"Фантастика 2024-195". Компиляция. Книги 1-33 (СИ) - Панов Вадим Юрьевич - Страница 40

– Почему тебе так интересен мой неинтерес?

– Потому что это своего рода аномалия.

– Пожалуй… – Честный ответ произвёл на Шанти впечатление. Она заказала чай со льдом, Марлоу попросила кофе, дождалась заказа и только затем продолжила: – Сначала ответь на вопрос: для чего, по твоему, разумеется, мнению, нужна «True Crime»?

– Эту Метавселенную создали преступные корпорации, чтобы…

Марлоу замолчала так же резко, как начала отвечать. Замолчала и прищурилась.

– Вижу, ты начинаешь понимать, – заметила Шанти, прихватывая губами соломинку.

– Кажется, да, – едва слышно согласилась Марлоу.

– Метавселенные – это уникальные, очень сложные структуры, требующие не только денег и ресурсов, но и творческого начала. Метавселенные можно сравнить с величественными замками, наполненными произведениями искусства, но покоятся эти грандиозные строения на фундаменте глобальной Сети.

– Я служила человеку, семье которого принадлежит Сеть.

– Какие-то проценты Сети, – уточнила Шанти. – Лорд Гамильтон и его безвременно почившие родственники входили в число хозяев Сети, а значит – хозяев мира. Ведь современная версия цивилизации – это Сеть, единицы и нули, переползающие из реальности в Сеть и обратно. И это подводит нас к следующему выводу: если бы хозяева Сети захотели – преступные кланы не смогли бы создать свою Метавселенную.

– Тогда они расползлись бы по всем Метавселенным, – пробубнила Марлоу, сделав глоток кофе.

– Они и так расползлись по всем Метавселенным. – Шанти махнула рукой. – Киберпреступления совершаются везде, даже в полностью подводном Ватне, потому что везде – под водой, в пустыне, на безжизненном астероиде или в Метавселенной по компьютерной игре – везде есть что украсть. Как минимум – личную информацию. Везде есть киберпреступники, но здесь – их дом, более того, по правилам игры, Департамент социального согласия имеет право фиксировать заходы в «True Crime», но понятия не имеет, что гражданин делает внутри, чем занимается и с кем встречается. А умелые ребята давно предлагают специальные «оболочки», в которых можно нырнуть в «True Crime» незаметно для Соцсогласия.

– А это зачем? – не поняла Марлоу.

– Ребятам – лишний заработок. Ливерам – дополнительная возможность «нагнуть» Систему и почувствовать себя неуловимым преступником.

– Но для чего хозяевам Сети предоставлять преступникам такие вольности?

– Ты не спрашивала об этом лорда Гамильтона?

– В те времена «True Crime» меня не интересовал.

– Понимаю… – Шанти повертела бокал, в котором оставалась примерно половина лимонада, и в очередной раз удивилась реалистичности Метавселенной класса ААА – она ощущала не только вкус напитка, но слабые нотки мяты, которую не очень любила. – Взаимодействие с криминалом как правило приводит к финансовым потерям, и тогда ливерам приходится усерднее трудиться, чтобы их компенсировать, но и формирует две важные иллюзии. Первая – у нас здоровое общество, в нём есть не только свет, но и тень, с которой борются соответствующие службы. Эта иллюзия важна, потому что если исчезает вечный дуализм жизни – свет и тьма, люди теряют привычные ориентиры. Вторая иллюзия – наличие «True Crime» даёт ливерам ощущение, что Систему можно нагнуть. А это очень важная иллюзия, необходимая для внутреннего спокойствия законопослушного гражданина. Как только он начинает ощущать себя не пылью, наполняющей небоскрёбы жилых секторов, а полноценным членом общества, имеющим право на протест, он окончательно превращается в ливера.

– Реальность наполнена иллюзиями.

– Она стала такой задолго до изобретения Сети.

– Не буду спорить, – вздохнула Марлоу.

– Ну и вишенка на торте: «True Crime» обеспечивает желающим нарушить закон всевозможные способы дополнительного заработка и предлагает альтернативный социальный лифт.

– Твои аргументы понятны, и я с ними согласна, – помолчав, произнесла Марлоу. – Действия разумны, но я не понимаю причину, которая заставила хозяев Сети совершить эти действия.

Шанти допила лимонад, расплатилась с официантом, не забыв о чаевых, но со стула не поднялась. Закинула ногу на ногу, повернула лицо к солнцу, будто действительно могла получить на кожу лёгкий загар, прикрыла глаза и рассказала:

– Люди насытили мир Цифрой, сделали его комфортным и прозрачным, получили абсолютную власть над всеми, поскольку финансы, передвижения, юридические документы, желания… всё, чем занимается человек, проходит через Сеть. И владельцы Сети знают о любом человеке всё. Абсолютно всё. Ливеры оказались полностью открыты, подконтрольны, а значит, управляемы. Но владельцы Сети довольно быстро поняли, что перегнули палку. На повсеместное исчезновение «privacy» сначала мало кто обратил внимание, но затем его пропажа перестала нравиться всем, кроме эксгибиционистов. Потом сдались и они. Люди старались не думать о том, что каждый их шаг фиксируется и запоминается, но у большинства не получалось. Они постоянно ощущали за собой слежку. Их раздражение нарастало и вырывалось в виде бунтов. Я понимаю, что у всех массовых беспорядков были свои причины, не имеющие отношения к тому, о чём я сейчас рассказала, но расчёты Четвёртого департамента показали, что не будь у ливеров глубокого внутреннего раздражения от потери «privacy», бунты были бы в разы слабее. Поводок оставили, но слегка отпустили, и легализация криминала стала одной из балансирующих общество мер.

– Легализация? – удивилась Марлоу.

– Я предпочитаю называть вещи своими именами, – твёрдо ответила Шанти. – Криминал легализовали по приказу хозяев Сети, и поэтому мне неинтересно в «True Crime» – эта «незаконная» Метавселенная живёт в строжайшем соответствии с законами, которые для неё написали. Если здешние воротилы сделают хоть шаг в сторону, их сотрут и нарисуют новых. Из единиц и нулей.

– Здесь всё ещё более ненастоящее, чем казалось изначально, – угрюмо прокомментировала Марлоу.

– Совершенно верно.

Некоторое время девушки молчали, а затем Шанти спросила:

– Как мы с ним встретимся?

Они избегали называть Марсианина, чтобы не привлекать к себе внимания местных, ведь если тебя не слушает Департамент социального согласия, это не значит, что тебя никто не слушает.

– Он сам придёт, – коротко отозвалась Марлоу.

– Вы общались?

– Я отправила послание.

– От чьего имени?

– Догадайся.

Только от имени лорда Гамильтона, одного из владельцев Сети и бывшего хозяина Марлоу.

– Они общались? – изумилась Шанти. – Они знакомы?

– Я не стану рассказывать об этом сейчас, – ответила Марлоу.

– Но ты расскажешь?

– Однажды.

– Я прослежу, чтобы «однажды» случилось скоро.

– Не сомневаюсь.

– А я, кажется, точно знаю, где назначена встреча.

– В «Инферно», – кивнула Марлоу. – И следует поторопиться – он уже в пути.

Послание было странным, неожиданным и весьма интригующим. Марсианин не ждал этого послания, получив, удивился так сильно, что заподозрил ловушку, но не откликнуться не смог. В нём была загадка, ответ на которую Марсианин хотел знать, потому что ответ гарантировано поднимал его на недосягаемую для Кандинского высоту.

Нет!

Ответ поднимал его на высоту, недосягаемую даже для членов Сообщества, которым принадлежали земли, заводы, фабрики, агломерации, Сеть и в конечном счёте – ливеры. С этой высоты его невозможно было сместить, не разрушив саму Сеть, и этого Марсианин жаждал всей душой.

Стать номером один во всём.

И визит в «Инферно» мог это обеспечить.

В гангстерской Метавселенной любимый дом лорда Гамильтона располагался вдали от оживлённых центров – так же, как и в реальности. Стоял, окружённый лесом и, разумеется, оградой. Посмотреть на изысканный, несмотря на заброшенность, особняк, мог любой желающий, но пройти на территорию имели право только избранные и в их число входили все «оболочки» Марсианина, которые он использовал для входа в Сеть. Сейчас, к примеру, окружающие видели крепкого мужчину, лет тридцати, в скромном рабочем комбинезоне, мягких башмаках и красной бейсболке. Он прошёл через распахнувшуюся и немедленно закрывшуюся за его спиной калитку, и направился к главному входу. Обычным, неспешным шагом работяги, явившегося в дом по делу, например, починить водопровод. Марсианин заметил, что из окна второго этажа за ним наблюдают две женщины, но виду не подал.