На цепи (СИ) - Качалов Эд - Страница 53

Однако стоило мне только открыть книгу и начать читать, как Федор Иванович, дремавший напротив, приоткрыл глаз и стал внимательно изучать обложку. Через некоторое время он воскликнул:

- Ему!

- Что ему? – не понял я.

- Ему было адресовано то рекомендательное письмо!

- Кому ему, - опять затупил я.

- Татищеву Василию Никитичу, было адресовано, то рекомендательное письмо, которое пропало из шкатулки.

- Этому Татищеву? – уточнил я, указывая на книгу!

- Ну этому или нет, тут я, Андрей Борисович, ничего сказать не могу, но что Татищеву это точно.

Шереметьев, ничего не говоря, высунулся из окна и окликнул Яниса. Когда тот обернулся, Сергей спросил, говорит ли Янису, что-нибудь фамилия Татищев, тот немного подумал, а потом выдал:

- Такая фамилия была написана на одном из писем в шкатулке.

- Ну вот и подтвердилось, - Шереметьев уселся на свое место.

- Отлично, тогда поехали в Санкт-Петербург, найдем там Татищева и переговорим с ним.

- О чем ты собрался с ним разговаривать? – поинтересовался Шереметьев.

Я собирался обсудить с Василием Никитичем некоторые вопросы российской истории в той части, в которой они касаются лично меня. Уж больно мне не нравится в этом времени отношение ко мне как к полукровке. Дискриминацией попахивало. А я очень не люблю, когда меня дискриминируют. История же в той версии, которую рассказывает Татищев, в своей книге зияет уж больно большими лакунами, я бы даже сказал прорехами.

Я прекрасно понимаю, что не все, что знаешь или, о чем догадываешся, можно написать в книге. Поэтому лучше всего будет коротко переговорить с великим ученым.

Сделать это я планировал до встречи с Ромодановским, потому как рассчитывал, что этот разговор позволит мне получше побороться за свое будущее. Да и время позволяло. До истечения отпущенной князем -кесарем недели оставалось еще пара дней.

Все это я изложил Шереметьеву

- Так что погнали быстрей к Татищеву в Санкт-Петербург – радостно сообщил я Сергею.

- Тогда уж во Псков! – не раскрывая глаз, буркнул Федор Иванович.

- Почему во Псков – спросил я.

- Потому что письмо господину Татищеву было адресовано в его имение в Псковскую землю. Вот только я уезда не помню, - пояснил Федор.

Где находится имение Татищева, мы выяснили у градоначальника Пскова. Бумага с просьбой о содействии для исполнения дел государевых, подписанная всесильным главой Тайной Канцелярии, воистину творила чудеса.

Когда мы подъехали к усадьбе Татищева, я немного прифигел. Сначала на дальних подступах к имению нас остановила стена огня. Она была высотой метров десять и горела совершенно бесшумно. При этом запах гари был, а шума и треска пламени нет. Да и запах гари был специфический. Это была скорее вонь сгоревшего мяса, чем сжигаемых дров. И абсолютно не было видно, чем этот огонь питается. Огонь висел в нескольких сантиметрах над дорогой и уходил по просеке влево и вправо от дороги, насколько хватало глаз. Деревья, стоявшие по обе сторон от просеки, даже не обуглились, да и на самой просеке трава была вполне себе зеленая и свежая.

- Морок, что ли? - спросил Сергей!

- Ага, иди проверь! Не боись, мы тебя потом не бросим, по-христиански похороним, все, что от тебя останется, - довольно резко ответил Федор Иванович.

Мы остановились в метрах в двадцати от огненной стены и думали, что делать дальше. Пока мы так раздумывали, пламя над дорогой исчезло и появилась огромная голова. Больше всего она напоминала сморщенную мордашку мартышки.

- Добро пожаловать! Проезжайте – произнесла голова и исчезла. Огонь на дороге больше не появился, хотя на просеке продолжал бушевать.

Когда мы удалились от границы поместья, на которой, с той стороны бушевал огонь, я обернулся. Никакого огня не было. Была вполне себе пасторальная сельская дорога, которая одним концом убегала за горизонт, а другим упиралась во вполне себе традиционную русскую усадьбу. Во всяком случае, так казалось на первый взгляд.

Приглядевшись, я понял, что дом с широким крыльцом, колонами и портиком в случае необходимости может выдержать осаду небольшой армии. Так, по уму здесь были расположены все хозпостройки и флигеля.

Сам хозяин, Василий Никитич Татищев встречал нас на крыльце. Был он невысок, крепок, с округлым лицом, на котором, выделялся мясистый и слегка крючковатый нос.

- Здравствуйте, Андрей Борисович! – увидев меня, Василий Никитич пошел мне навстречу и крепко пожал мне руку двумя руками. – А я ведь, знаете ли, три дня назад вас ждал. Думал, когда в Ригу назад поедете, навестите старика.

Насколько я помнил, старику к нынешнему моменту едва перевалило за тридцать. Тридцать два, что ли. Но это все ерунда. Нравится человеку ощущать себя умудренным опытом аксакалом, да ради бога. Я считаю, что великие люди могут позволить себе быть чудаковатыми. Меня же заинтересовал вопрос, откуда Татищев мог знать, что я к нему захочу заехать.

Словно отвечая на невысказанный вопрос, Татищев, покровительственно похлопал меня по плечу:

- Ну что вы, батенька, Андрей Борисович, не удивляйтесь, у каждого свой Дар. Впрочем, вы хотели переговорить, пойдемте поболтаем, как говорится, тет-а-тет, а то у вас мало времени. Ваших сподвижников пока накормят обедом в моей столовой, а мы с вами переговорим в кабинете.

Кабинет был увешан картами разных размеров. Я было начал разглядывать их, но хозяин настоятельно пригласил меня за небольшой столик, где был накрыт обед на двоих.

- К сожалению, Андрей Борисович, у нас с вами мало времени. Я завтра уезжаю в экспедицию, а вам скоро станет плохо и очень больно. До этого момента вам желательно успеть вернуться к князю – кесарю, иначе события могут начать развиваться в непредсказуемом ключе.

На мою попытку задать вопросы, Василий Никитич поднял руку в останавливающем жесте!

- Поймите, Андрей Борисович, сейчас надо сосредоточиться на главном. Все вопросы потом. После того как вы вернетесь от Ромодановского или не от него, но то, что вернетесь вероятность есть, а я, в свою очередь, вернусь из экспедиции. Тут вероятность стопроцентная.

И не спрашивайте у меня, Андрей Борисович, что вас ждет впереди. Поверьте, я очень хотел бы вам это рассказать, но не могу.

Видя, что я опять собираюсь задать вопрос, Татищев опять махнул рукой, останавливая меня:

- И не спрашивайте меня, почему не могу рассказать. Не могу, хотя меня никто и не неволит, по достаточно простой причине. Если вы будете знать, что с вами дальше произойдет, то события будут развиваться по-другому и ваши шансы выкрутиться, и без того весьма мизерные, исчезнут совсем. Так, всегда бывает. Так и только так!

Просто поверьте, что Господь наш не посылает нам испытания, которые мы не можем выдержать.

А вот когда вернетесь, мы с вами и поговорим. Про все: и про историю, и про то, что с вами случилось, и про то, что вам делать на этом свете, и про ту самую карту, обрывок которой вы нашли в кармане иллюмината.

А сейчас откушайте, пожалуйста, чем бог послал и в дорогу.

Я ел и не замечал вкуса пищи, так как мысли были заняты словами Татищева.

Пока мы ели, Василий Никитич развлекал меня традиционной беседой всех русских помещиков: о погоде, о собранном урожае, о видах на будущий урожай и еще о чем-то таком светски-сельском. Односложно отвечая на ни ничего не значащие вопросы, я никак не мог отделаться от мысли, что великий русский ученый и путешественник, знает кто я и откуда. И еще тревожил его Дар предвидения. После взятия у меня крови на анализ Ромодановский сразу же спросил о таком же даре. Неужто Василий Никитич тоже…

Здесь поток моих мыслей был прерван резким жжением в районе шеи. Было настолько горячо, что я схватил стоявший на столе кувшин с каким-то холодным морсом, сделал большой глоток, а в остальное макнул салфетку и обмотал вокруг шеи.

- Что началось? – сочувственно спросил Татищев, прервав свои рассуждения на тему перспективности свеклы.