Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь - Страница 39

Мой взгляд на новый холодильник он заметил.

— На работе профсоюз разыгрывал зимой открытки, мне повезло, — сказал он. — За неё предлагали пятьдесят рублей… но я подумал, что это знак. Целую зарплату отдал, но Вика довольна. Мы потом и стол поменяли, старый совсем… но вам это, наверное, не интересно?

Я чуть улыбнулся.

— Я могу только порадоваться за вас, Марк Аронович, — честно сказал я. — Это ваша жизнь, вам её жить, вам, вашей жене и вашей дочери. Как здоровье тещи?

— Плохо… — он чуть потупился. — Постоянно приходится «скорую» вызывать. Я даже боюсь…

Последнюю фразу он сказал совсем тихо.

— Все мы под Богом ходим, — так же тихо произнес я.

— Вы ко мне по делу или так, посмотреть, прислушался ли я к вашим… советам? — осторожно спросил Морозов.

— Сложно сказать, — я чуть пожал плечами. — Вы, наверное, знаете, что недавно был арестован Петр Ионович Якир. Мера по большей части вынужденная и, на мой взгляд, запоздалая…

— Запоздалая? — вскинулся он.

— Да, именно так, — подтвердил я. — Петр Ионович слишком заигрался в антисоветизм, и то, что на него не обращали внимания… это такой сленг, означающий серьезную разработку… его, пожалуй, подстегивало и дальше идти по неправильному пути. Возможно, если бы этот арест состоялся бы в 1968 году, многое пошло бы иначе.

— И почему же?..

— Можете верить, можете не верить — не хотели портить ему жизнь, — безразлично ответил я. — И многим другим тоже — не хотели. Несмотря на некоторые заблуждения, у той организации, в которой я работаю, нет цели посадить как можно больше советских граждан за решетку. Но при одном условии — они не должны преступать закон. Петру Ионовичу говорили об этом прямо. Я сам говорил… я был у него, как тогда у вас, пытался показать, что он идет в неправильном направлении. Но мои слова пропали втуне.

На самом деле я, разумеется, не знал, из каких соображений Якир-младший оставался на свободе после всех своих выходок. Возможно, где-то в верхах — как бы не на уровне Политбюро — действительно не хотели портить ему жизнь, считали, что и так у него в долгу. Был и другой вариант — ещё в будущем я где-то читал, что этот Якир был агентом КГБ и на него, как на живца, ловили советских диссидентов. Правда, я не слышал ничего о том, что кого-то таким образом поймали, но в целом визит какого-нибудь провинциального антисоветчика в московскую квартиру на «Автозаводской» мог привлечь к этому неосторожному человеку определенное внимание — как случилось с сумским недодиссидентом Солдатенко. Но версия про агента была слишком горячей для неокрепшего мозга Морозова, поэтому я выдал ту, что была и мне по душе.

— Петр Ионович очень хороший человек, — Морозов чуть насупился. — Интересный, начитанный, добрый, щедрый, с ним легко находить общий язык…

— Разве с этим кто-то спорит? — удивился я. — Я ним беседовал пару раз и впечатления у меня те же самые. Разве что щедрости я от него не увидел, но это, наверное, связано с моей работой, так что я не в претензии. Так вот… возвращаясь к нашим баранам. Сразу скажу — у меня нет в планах как-то привлекать вас к нашему следствию. Но кое-что я должен знать. Петр Ионович предлагал вам подписать какие-то заявления, открытые письма или воззвания?

Морозов ненадолго задумался.

— Н-нет, — чуть сбился он. — Мы с ним редко говорили об этих делах… я у него и был-то надолго несколько раз всего. Чаще на бегу виделись — зашел, поздоровался, взял материалы и ушел. Об этом, как вы понимаете, другие договаривались, не я.

— Да, понимаю… Что ж… тогда всё упрощается. Только один вопрос напоследок.

— Да? — он вскинул голову.

— А кто вам предлагал что-нибудь подписать из вышеперечисленного? Анатолий Якобсон?

Глаза Морозова чуть расширились.

— Отку… я не хочу называть имен!

— Вы и не назвали, Марк Аронович, — я улыбнулся. — Это я назвал это имя. И поверьте, у меня были для этого веские основания.

От Морозова я ушел с некоторым облегчением. Наверное, его стоило допросить по всей форме, вынудить рассказать всё, что ему известно — это придаст делу Якира, которое постепенно трансформировалось в дело Якира-Красина-Якобсона, ещё капельку объема. Но я боялся, что визит в нашу Контору может привести к совершенно ненужным последствиям — Морозов сорвется, напишет какой-нибудь глупый плакат, выйдет на Пушкинскую площадь с требованием выпустить невинно посаженных в Лефортово узников совести, и полугодовое воздержание пойдет не впрок. Уж слишком у него была неустойчивая психика.

Я мысленно записал себе, что нужно позвонить к нему на работу и побеседовать с тезкой Чапаева о том, как этот ценный кадр ведет себя с коллегами. Хотя участие в розыгрыше холодильника говорило само за себя.

Я докурил сигарету, сел в служебную «Волгу» и попросил отвезти меня на Новоалексеевскую, где сейчас обитала Ирина Гривнина с мужем и трехмесячной дочкой.

* * *

«Хорошо быть королем», — думал я, вылезая у своего дома на Фестивальной из всё той же «Волги».

В бытность старлеем мне такая роскошь, как служебный автомобиль до дома, полагалась только по очень большим праздникам, да и то — если я вдруг попаду в настроение полковника Денисова, что было почти невозможно. Но сейчас я имел право на небольшие излишества — и как майор, и как руководитель следственной группы, созданной по приказу самого Андропова. Правда, злоупотреблять этими привилегиями не рекомендовалось, но даже мой непосредственный начальник должен был понять, что кататься по служебным делам в тьмутаркань, куда ещё даже метро не дотянули, лучше всего на машине.

Беседа с Ириной заняла всего несколько минут и ничего нового мне не дала. Она была слишком зеленым неофитом в диссидентской среде, чтобы её подпись была необходима тому же Якобсону — так что мы успели ещё и на бытовые темы пообщаться. Нападавшего на неё нашли — это был какой-то местный малолетний урка; я не исключал, что тот милицейский опер просто убедил уже поднявшего с земли срок хулигана вписаться и за то нападение, но это его дела, которые меня касались мало. На опознание её не таскали, в суд не вызывали — в общем, для неё всё прошло бесследно. Ну и про ребенка поговорили — дочку они назвали Машей, и она росла без особых проблем. Говорить ей о своем ребенке я не стал, а она не спрашивала — хотя я не исключал, что Ольга обязательно поделится с ней новостью о том, что я в ближайшем будущем стану отцом.

В квартиру я входил с хорошим настроением, которое омрачала только тень будущего разговора — слегка померкшая, впрочем. Татьяну я нашел на кровати — завернувшись в одеяло, она смотрела, как актриса, похожая на очень молодую Галину Польских, мерила ребенку температуру и выговаривала своему партнеру, что кто-то совсем не смотрит за дитем.

— Привет, — я присел на кровать. — Извини, что так поздно и не предупредил… день безумный выдался.