом деле: Рене выглядывает в окно и машет нам. Она кричит, что Шарль болен. Не навестить ли нам его? Роберт толкает меня вперед: «Нет, нет, не будем задерживаться!» Как одолеть его нелюдимость? «Давайте нанесем больному короткий визит! Невежливо хотя бы не пожать ему руку». Роберт неохотно уступает. Шарль встречает нас у входной двери в халате, лицо желтое и в морщинах. Я прихожу в ужас от того, как измотанно он выглядит, напоминая издалека Тулуз-Лотрека. Он проводит нас в теплую комнату, в которой дремлет рождественская елка. Рене приносит кофе и свежие булочки. Мы рассматриваем рисунки Шарля пером к Воспитанию чувств Флобера; благодаря приятельской беседе скованность Роберта постепенно отступает, и он показывает поразительную осведомленность о персонажах Флобера. Шарль приносит из мастерской несколько новых картин маслом: нежное импрессионистское Боденское озеро; сизое небо и сизая вода. Непонятно, где начинается и где заканчивается то и другое. Я нахожу, что он существенно преуспел в цветовых нюансах. Мы осматриваем их замечательное жилье, прощаемся.

Когда дом остается позади и мы снова одни, Роберт останавливается и смеется: «Разве не очаровательно? Теплая комната со сверкающей елкой и свечами! Хрустящие булочки, словно их привезли прямо из Парижа!»

Я спрашиваю, почему он не поехал из Берлина в Париж. «В Париж? Jamais![7] Я бы никогда не осмелился отправиться туда, где с таким блеском творили Бальзак, Флобер, Мопассан и Стендаль. Никогда, никогда! После берлинского débâcle[8] отступление на малую родину было для меня единственно верным решением». После недолгого молчания: «Я не настолько глуп, чтобы не уметь оценить собственный талант. Ах, кто еще в состоянии соединять слова столь же непринужденно, как Келлер! У него нет ни одной лишней строчки. Все расставлено обстоятельно и продуманно, как и следует».

Роберт вновь захвачен красотой Бухберга, виноградники которого покоятся в ландшафте, как добродушный кит. Хайден и Вольфхальден приветствуют нас снежным блеском. В Райнеке в гостинице Hecht едим рагу из заячьих потрохов. К сожалению, без вина Buchberger, красное Neuenburger не годится. Роберт рассказывает, как Макс Слефогт, сидя за одним столом с ним, графом фон Калькройт и Бруно Кассирером, высмеивал его неудачи. Роберту просто необходимо прочитать Стендаля. Книги Роберта слишком скучны. «Что я мог ответить? Вот я и сидел во всей своей невезучести и соглашался с ним». Вскоре после: «Однажды Альбан Цоллингер, редактор Die Zeit, прислал мне экземпляр журнала, в котором была помещена его рецензия на Помощника. Но, по-видимому, он не подумал, что в том же номере был опубликован столь же громогласный гимн другому писателю, совершенно незначительному. Цоллингер этим намекал: "Не относитесь к Вальзеру слишком серьезно! Он недоносок. Есть и другие, не менее способные". Да, критики таковы. Словно властолюбивые удавы, они обвивают тела писателей, сдавливают и душат их, как и когда им заблагорассудится».

В Занкт Галлене ныряем в темный пивной подвал. Роберт говорит: «Странно, как пиво и сумрак уносят прочь любые тяготы». Прощаемся в дикой метели.

XXIV

17. июля 1946

Херизау — Хундвиль — Херизау

После ночных гроз наступает голубое утро с длинными, похожими на плывущих рыб облаками, которые гонит сухой теплый ветер. Ликующие школьники садятся в поезда и отправляются куда-то все вместе.

Роберт отклоняет мое предложение доехать до Урнэша и подняться на гору: «Давайте все же пешком!» Он указывает на зеленую вершину на юге. Мне она кажется бесконечно далекой. Но пусть будет так, как он хочет. Он развивает бешеную скорость. Брюки длинноваты; он объясняет, что это брюки его брата Карла. Вниз, в ущелье! Старая тропа, по правую руку трос и крутой спуск. Я предлагаю искупаться в реке, которая течет под нами, зеленая, как мох; также не стоит пренебрегать вторым завтраком. Роберт испуганно жестикулирует и ироническо-патетически декламирует: «Кто хочет победить, не отдыхает!» Итак, вверх, на другую сторону! Он карабкается на вершину как кошка. Затем мимо одиноких крестьянских садов, мимо душистых лугов, лес и снова лес...