От Рафаэля до Кавалера д’Арпино. Устройство римских живописных мастерских XVI века - Лубникова Мария Владимировна - Страница 21

Специализация художников

Принципиально новым подходом, на который хочется обратить особое внимание, было введение в мастерской специализаций, распределенных между учениками по жанровому принципу. Отдельно использовались таланты ассистентов, имевших навыки изображения фигур, пейзажей, натюрмортов и гротесков, различных фактур; дополнительно привлекались силы мастеров, умевших расписывать фасады и работать с лепниной. Каждый из них имел в своем подчинении ряд помощников. Параллельно заключались союзы с граверами, мозаичистами, скульпторами, ткацкими мастерскими. Главной целью мастера становилось объединение общих усилий для того, чтобы нащупать точки соприкосновения и сохранить цельность работы.

Но нельзя забывать, что Рафаэль не возражал против проявления творческих индивидуальностей. Никто из художников до него не проявлял столько интереса к развитию талантов каждого своего подопечного в отдельном, присущем только ему ключе. В этом интересе видится влияние концепций гуманистического воспитания и, в частности, связь с идеями владельца мантуанской школы «Радостный дом» Витторино да Фельтре, который занимался развитием талантов учеников в сферах, к которым те питали особые склонности. Рафаэль мог быть хорошо знаком с педагогикой Витторино. Во всяком случае, между мантуанской школой и его родным Урбино прослеживается очевидная связь: сам урбинский правитель Федерико да Монтефельтро был учеником Витторино, и именно для его библиотеки был создан около 1474 года портрет гуманиста[193]. Даже не настаивая на непременном знакомстве Рафаэля конкретно с теорией Витторино, можно говорить о том, что придворная гуманистическая культура Урбино и Рима оказала весьма существенное влияние на его представления о том, каким должен быть идеальный наставник.

Ярчайшим «специалистом» в мастерской был Джулио Романо. Подтверждением его особого положения, помимо слов Вазари, служит автопортрет («Двойной портрет») Рафаэля из Лувра, на котором, возможно, изображен момент совместного изучения мастером и учеником работы последнего (находящейся там же, где зритель)[194] (ил. 16 на вкладке). Рафаэль поддерживает ученика — принято полагать, что это Джулио, — отеческим жестом. Свое привилегированное положение Джулио получил, в том числе, как специалист по изображению обнаженной модели, передаче атмосферы, а также различных фактур материалов — особенно металла. Именно он выполнил большую часть обнаженных фигур в росписях лоджии виллы Фарнезина, и ему поручалось изображение бронзовых рельефов и медных сосудов во фресках Станц[195]. Известно, что он был введен в заблуждение копией «Портрета папы Льва X с двумя кардиналами», выполненной Андреа дель Сарто для мантуанского герцога Федерико II Гонзага: отстаивая подлинность портрета, Джулио Романо утверждал, что узнает все мазки, положенные им самим, вероятно, подразумевая свое участие в написании натюрморта c металлическими предметами[196] (ил. 17 на вкладке). Эмалевые блики на ручках кресел в портрете Джованны Арагонской и в «Мадонне Веллингтона», а также в латунной чаше «Мадонны с умывальником»[197] выдают его работу с изображением металла. Другой материал, воспроизведение которого лучше всего удавалось Романо, — мрамор, о чем свидетельствуют, например, его «Мадонна с кошкой» и «Обрезание Господне»[198]. Другие фактуры, в частности человеческая кожа и ткани, получались у Джулио несколько хуже, потому Рафаэль выборочно использовал его возможности.

Отдельно Рафаэль привлекал ассистентов, способных изображать натюрморты. В мастерской находился «некий фламандец по имени Джованни, превосходный мастер рисовать красиво плоды, листья и цветы»[199]. Интересно, что, не обладая сам специфическим талантом к изображению флоры, Рафаэль попросил северного мастера обучить этому своего ассистента Джованни да Удине. Склонность к рисованию растений и животных появилась у того еще в родном городе: «Занимаясь вместе с отцом охотой и птицеловством, он все свободное время рисовал собак, зайцев, коз и вообще всякого рода животных и птиц». Интерес к гротескам, возможно, возник у Джованни после общения с Морто да Фельтре, работавшим с открывателем этого декора в ренессансной живописи, Пинтуриккьо. В дальнейшем образование Джованни да Удине продолжилось, когда он осматривал вместе с Рафаэлем Золотой дом Нерона[200]. Здесь он изучал древние росписи с масками, пальметтами, фантастическими животными, арматурой и мебелью. Точно, как в описании Светония, «все было покрыто золотом, украшено драгоценными камнями и жемчужными раковинами; в обеденных палатах потолки были штучные»[201]. По поручению Рафаэля Джованни лично провел ряд экспериментов и заново изобрел способ изготовления лепнины с помощью смешения крошки белого мрамора и белого травертина. С детства влюбленный в природу, художник стал незаменим в написании животных и растений, в том числе диковинных, гротесков, гирлянд, лепной декорации, тканей, сосудов, построек и зелени, инструментов — например, музыкальных инструментов у ног рафаэлевской «Святой Цецилии»[202]. Более того, в рамках своей собственной бригады Джованни продолжил дробить обязанности помощников, разделив их, вполне в северном духе, на мастеров по лепным работам, гротескам, листве, фестонам и др.

Пейзажи и изображения зданий часто поручались Джанфранческо Пенни. В рамках декоративного направления особняком стоит тема фасадной живописи, особенно популярной в дворцовой архитектуре Рима еще с XV века. Пенни расписывал фасад дома в Монте Джордано. Затем, следуя по стопам Бальдассаре Перуцци и Пенни, главным специалистом по фасадной росписи стал Полидоро да Караваджо. Вероятно, начинавший с создания modelli для Пенни, он сделал саму эту технику невероятно популярной, расписав монохромными композициями около пятидесяти римских фасадов. Основой для их создания ему и его помощнику Матурино да Фиренце послужили сюжеты из Плутарха, Ливия и Овидия, а также изучение и зарисовка древностей — ваз, саркофагов, барельефов. Исчезновение фресок Полидоро в течение ближайшего столетия ввиду неустойчивости к погоде стало настоящей трагедией для города и привело к теперешнему незаслуженному забвению мастера. Для нас важно замечание Вазари о нем как о художнике, который «изображал пейзажи, древесные кущи и скалы лучше любого другого», но одновременно, в отличие от Пенни, никогда не справлялся с росписями в интерьерах. Его работа в цвете сбивалась со стен или же называлась «работой увальней, только начавших свое обучение»[203]. Рафаэль использовал лучшие способности учеников, не допуская их до той работы, на которую они не были способны, но развивая в каждом них в духе all’antica именно те таланты, которые были ему нужны.

Особое место в числе специфических обязанностей учеников занимала подготовка рисунков по замыслам Рафаэля для передачи их в гравировальную мастерскую Маркантонио Раймонди. Сперва преобразованием карандашных рисунков в рисунки, пригодные для гравирования, занимался Джанфранческо Пенни; эти рисунки были выполнены черным мелом. Затем эскизы сангиной, более точно передающей формы — именно она использовалась в мастерской для штудий Античности, — были поручены Джулио Романо. Рафаэль рано осознал значение гравюры и обратил внимание на Маркантонио, изучавшего технику Дюрера. В конечном счете именно гравюры Маркантонио способствовали тому, что работы Рафаэля сделались известны не только в римских мастерских, но и по всей Европе.