Дайте собакам мяса (СИ) - Черемис Игорь - Страница 29

[3] Даже я, человек бесконечно далекий от музыки, способен одним пальцем наиграть на клавишных, например, битловскую «Girl». Думаю, при наличии слуха подобрать мелодию труда не составит; в музыкальных школах, например, есть диктанты — ученики должны со слуха записать ноты того, что им играют, и знающие люди уверяют, что это значительно сложнее, чем подбирать ту же мелодию на инструменте. Кстати, несмотря на мою далекость от музыки, на гитаре я немного бренчу (примерно как ГГ до попадания), поэтому подсовываю «Виктору» те песни, которые способен сыграть сам — из тех соображений, что уж если я смог их освоить на каком-то уровне, то человек со слухом всяко сделает это лучше.

[4] «Чего это стоило мне» — песня Александра Пантыкина на слова Ильи Кормильцева. Написана в начале 1980-х для группы «Урфин Джюс», но в «прижизненные» альбомы этой команды не попала по странной причине: Кормильцев хотел её аранжировать в стиле других песен для альбома «Жизнь в стиле Heavy Metal», а Пантыкин, который тогда уже сворачивал на путь «нормального» композитора с правильным образованием, настаивал на одном рояльном сопровождении. В итоге эту песню Пантыкин включил в выпущенный уже в 90е сборный альбом УД «5 минут неба» и до сих пор играет на концертах, пусть нынешний «Урфин Джюс» почти никак не относится к тому, который гремел в Свердловске начала 1980-х.

https://vk.com/video34175488_164395069

Глава 10

«Соседи ругаются тише»

В понедельник объявился Лёшка с коротким списком — три женские фамилии и имена, телефоны и адреса.

— Это те, кто согласен поговорить, — чуть виновато сказал он. — Я им ничего не обещал, но намекнул, что за помощь возможна хорошая награда.

— Я понял, — улыбнулся я. — Награда действительно возможна, Любимов был щедр, но не так, чтобы разбрасываться контрамарками на открытие сезона налево и направо. Кто из них приведет к нужному субъекту, тот и получит. Спасибо, дальше я сам…

Не знаю, ждал ли Лёшка, что я и на его долю что-то выпрошу у худрука Таганки. Внешне он не показал своего разочарования тем, что ушел с пустыми руками — ну а я сделал вид, что так и задумывалось изначально. Правда, теперь я был у него в долгу, но за последние полгода я много кому задолжал, так что ещё один долг меня не тяготил. К тому же я был уверен, что смогу погасить эти долги в самом скором времени.

Фамилии в списке мне не говорили ничего — я их встретить, видимо, не успел, а память «моего» Орехова на прямые запросы не ответила, предательски промолчав. Впрочем, жили все эти женщины не в Хамовниках и не на Соколе, так что под подозрение они не подпадали. Возможные свидетели, не более того. Правда, до суда это дело я доводить не собирался.

Да и заниматься этими женщинами я мог только в условно свободное время. Сегодня в управление должен был прийти первый вызванный — это была некая Татьяна Баева. Судя по послужному списку — видный деятель диссидентского движения; судя по моим личным воспоминаниям, в которых некая Баева просто отсутствовала — никто и звать её никак. Кажется, с диссидентами она больше тусовалась, хотя и на Красную площадь в шестьдесят восьмом выходила, и письмо в шестьдесят девятом подписывала. Но в шестьдесят восьмом семеро остальных демонстрантов единодушно прикрыли эту девицу, и наказания она избежала, а открытое письмо на следующий год вообще никаких репрессий не вызвало — только Горбаневскую тягали по психиатрам.

Наверняка эта Баева распространяла «Хронику текущих событий» или давала на неё деньги, но это надо было ещё доказать, а выхлоп с этого доказательства был, как с козла молока. Поэтому я собирался молча поприсутствовать во время допроса, но только чтобы понять, правильно ли поняли мои ценные указания члены моей группы.

У меня вообще были сомнения, что эта группа хоть как-то разделяет мои цели. Собирали её по неизвестному мне принципу, и если у Денисова было право голоса, я не исключал, что всем следователям и оперативникам было сделано предложение, от которого они не могли отказаться — например, вредить мне хотя бы по мелочам, чтобы вывести из равновесия и заставить жаловаться. Но жалобы — путь проигравшего, и если я хотя бы открою рот на эту тему, товарищ полковник будет удовлетворен. Поэтому у меня оставался один выход — несмотря ни на что заставить группу делать то, что мне нужно. На нашем пятничном сборе я, правда, никаких целей не доводил — кратко познакомился и поставил задачи на ближайшее время. Но теперь можно было потренироваться на кошках.

* * *

Татьяне Баевой было двадцать пять лет — тот возраст, когда нужно больше внимания уделять личной жизни, а не борьбе непонятно с чем. Впрочем, её биография прямо-таки подталкивала эту девицу к тому, чтобы связаться с антисталинистами. Её отец был дважды судим — первый раз в печальной памяти тридцать седьмом, по делу Бухарина, а второй — в сорок девятом. Правда, толком он не сидел, разве что в конце тридцатых на Соловках. В Норильске у него уже был свободный режим и работа врача в местной клинике, да и после второго ареста в ссылке он работал по специальности. В Норильске нашел жену, у них было двое детей; сын в противоправных действиях замечен не был, а вот дочь явно пыталась бороться с властью за двоих, хотя и получалось у неё это не очень хорошо. Впрочем, своей деятельностью она фактически подставляла отца — тот сейчас был академиком Академии наук СССР и всячески делал вид, что Татьяна — не его дочь.

Допрос — дело нудное. Следователь Алексей Бардин долго пытал Баеву на тему подробностей её биографии и заполнял шапку протокола. Девушка пока была в статусе свидетеля, на который реагировала так, словно её обвинили в убийстве сотни человек с отягчающими обстоятельствами. Впрочем, по ней было хорошо видно, что человек она внушаемый и нервный, легко попадает под влияние посторонних, и мне было интересно, как этот следователь, которого тоже прочили на должность главы следственного отдела — как и Трофимова, — сумеет проявить себя. На мой взгляд, он тоже был слишком нервным для человека, которому светит немаленький по меркам московского КГБ пост.

Я же сидел в сторонке, на простом стуле, который поставил у окна. Дело шло к полудню, и допрашиваемая девушка могла видеть только мой силуэт — если, конечно, Бардин сдуру не зажжет люстру на потолке.

— Татьяна Александровна, вы знаете, почему мы вас пригласили? — спросил следователь, и я едва не хлопнул ладонью по лицу.

Понятно, что это самый простой способ заставить человека быть откровенным, но всё время, пока Бардин заполнял шапку, Баева требовала, чтобы ей рассказали, по какому делу её собираются допрашивать. Кроме того, она хотела, чтобы ей предоставили адвоката. В общем, я был уверен, что этот прием не сработает — и очень удивился, когда она ответила.

— Думаю, из-за моего круга общения, — сказала она. — Но я не понимаю, какое вам дело до этого.

— Вы всё верно думаете, — кивнул следователь и что-то быстро застрочил в протоколе. — Ваш вызов к нам связан с вашим кругом общения. А дело самое обыкновенное. Вам знаком Якир, Петр Ионович?

— Отец Иры? — недоуменно спросила Баева.

— Вы имеете в виду Ирину Петровну Якир? — она кивнула: — Да, речь именно про её отца. Вы его знаете?