Блиц-концерт в Челси - Фавьелл Фрэнсис - Страница 3

Взвыли сирены – надрывный плач страдающей души, мы заняли свои позиции, чувствуя одновременно раздражение и смущение. Мне действительно казалось чрезвычайно глупым лежать плашмя на тротуаре и притворяться жертвой налета. Однако по сравнению с остальными ролями моя была не самой трудной: тем, кто оказывал первую медицинскую помощь или работал в диспетчерской городской ратуши, приходилось намного сложнее. Сама я прошла подготовку в обеих службах.

Миссис Фрит, обеспокоенная судьбой какого-то особого блюда, которое она оставила в духовке, была убеждена, что мы занимаемся ерундой и лишь попусту теряем время. Она держала на руках Вики, мою таксу. Мистеру Полю де Ласло, нашему командиру, миссис Фрит заявила, что если собака не может оставаться в укрытии вместе с людьми, то и ей тут делать нечего. Ультиматум, с которым командующий не готов был спорить. Он понятия не имел, будут ли собак и кошек пускать в бомбоубежища, если дойдет до дела. Однако на замечание миссис Фрит, что никакого убежища пока и в помине нет и потому такса имеет полное право стоять на этом участке тротуара, у мистера Поля де Ласло не нашлось возражений. Ходили слухи, что посмотреть на наши учения прибыло много именитых гостей, в том числе министр внутренних дел сэр Джон Андерсон, региональный комиссар по гражданской обороне сэр Джон Гауэрс и комиссар полиции мистер Гарольд Скотт. Все участники мероприятия понимали свою ответственность и были на высоте!

Подали сигнал. Я распласталась на земле, ожидая, когда мной займутся волонтеры из бригады первой медицинской помощи. Лежа на тротуаре, я смотрела на афишную тумбу, вновь и вновь пробегая глазами укрепленный на ней плакат. После бесконечного ожидания текст намертво врезался мне в память.

«Несмотря на наши расхождения во взглядах по многим политическим вопросам, мы объединились, чтобы обратиться к вам с призывом: вступайте в ряды волонтеров – учитесь защищать себя и своих соседей». Обращение было выпущено совместно Коммунистической, Лейбористской и Консервативной партиями, Советом профсоюзов и Партией муниципальных реформ Челси.

Плакат с этим прекрасным призывом, доказывающим, что сила гражданского общества заключается в единстве, был испоганен намалеванной на нем черной свастикой, взглянув на которую я криво усмехнулась. Чернорубашечники Освальда Мосли[7] шныряли по ночным улицам, рисуя везде где придется гитлеровскую эмблему. Несколько дней назад, отправившись на вечернюю прогулку с Вики, я столкнулась с одним из них. Молодой парень возил кистью по афишной тумбе, рядом с ним на асфальте стояла банка с краской. Поглощенный своим занятием рисовальщик не замечал ничего вокруг. Стараясь двигаться как можно тише, я быстро пересекла улицу, придерживая таксу на поводке, приблизилась к нему и ловко поддала банку ногой. Угольно-черная лужа растеклась по тротуару, а разлетевшиеся во все стороны брызги заляпали ботинки и брюки мазилы. Я рассыпалась в извинениях, сетуя на неловкость опрокинувшей краску собаки. Парень разразился проклятиями в мой адрес. Не дослушав, я зашагала дальше по улице. Чернорубашечник продолжал кричать мне в спину, причем, судя по крепким выражениям, речь шла явно не о политике. «Эй, сматывайся, патруль идет!» – обернулась я. Из-за угла действительно показались двое полицейских. Парень исчез, оставив перевернутую банку с краской посреди дороги. Позже я видела из окна моей студии, как стражи порядка стояли над разлитой краской и изучали нарисованную на афише свастику. Затем оба извлекли служебные блокноты и сделали соответствующие пометки.

Английские фашисты иногда устраивали свои митинги в верхней части Челси – на Челси-Мэнор-стрит возле кофейни. Я любила подходить к собранию и перебивать оратора неуместными репликами. Манера речи чернорубашечников напоминала манеру их немецких собратьев в коричневых рубашках. Однако вступать с ними в перепалку было безопаснее, имея при себе спутника-мужчину, поскольку последователи Мосли, как и фанаты Гитлера, не особенно-то жаловали представительниц прекрасного пола.

Я лежала на тротуаре, смотрела на свастику и думала, что непременно закрашу ее белой краской. Куплю банку дешевых белил и замажу. Меня трудно было назвать патриоткой, но я прекрасно знала, что за идеология стоит за свастикой, и видела, каких бед эти люди натворили в Германии. Миссис Фрит и Вики продолжали терпеливо стоять в воображаемом бомбоубежище. Такса находилась в крайнем возбуждении: вид хозяйки, валяющейся посреди улицы, внушал ей, мягко говоря, опасения. Прибыл отряд первой медицинской помощи. На мою ногу (сломанную в двух местах) наложили шину, раны перевязали и велели ждать карету скорой. Лечение не обошлось без шуточек и подтруниваний с обеих сторон. Когда меня начали обматывать бинтами, Вики пришла в настоящее исступление, она так рвалась с поводка, что миссис Фрит решила: благоразумнее будет отвести собаку домой. Но стоило ей сделать шаг, как раздался окрик одного из дежурных: «Оставайтесь на месте! Налет еще не закончился!»

Миссис Фрит и Вики повиновались. Вскоре раздалось завывание сирены скорой помощи, свистки полицейских, грохот и скрежет – примчавшиеся пожарные начали раскатывать шланги и доставать оборудование. Однако я ничего толком не могла рассмотреть: из-за повязки на голове у меня оставался свободным только один глаз, да к тому же приходилось лежать на земле – и то и другое просто сводило с ума.

Бурная деятельность спасателей разворачивалась в тишине опустевших улиц. Со всех сторон доносились реплики – насмешливые, недоуменные и откровенно сердитые: «Полный идиотизм! Зачем нужны эти глупые игры!» Мои товарищи по несчастью, «раненые» и забинтованные, тоже ворчали. Им вторили те, кто томился неподалеку в несуществующих бомбоубежищах. Все они произносили вслух то, что думали многие наши сограждане – те, кто верил, во что хотел верить: «Никаких бомбардировок Англии не будет! Это просто немыслимо». Бабушка с Парадиз-Уок покинула свою позицию и направилась к дому. «Учения не закончены! Вернитесь на место!» – закричал дежурный. «Зов природы, – откликнулась пожилая леди. – Учения учениями, а с этим ничего не поделаешь». Нарушительница дисциплины решительно зашагала прочь. Наконец прозвучал долгий, похожий на протяжное пение флейты сигнал – отбой тревоги. Учения завершились. Все вздохнули с облегчением и, продолжая бурчать себе под нос, разошлись по домам.

На следующий день мы узнали из газет, что учения по гражданской обороне прошли с большим успехом. Все подразделения работали слаженно и четко. Челси хвалили наперебой за предусмотрительность и ставили в пример другим районам. Столь высокая оценка наших упражнений несколько смягчила раздражение обитателей района, негодовавших из-за частых визитов уполномоченных, которые составляли списки жильцов. Нас возмущало вторжение в частную жизнь, поскольку принято считать, что дом англичанина – его крепость!

Теплым солнечным днем в середине июня мы с моей соседкой Кэтлин возвращались на Чейн-Плейс. Кэтлин Маршман жила в квартире этажом выше. Она была вдовой с двумя детьми. Старшая дочь Энн работала в Сити, а дома ее дожидалась младшая Пенти и два силихем-терьера. Пенти слушала пластинки с песнями своего любимца Джорджа Формби. Девочка с веселым нравом и покладистым характером была умственно отсталой. Это означало, что Пенти никогда не сможет обеспечивать себя, но я учила ее расписывать красками матерчатые абажуры и деревянные подносы, чтобы она могла хоть бы немного заработать на карманные расходы. Девочка проявляла живой интерес и большие способности к ремеслу. После изматывающих тренировок нам с Кэтлин требовалась передышка (она тоже изображала жертву бомбежки), мы выпили по бокалу вина у меня в студии и вволю посмеялись, вспоминая, как все утро валялись на асфальте.

Наш сосед из дома напротив – художник Эллиот Ходжкин – тоже вернулся с учений. Однажды он тренировался вместе со мной в отряде первой медицинской помощи. И хотя левая рука у него была искалечена, к моему удивлению, Эллиот прекрасно справлялся с бинтами и шинами, гораздо проворнее меня. Как художник он был известен своими изысканными цветочными композициями.