Тренировочный день 2 (СИ) - Хонихоев Виталий - Страница 34

— Железный Кайзер. — вспоминает вдруг ее кличку Виктор, начав понимать что «погоняло» дано не только потому что Лиля — этническая немка из Калининграда.

— Это я! — тут же поворачивается к нему Лили и сияет своей улыбкой: — а у тебя какая кличка?

— Его в школе Поповичем кличут. — тут же сдает его Светлана: — потому как для Муромца маловат еще.

— А у Айгули кличка «Казашка», хотя она не казашка. Наверное. — задумывается Лиля: — но это неважно. А у Алены — «Масло». Ну типа против нее играть неудобно, как будто маслом пятки намазали. А у Маши…

— Бергштейн, заткнись. — коротко роняет Волокитина: — шла бы ты своим путем, правда раздражаешь. Вот всегда раздражала.

— Да? И что же во мне тебя так раздражает? — Лиля осматривает себя с головы до ног, будто только увидела: — платье мне не идет?

— Извини, я не должна была это тебе говорить. — говорит Волокитина: — конечно же ты меня не раздражаешь. Ты меня просто бесишь и из себя выводишь, Бергштейн! Ты вообще понимаешь, зачем мы в волейбол играем⁈

— Ну… это весело. — отвечает Лиля: — весело же, правда? Я видела, как ты по мячу вчера била! Раааз!

— Вот поэтому ты меня и бесишь. — вздыхает Волокитина: — просто сил нет как бесишь! Мы играем чтобы победить! Нету никакого смысла в игре, если ты не побеждаешь! Сама подумай, зачем тогда счет, если тут дворовые команды собрались мячик перекидывать? Важна только победа, а такие счастливые хиппи как ты меня просто вымораживают!

— Где-то еще такие есть? — удивляется Айгуля: — не обижайся, Лиля, но ты — странная.

— Все мне так говорят. — отмахивается Лиля: — что я странная. Но мне нравится играть в волейбол.

— Если бы не ты, ваши «сырники» проиграли бы. — указывает Волокитина: — продули бы к чертям собачьим. А ты тут меня бесишь. Вот две вещи меня в тебе раздражают и первая — это твое отношение! Ты же чертова золотая рыбка, Бергштейн, ты обид не запоминаешь. И страхов у тебя нет, потому что у тебя мозг примитивный как у рыбины. Только и хватает что жабрами шевелить. Потому ты и не боишься ничего. А вторая — что ты не ценишь ничего. Тебе все слишком легко дается, вот ты и носишься тут как та стрекоза. Мы с тобой разные, Бергштейн! Мы как Моцарт и Сальери и я тут Сальери, черт подери. Мы все — Сальери, кроме тебя, золотая рыбка. Мы все вкалываем по восемь часов в день на тренировках, а ты по танцулькам носишься и разлюли малина, даже тренировки пропускаешь! А потом по площадке словно метеор — то там, то тут! Думаешь я не видела как ты крученные мячи для своих пасов — в обратную сторону раскручивала, давая своим добивающим нулевой спин⁈ Это как возможно вообще! У тебя что, ЭВМ в голове?

— Эээ… — Лиля чешет затылок и виновато смотрит на Волокитину: — правда? Я так делала?

— И самое противное что я на тебя и сердится толком не могу. — вздыхает девушка: — иди уже сюда, дай тебя обниму. Терпеть тебя не могу. — и она обнимает Лилю за плечи: — ну ты выдала вчера. Серьезно говорю тебя не сегодня-завтра в высшую лигу пригласят, ты ж просто метеор.

— Ура! — Лиля обнимает Машу: — Маша на меня больше не сердится! А в высшую меня уже приглашали месяц назад. В «Крылья Советов».

— Чего?

— Но я отказалась. Не хочу в Москву, я тут привыкла уже, тут девчонки хорошие и…

— Чего?!!

Глава 18

Глава 18

Тем временем подошла очередь к колесу обозрения и волею судьбы Виктор оказался в чашке-кабинки вместе с Марией Волокитиной и Лилей Бергштейн, а также Аленой Масловой. Светлана и Айгуль почему-то оказались в следующей кабинке вместе с Мариной и каким-то молодым пареньком, с которым Марина уже успела познакомиться в очереди.

Сама кабинка имела четыре пластиковых сиденья, цепочку, которая закрывала вход и металлический руль посередине, держась за который можно было разворачивать кабинку для лучшего обзора.

Волокитина села, скрестив руки на груди и всем своим видом показывая, что она тут вообще случайно и ничего общего с этой Бергштейн не имеет и иметь не желает. И вообще с момента как Лиля сказала, что ее в прошлом месяце в основной состав «Крылышек» пригласили — она сразу же замкнулась в себе. Сказала, что она с идиотами не разговаривает по причинам принципиальным и все тут. Потому что идиотизм — это штука заразная, и нужно общение с больными людьми к минимуму свести, а еще лучше эту Бергштейн изолировать от общества и в смирительную рубашку запаковать. И кормить через клизму.

Лиля конечно же от нее не отстала и даже сумела втиснуться в одну с Машей кабинку, затащив с собой и Светлану, которая в свою очередь — прихватила за руку и Виктора, пока тот оглядывался на Айгулю. И вот результат — сидят они вчетвером и молчание неловкое в воздухе… повисло бы, если бы не Лиля Бергштейн, по прозвищу «Железный Кайзер».

— … ну вот она и смотрит, стоит какая-то девушка и по мячику лупит, да еще как попало он у нее идет, то влево уходит, то вправо! — рассказывает какую-то историю про спортивные сборы Лиля: — а мы неподалеку стояли. Юльке то все равно, а Светка Кондрашева не стерпела, подошла к ней. Говорит, ты ладонь разворачивай и удар всем телом должен идти, вот так, а то бьешь как курица лапой. Девушка еще тихая такая, послушала, головой покивала и продолжила свои мячи класть то влево, то вправо. И тут я вижу, что она не просто так мячи кладет, она же ими точно по пересечению линий попадает, каждый раз, представляете? Над сеткой с подачи! А тут тренер пришел и говорит, мол кстати, познакомьтесь, это же Светлана Сафронова, чемпионка СССР! Было очень неудобно, Кондрашева даже покраснела немного… а чего вы все молчите, как в рот воды набрали, а?

— Так ты весь эфир собой забиваешь, Лилька. — говорит Алена Маслова: — ты ж никому слова не даешь вставить.

— А давайте кабинку развернем? — предлагает Лиля: — Витя, разворачивай нас, чтобы осмотреться хорошо, скоро совсем наверху будем же!

— Давай. — соглашается Виктор и берется за железный «руль». Действительно, кабинка набирает высоту и совсем скоро уже будет на самой вершине колеса обозрения. Они уже поднялись выше макушек деревьев в парке, отсюда открывался вид на центр города, на речушку Колокамку и один из мостов через нее. Виднелся купол драматического театра и краеведческого музея рядом с ним.

Виктор напрягается, разворачивая кабинку, так чтобы все сидящие могли оценить пейзаж не вставая с мест и не крутя головами.

— Какая красота. — говорит Лиля: — правда же? Мне тут нравится. В Кёнике тоже ничего, там исторический центр города очень красивый и аккуратный, но и тут хорошо. Вон, посмотрите, речку видно!

— Тоже мне красота провинциального разлива. Половину вида деревья закрывают. Город видно только в верхней трети колеса. — говорит Волокитина, видимо устав держать обет молчания: — никчемный аттракцион. И старый уже. Слышали, как мотор визжит? На последнем издыхании, вот сейчас остановится и…

Со страшным скрипом кабинка покачнулась, да так, что все схватились за перила, покачнулась и откатилась в обратную сторону. Колесо обозрения остановилось.

— Так, теперь официально. — говорит Алена, выглядывая из кабинки вниз, где стоящий у колеса работник парка хватается за голову и бежит к синей будочке трансформатора, стоящей рядом: — объявляю Машу «поганым языком года». Накаркала.

— Не переживайте. — говорит Виктор, считая своим долгом успокоить всех девушек вокруг: — ничего страшного. Это не на льдине в океан уплыть, тут центр города, мотор починят или там пожарную машину пригонят. В общем не оставят нас без помощи.

— Классно! — сияет Лиля: — смотрите, какой отсюда вид! Мы практически на самом верху застряли! Вот нам повезло! Тем кто ниже — не так, они только деревья и видят, а я отсюда и речку и драмтеатр и библиотеку и даже воон там, зеленая — крыша железнодорожного вокзала!

— Зато до тех, кто ниже — пожарные лестницы достанут. — отвечает ей Волокитина: — а мы тут останемся. На закат смотреть. И помрем с голоду.