Виктория – значит Победа. Серебряной горы хозяйка (СИ) - Кальк Салма - Страница 7

— Так вот, нужно дышать воздухом, чтобы скорее выздороветь окончательно, — сказала я.

— Хорошо, возможно, вы и правы. Съездим. И что же, тогда я приглашаю Тиссо на завтра, и пускай оглашает, так?

— Так, — сказала я, снова не глядя на баронессу с сыном. — Хватит жить в неизвестности.

Они что-то бурчали на своих местах, но я представила, что мы с господином Фабианом здесь вдвоём, больше нет никого. И это отлично помогло отвлечься от бурчания, я его и не слышала почти.

Господин Фабиан поклонился мне, подал руку и помог сесть — я оказалась между ним и Терезой. И вдруг оказалось, что все смотрят на меня и чего-то ждут.

Команды? — сообразила я.

— Подавайте, — киваю с улыбкой тому слуге, что принёс днём соль.

Он срывается с места и мгновенно возвращается с блюдом, на нём хлеб. Следом идут другие и тоже ставят на стол блюда. Возле меня появляется та самая солонка.

Я улыбаюсь и благодарю.

4. Вечерние разговоры

4. Вечерние разговоры

Еда снова показалась мне недосолённой, а по смыслу была весьма и весьма незамысловатой. Что там, в жарком, кроме лука, морковки, чеснока и какой-то травы? Курица, что ли? Но ничего, мы ещё разберёмся, что они тут едят. И какие у них в доступе продукты, и сколько они стоят, и вообще. В этом ведь нет ничего сложного, да? Сколько человек живёт в доме и сколько продуктов они съедают, например, за неделю…

Так, я отвлеклась. А мне, тем временем, что-то говорят.

— Посмотрите на неё, расселась, в тарелке ковыряется! — шипела негромко госпожа баронесса, а сын её просто не сводил с меня глаз.

— И дорогую соль ей подавай, — добавил он.

— Можете есть мясо вовсе без соли, — пожала я плечами. — Ваше дело.

— Значит, крольчатина ей сама по себе не годится. Что-то пока Гаспар был жив, ты не привередничала, — мне показалось, что госпожа баронесса сейчас попытается съесть меня — в тарелке у неё уже было пусто.

— Я и сейчас ем всё, что предлагают, — пожимаю плечами. — Ничего не требую, ни редкостной дичи, ни заморского вина, — мне очень вовремя вспомнились разговоры Мари и Жанны.

К слову, вино-то я пока и не пью, всё ещё опасаюсь. Дома после такой травмы тоже ничего бы не пила. Так что всё закономерно.

А господин управляющий поглядывает на меня… со значением поглядывает. Может быть, удастся привлечь его в сообщники? Если его слово здесь вообще что-то значит? Или хотя бы попробовать, и если не удастся, то я буду знать — сделано всё возможное?

— Господин Фабиан, — я пользуюсь тем, что баронесса что-то тихо говорит сыну, и он вынужден слушать, — мне нужно поговорить с вами.

— Охотно, госпожа Викторьенн.

— Вы можете прийти ко мне после ужина?

Он оглядел меня даже с некоторым изумлением. А что, так было нельзя? В этот момент баронесса и её сын закончили свои переговоры и синхронно на нас уставились. Я тут же перевела взгляд в тарелку и подобрала с неё вилкой остававшийся кусочек… крольчатины, как оказалось. Дома не понимала этого мяса, здесь тоже не понимаю. Наверное, у меня просто нет привычки к такой еде.

Снова попросить подогретой воды и запить. И раскланяться со всеми, в первую очередь — с неприятными родственниками.

И пока Симон отодвигал баронессе стул, господин Фабиан тихо сказал:

— Я зайду к вам… вскоре.

Вот и славно. Я кивнула в ответ — слышу, мол. Поднялась, дождалась Терезу и пошла.

Терезу кто-то окликнул — из прислуги, и что-то спросил. Я же не стала дожидаться и пошла себе дальше, дорогу вроде запомнила. Но стоило мне завернуть за угол, как уже поджидавший там Симон мгновенно притиснул меня к стене.

— Что ты выдумала, ведьма? Даже и не вздумай, поняла?

— А то что? — вообще сердце колотилось, как ненормальное, потому что я понимала — отпор я дать не смогу.

И потому, что ещё слаба, и вообще. Дома не дралась никогда, да и Викторьенн вряд ли что-то такое умела.

— А то будет хуже, — чёрные глаза смотрели злобно.

Вообще он даже хорош собой, но эта злость в глазах всё портит — сощурился, оглядывает меня. А я оглядываю его.

— И что же, не боитесь угрожать посреди дома, полного людей? — щурюсь в ответ.

— И чего же мне бояться?

— А разве вам известно, кто возьмётся свидетельствовать против вас, случись что? — улыбаюсь легко, хотя мне и страшно, и противно.

— Никто не рискнёт, — быстро сказал он, слишком быстро, чтобы это было правдой.

— А вдруг? Нам никогда не дано знать до конца всех тех, кто нас окружает. И если вы со всеми столь же добры, как и со мной, драгоценный сын сестры моего покойного мужа, то врагов у вас поболее, чем друзей, — я старалась говорить пожестче.

— Да что вы об этом можете знать, ведьма, — начал было он.

— Кое-что могу, — быстро сказала я. — Кто ударил меня по голове? Не вы ли? Меня должны расспросить, — об этом что-то говорили Мари и Жанна, что придёт дознаватель — как только я смогу отвечать на его вопросы. — Вот я и поделюсь своими соображениями.

— Больно мне это надо, я и так получу всё, — сказал злобно, и я поняла, вот прямо поняла — не врёт, скотина, и вправду он не причастен.

Но я увидела кое-что… и рассмеялась, вот прямо рассмеялась.

— Не смейте надо мной смеяться, ведьма, — прошипел он.

— Что заладили — ведьма, ведьма. У вас ведьмы все, кто вам не дал, так? — кажется, вежливо этот молодой человек не понимает, будем грубо. — Ну и правильно не дают, зачем давать нищему, который даже дыры на сорочке заштопать не умеет? И слуг у него тоже, наверное, нет, а если есть — то их не научили держать в руках иголку, — презрительно сказала я.

— Вы о чём? — нахмурился он.

— О том, что кружево у вас на манжетах дырявое, — кажется, оно просто было ветхим, и порвалось от старости.

Вообще, конечно, над таким смеяться грешно, но простите меня все, нужно ж как-то его продавить, чтобы в себя пришёл хоть немного!

— Вы… вы…

— А ещё можно руки мыть после еды, если не умеете есть аккуратно. И что, хотели ко двору, да? Да вас там засмеют, оборванного неряху. Зубы-то хоть чистите?

И вправду, от его рук пахло тем самым кроликом, и я не смотрела, как он ел — ножом и вилкой или ещё как-то.

Он отпрянул от меня, замахнулся… но послышались шаги, и ему пришлось отступить. Сначала на пару шагов назад, потом — дальше по коридору.

— Вы всё поняли, я полагаю, — холодно процедил он, прежде чем совсем исчезнуть.

А я выдохнула… и едва не стекла по стене на пол.

— Что тут было? С кем ты разговаривала? — спрашивала появившаяся Тереза. — Нужно было не ходить без меня! Эдмонда бы пережила, если бы ты послушала её камеристку, что ей нужны чистые простыни, а ей их не дали!

Ах, наша баронессочка тоже без чистых простыней? Потому, что её не слушают, или не знает, кому приказать? Что ж, сочувствовать не буду, своя рубаха ближе к телу. И своя… простыня.

— Идём, Тереза. Господин Фабиан должен прийти поговорить.

Господин Фабиан появился — мы ещё и дух перевести не успели, я-то точно. И что же я смогу ему предложить, чтобы он поддержал меня? Какие у него слабые стороны и тайны? Не знаю ничего, эх, где моя команда поддержки, которая могла раскрутить любого, ну, или почти любого? Что нужно господину управляющему? И могу ли я это ему дать?

— Что с вами случилось, госпожа Викторьенн? Честно сказать, вы совсем нехорошо выглядите. Не позвать ли целителя?

— Позвать, но после того, как обменяемся мнениями. Скажите, вы знаете что-нибудь о содержании завещания? — спросила я, ни на что особо не надеясь.

Но если он был, как говорят, правой рукой господина Гаспара, то может и знать.

— Господин Гаспар обсуждал со мной возможные варианты. Но он не говорил, на каком именно остановился.

И я откуда-то поняла, что он не лжет. И вправду не знает.

— Что ж, тогда я спрошу ещё. Вы уже придумали, что будете делать, если имущество достанется господину барону и его маменьке?