На цепи (СИ) - Качалов Эд - Страница 16

- Слышь щенок! Я тебе уже сказал! Я такой же дворянин, как и ты и требую к себе соответствующего обращения.

А Указ от 7221 года требует, чтобы подозреваемые в умышлении на государево здоровье и честь, либо в бунте и измене немедленно передавались в Тайную Канцелярию!

- И в чем заключается моя измена? В чем конкретно меня подозревают?

- Ну это ты сам князю-кесарю расскажешь! Ему все рассказывают! И то что знают, и то что не знают тоже! – хищно улыбнулся Опанасенко!

- Ну подожди Петр Алексеевич, не так быстро! Значит в Указе не дается разрешения душить подозреваемых. И вы меня хотели задушить по собственной инициативе?

Толстяк опять зло ощерился на меня и будто выплюнул:

- Уложение о Тайной Канцелярии позволяет использовать особые методы и даже убить, если обвиняемое лицо сопротивляется и экспедитору грозит смертельная опасность!

- А разве я сопротивлялся? Да я несколько вспылил от неожиданности и тяжести предъявляемых мне обвинений. Но не более. А вы душить меня. И задушили бы, если бы не Его Сиятельство и прапорщик Шереметьев. За такое убивать надо и не обязательно на дуэли.

Но поскольку вы при исполнении, а я под следствием и вызвать вас не могу, придется мне на вас Ивану Федоровичу пожаловаться. Интересно что он прикажет с вами сделать, узнав, как вы низко уронили честь столь уважаемого государственного института.

Произнеся это, я мысленно отругал себя за свой длинный язык, которым я выдал много наверняка не понятных местным аборигенам слов.

Но нет, - главное Опанасенко понял:

- Не выйдет у тебя ничего Ермолич! Тебе не поверят! Мне да!

- Ну мне одному, может и нет. Но троим потомственным дворянам, среди которых один князь, - наверняка! Во всяком случае будет ваше слово против слова троих потомственных дворян. Один из которых князь!

Произнося это, я старался не смотреть на вытянувшиеся от удивления от моей наглости, лица Репнина и Шереметьева. Еще бы ведь, и Шереметьев и тем более Репнин застигли только самый конец моего удушения. Чем оно было вызвано, они не видели.

До этого момента оба: прапорщик с напряжением, а князь Репнин не без удовольствия следили за происходящим.

Услышав мои слова, Никита Иванович, счел за благо вмешаться:

- Как бы то ни было, Петр Алексеевич, надо быть осторожным с применением магических приемов и уж точно следить за тем, что и кому вы говорите. Это я сейчас по поводу того, что вы Андрея Борисовича обвиняемым вместо подозреваемого назвали. Надеюсь мы поняли друг друга?

Петр Алексеевич Опанасенко, экспедитор Тайной Канцелярии посопел и нехотя кивнул Репнину.

В этот момент у меня на груди зачесался шрам в виде цветка. Почти сразу же он стал жечь. Это жжение поднялось к моему мозгу и неожиданно я почувствовал мысли и эмоции которые одолевали толстяка – экспедитора и выплескивались наружу. Его мысли и чувства ассоциировались у меня с мутной пеной, выплескивающейся из кипящего котла. Офигеть как я могу. Эту «пену» я видел насквозь. Но под ней скрывалось какая-то темная, недоступная и чужеродная сущность. Будто принадлежащая не Опанасенко, а кому-то другому. Я ее отчетливо ощущал, но проникнуть к ней не мог.

- Еще бы не подтвердить надежды князя! – думал экспедитор.

Впервые за более чем пятнадцать лет безупречной службы он сталкивается с таким.

Он привык, чтобы те, за кем он приходил или допрашивал, боялись его! Он упивался властью над ними. Когда они такие гордые, кичившиеся своим происхождением немножко повесят на дыбе или примерят испанский сапог, - быстро теряют не то что дворянский гонор, но и человеческое обличье. Редко к кому надо пыточную магию применять и обыкновенного допроса с пристрастием хватает.

И говорят, говорят, захлёбываясь от желания выложить все! Только успевай записывать. И начинается этот страх во время таких визитов.

Сейчас же он столкнулся с чем-то необычным. Да князь Репнин сволочь и ни во что не ставит Тайную Канцелярию. Ну да это и понятно!

Князь – неприкасаемый, глава Рода как-никак. Да и полу полковником лейб-гвардии Преображенского полка был. Что ему Тайная Канцелярия. Он свое время в Преображенском приказе наверняка дела творил. А Преображенский приказ — это старший брат Тайной канцелярии.

Опанасенко несколько раз бывал в Преображенском приказе, в Москве. Вот где Чистилище и преддверие ада. Так что с князем все понятно.

А вот почему этот юноша Ермолич не боится Тайной Канцелярии! Молод и глуп, может поэтому? Опыта вроде никакого нету.

До восемнадцати лет в Ярославской губернии, в поместье жил. Потом, когда дядька узнал, что мы выследили его – побежал. И как-то прямо, не петляя, сразу за границу, по-глупому. Вот наш человечек в Риге «Слово и дело сказал» и мы его в раз нашли.

Хотя, когда говорит, так вроде и не глуп. А иногда так посмотрит, будто умудренный жизнью воин из глаз его глядит.

Может Дар у него есть? Вроде проверяли – не было у него даже слабого Дара! Но ведет себя будто ничего не боится! Да с этим надо разбираться. А вдруг…

Поток мыслей и эмоций экспедитора резко оборвался – будто кран перекрыли. Опанасенко тревожно за озирался, нашел меня взглядом и попытался поймать мой взгляд.

За мгновение до этого я отвел от него свой взгляд и принялся с интересом рассматривать князя Репнина и с восхищением думать о том, какой он прекрасный человек.

Тут же я почувствовал, как что-то теплое, но почти неощутимое похожее на мягкую ладонь не смело коснулось моей головы. Потом оно попыталось проникнуть мне в мозг. Я еще сильнее стал думать о князе Репнине, Янисе, дядьке Федоре и Шереметьеве.

Цветок в районе солнечного сплетения продолжал греть. Внезапно я внутренним взором увидел тонкий след, похожий на след реактивного самолета в небе, который тянулся от Опанасенко к моей голове. И именно он пытался проникнуть мне в мозг и создавал ощущение легкой теплоты.

Похоже я точно сообразил, что он пытается меня прощупать. Ай да я, ай да молодец!

Все эти мысли Опанасенко и его проникновение мне в мозг, заняло одно мгновение. Между тем, судя по всему князь Репнин, тоже что-то почувствовал. Во всяком случае он встал, снова подошел к экспедитору, пощелкал у него перед глазами пальцами и спросил:

- Ау, Алексей Петрович, вы меня слышите!

- Безусловно, Ваше Сиятельство! – произнес Опанасенко, находясь в глубокой задумчивости.

- Вот и отлично! Значит мы с вами договорились? – спросил князь.

- О чем? – все также отстраненно спросил экспедитор.

Мне тоже было интересно, о чем князь договаривался с Опанасенко. Похоже пока мы с экспедитором занимались чтением мыслей друг друга – не только он, но и я пропустил часть речи князя.

- О том, что мы сегодня празднуем разгром орков, а забираете вы его завтра. И везете в Санкт –Петербург.

- Нет, Ваше Сиятельство! На это я пойти не могу! У меня есть предписание, и я должен его выполнить!

С этими словами, он повернулся к своим двум бугаям в черном и скомандовал:

- В кандалы Ермолича!

Те двое, будто по щелчку подлетели ко мне. В руках у них откуда не возьмись появились кандалы. Пару слаженных движений и у меня на руках и ногах защелкнулись тяжеленные браслеты из какого-то толстого металла. Все четыре браслета были соединены массивной цепью, которую черные вертухаи замкнули вокруг моего пояса.

Последнее, что я отчетливо увидел, что кандалы были серебристого цвета. Меня сразу же затрясло. По всему телу от кандалов побежали молнии. Стали бить электрические разряды неимоверной силы. Мир одновременно поплыл и заскакал перед глазами. Мне показалось, что лицо Опанасенко тоже потеряло четкость и стало сползать куда-то к его груди.

На пятом или седьмом разряде, весь мир вокруг меня погас. Под конец, меркнущее сознание выдало:

- Отмучился раб божий, Андрей.

Глава 7

Тут же я увидел тело Ермолича будто со стороны. Оно валялось на полу и было окутано коконом из молний.