Железный канцлер (СИ) - Старый Денис - Страница 37

— Скажите, господин канцлер, а как нынче относится ко мне наш великий государь? — Анна перешла, наконец, к делу.

Нет, она и до озвучивания этого вопроса попробовала решить второстепенную задачу — стать моей любовницей. Но, как я понял, это не было обязательным и долгосрочным проектом в симпатичной головке уже далеко не наивной женщины. Я для нее так… Вероятность быть чуть более влиятельной и знать об императоре больше. Не то, чтобы этот факт меня удручал. Мол, не за мои качества со мной хотят переспать, не за то, что я понравился, а потому, что это выгодно. Все же и я уже давно не мальчик, чтобы поддаваться таким эмоциям.

Не такой я и глупый, чтобы пользовать Аннушку. Это опасно. Очевидно, что какие-то чувства Павел к ней сохранил, поэтому ревность проявляет. Уверен, что уже сегодня, может и сейчас, он не выдержит и начнет разборки, жаль, что ко мне приревнует.

— Мадам, посмею сказать иное, а не ответить на ваш вопрос. Так, именно я почти вывел вашего супруга из-под удара. Но он может быть наказан. Как бы вы хотели решить судьбу того, кто насиловал вас во время заговора? — сказал я.

Лицо Анны покраснело, после побледнело. Она была эмоционально перегружена, наверняка, вспомнилось то, как пользовал ее законный, между прочим, супруг. Только вот незадача — Анна, имея чувствительное к синякам тело, имела следы насилия, которые еще несколько дней назад были видны. Да и Бог с ними, муж же все-таки это сделал, а в этой реальности не так чтобы и беспокоятся о бытовом насилии, считая его нормой, правда, для людей подлого достоинства, но не осуждается и в высшем свете. Точнее, просто умалчивается.

— Отпустите его, молю вас, — прошептала дрожащими губами Анна Гагарина.

— Это сейчас от вас зависит, — сказал я.

— Но вы уже отказали мне в близости. Я… я… готова встретится с вами, поговорить и… — Анна явно растерялась.

По сути, она сейчас, словно шлюха, предлагала себя. Одно дело сделать знак, что готова скинуть с себя платье в укромном месте, иное — это же сказать словами. Первое — кокетство, второе — проституция.

— Вы не поняли, мадам, мне от вас понадобится нечто иное, ваша дружба и полное согласие с теми делами на благо императора и империи, что я стану проводить в жизнь, — сказал я, уже размышляя, что сделать, чтобы вернуть Павлу Аннушку, которая готова уже будь под кого лечь, лишь бы оставаться на вершине власти.

— У вас не будет более преданного человека, чем я, господин Сперанский. Верните мне расположение государя. Мой отец замешан в заговоре, муж замешан, мне спасти их нужно, но и самой не пропасть, — с надеждой в голосе сказала Анна. — Я буду вашей.

А я уже думал, что именно можно сделать для того, чтобы Павел перестал сам страдать и обрел себе утешение в женских юбках. В принципе, можно же переписать историю и подать все так, что Павел Гаврилович Гагарин, муж Анны, знал о заговоре, но при этом уговаривал заговорщиков остепениться. В то же время Анна спешила, как только узнала обо всем, предупредить государя. Гагарин не пустил ее только потому, что не хотел подвергать жену опасности. Ну, и умолчать о том безудержном сексе, о котором с упоением рассказывал Гагарин на допросе, не гнушаясь порочить честь своей супруги. Гнида он, все-таки, а у Анны Стокгольмский синдром, она жалеет своего насильника. Впрочем… Мне кажется, что особого насилия и не было, просто в Аннушке чертята в ее болоте устроили фейерверки. Ей понравилось, наверняка.

— У меня останутся протоколы допроса вашего мужа, в которых упоминание о том, что было у окна, выходящего на дворцовую площадь, — сказал я и стал наблюдать повторение смен цветов кожи на лице женщины.

— Я услышала вас. Если государь призовет меня, я останусь верным вашим другом, даже и без шантажа, — сказала Анна, после продолжительной паузы.

— И мы на верном пути. Его величество смотрит в нашу сторону и явно переживает. Нельзя нам долго оставаться рядом. Вы сейчас повернетесь, изобразите глубокий книксен, обязательно глазами проявите кокетство, — сказало я, и Анна повернулась.

Император стал наблюдать за мной и Анной. Делал это с нервозным видом. Павел Петрович смутился, чуть растерялся и поспешил отойти, когда понял, что обнаружен. Он хочет быть с Анной. А я, похоже, заручился поддержкой еще одного человека. Теперь еще смелее могу действовать.

Пройдясь еще немного, я подошел к фуршетному столику и съел парочку канапе, запив все это сладкой водой.

— Господин канцлер, вы хотели сделать объявление. Сейчас самый удобный момент. Случился перерыв в танцах и… — Вильегородский, который и сообщал мне о выгодном моменте, перешел на шепот. — Государь несколько занят — он ругает Анну Гагарину за… вас. Но они уже близки к развязке. Похоже, что Аннушка вернется. И… господин Сперанский, я умею быть благодарным, как видите. Спасибо вам за мое назначение.

Как же хорошо иметь своих людей, которые готовы сообщать такие подробности. Что же… Анна будет благодарна мне. А нет, так у меня интересны протоколы дознания, которые не дошли до Аракчеева, так как некоторых личностей Лев Алексеевич Цветаев, направленный мной с целой командой в помощь Алексею Андреевичу Аракчееву, допрашивает лично и мне передает результаты.

— Господин канцлер, о чем вы говорили с Анной Петровной? — спросил меня раздраженный император, когда я уже собирался начинать свою речь.

— Лишь о том, ваше величество, меня спрашивала Анна Петровна, как вернуть ваше расположение. Госпожа Гагарина сильно обеспокоена тем, что ее супруга допрашивали по делу о заговоре, а также она переживает, что не смогла быть рядом с вами той ночью, — сказал я.

— Да? А то, что она прикладывала веер к левой щеке? — не унимался ревнивец.

— Она показывала мне то, что хотела продемонстрировать вам. Но я посоветовал поговорить, если вашему величеству будет угодно, — отвечал я с невозмутимым видом.

— Глупышка Аннушка, — с умилением произнес русский самодержец. — Чем же она могла мне помочь? Но мы выяснили отношения, если это вам интересно. Я попрошу и вас тоже оказывать всякое содействие Анне Петровне.

— Безусловно, ваше величество, — сказал я, поклонился и сразу же продолжил разговор. — Могу ли я привлечь внимание собравшихся? Речь пойдет о чем я ранее докладывал?

— Делайте! Я пока доверяюсь вам, — сказал император и поспешил в сторону своего кабинета.

Его сейчас меньше всего заботило то, что я хотел сказать всем собравшимся. Лямуры нарисовались у государя. Ну и пусть его.

Что именно я хотел сделать? Донести до самых владетельных помещиков свое видение на их деятельность. Моя цель в том, чтобы Россия богатела? Так пришла пора делиться всеми своими наработками.

— Господа! Позвольте ненадолго украсть ваше внимание! — сказал не я, это был Вильегородский, обер-гофмаршал.

Сперва те, кто был рядом, образовали вокруг меня свободное пространство в центре бального зала, после подтянулись и те, кто жался по углам или отдыхал на диванах в примыкающих к залу комнатах.

— Господа и дамы, прошу вас уделить мне толику своего драгоценнейшего времени, — начал я свою речь. — Хотел бы рассказать вам о своих целях и задачах, как канцлера империи и главы Комитета Министров. После сделать несколько объявлений с предложениями. Вы можете меня не послушать, подумать о том, что сказанное мной не реально, поэтому детальные проекты, о которых пойдет речь, распечатаны и каждый желающий возьмет себе памятку. Я верю в то, что здесь только те, кто всей душой верен государю и любит свое Отечество. Одно без другого не бывает, потому господа я мыслю лишь подобными категориями. Но разговор о деньгах. Если в Российской империи будут богатые дворяне и небедные мещане с крестьянами, то наше Отечество станет сильнее.

Скепсиса на лицах собравшихся было много, даже слишком. Мои слова стали все больше восприниматься, как пустой звук, бахвальство, попытка поповича примазаться к знатной помещичьей элите. Но пока меня слушали, подобные спектакли в последнее время редки.