От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав - Страница 45

СССР скрупулезно выполнял это «процентное соглашение». Когда 20 октября советские и югославские войска освободили Белград, Тито и Шубашич подписали соглашение об образовании единого югославского правительства. Но навязанная извне идея делить власть с кем-то явно не нравилась Тито.

Он обратился 29 октября с резким письмом к Сталину, смысл которого сводился к тому, что советские военные «нарушают Ваши приказы и забирают себе трофейное имущество, а не оставляют его Югославии; вмешиваются во внутриполитические вопросы Югославии, они занимают заводы и фабрики, оттуда вывозят станки и оборудование». Сталин возмущенно ответил через два дня: «Меня поражает тот факт, что отдельные инциденты и проступки отдельных офицеров и солдат Красной армии у Вас обобщаются и распространяются на всю Красную армию… Нетрудно понять, что в семье не без урода, но было бы странно оскорблять всю семью из-за одного урода».

Может быть, из-за обиды и из-за этого инцидента Тито в последний момент отправил вместо себя в Москву своего заместителя по НКОЮ Карделя вместе с Шубашичем. Сталин и Молотов встречались с ними 23–25 ноября. Советский лидер не раз поминал о клевете на Красную армию, критиковал внутреннюю политику Тито, полагая, что в вопросе о судьбе короля (за которого так переживали англичане) он мог бы действовать более гибко и считаться с «единством антигитлеровской коалиции».

Но СССР продолжал массированную поддержку НКОЮ. Сталин 13 декабря 1944 года писал Тито: «Первое. Мы готовы снабдить Вас вооружением как трофейным, так и русским, но мы не можем осуществлять снабжение Вашей армии в порядке неожиданных заявок, без заранее составленного плана… Второе. Вам нужно также сговориться насчет плана организации сухопутных вооруженных сил Югославии, насчет количества дивизий, насчет количества офицерских кадров, способных управлять этими дивизиями. Третье. Нужно также сговориться насчет русских инструкторов для югославской армии, насчет их прав и обязанностей». По решению ГКО от 10 февраля 1945 года СССР начал передачу НОАЮ советского и трофейного оружия, которого оказалось достаточно для вооружения двадцати пехотных дивизий, нескольких полков связи, инженерных и автомобильных частей.

В феврале 1945 года Тито и главнокомандующий силами союзников на Средиземноморье фельдмаршал Александер договорились, что одна часть Истрии должна перейти под югославское военное и гражданское управление, а другая – включая сам Триест, города Горица и Пула, – под западное военное управление при югославской гражданской власти. Провинция Венеция-Джулия освобождалась с северо-востока силами югославских партизан, а с запада – союзными войсками в Италии. При этом отряды Тито стремились к максимальному расширению зоны своего контроля, а союзники – своего.

Тито 7 марта сформировал Временное народное правительство Демократической Федеративной Югославии. Он стал премьером и министром обороны, Шубашич – министром иностранных дел, вице-премьерами были назначены от НКОЮ – Кардель, а от эмигрантского правительства – лидер Демократической партии Грол. Правительство было тогда же признано Большой тройкой. Но Запад не устраивало, что НКОЮ получил 22 портфеля из двадцати восьми.

Свой первый официальный визит в новом качестве Тито 5 апреля нанес в Москву в компании Шубашича, министра по делам Черногории Джиласа и других. 11 апреля Молотов и Тито подписали в Кремле Договор о дружбе, взаимной помощи и послевоенном сотрудничестве.

15 апреля 1945 года Тито дал интервью «Красной звезде»: «Новая Югославия – подлинно демократическое государство. Важнейший наш принцип – равенство и братство людей. Югославия – федеративное государство, состоящее из шести федеральных единиц – Сербии, Хорватии, Боснии и Герцеговины, Словении, Черногории и Македонии. Каждая из этих единиц будет иметь свой парламент. Предоставляя полную автономию и свободу отдельным народам, мы в то же время будем бороться с попытками сепаратизма, будем воспитывать чувство любви к нашей Югославии как единому государству, завоевавшему свободу кровью сынов всех народов, населяющих его.

Когда будет освобождена вся территория страны, состоятся выборы в Югославский парламент. Народ решит, какую форму правления он хочет. Подавляющее большинство населения не желает монархии, об этом свидетельствует хотя бы огромное количество телеграмм, получаемых мною со всех концов страны…

Людям, не побывавшим в Югославии, трудно себе представить, насколько она разорена. Целые районы превращены в руины. Разрушены шахты, заводы, железные дороги, мосты. Вы можете ехать целые дни по Черногории, Далмации, Лике и не найти буквально ни одной деревни – все они сожжены, и люди вынуждены ютиться в землянках. Нам предстоит проделать гигантскую работу по восстановлению страны…

Я беседовал с маршалом Сталиным. Простой и спокойный человек, великий полководец и государственный деятель, он с большим вниманием отнесся к нуждам нашей страны. Это большое счастье не только для вас, советские люди, а и для всех свободолюбивых народов мира, что СССР имеет такого великого вождя.

В сражениях с общим врагом – немецко-фашистскими захватчиками – выросла и закалилась дружба наших народов. Я не сомневаюсь, что и в послевоенные годы она будет нерушима и тверда, являясь одним из оплотов мира в Европе».

Шубашич вскоре убыл на конференцию в Сан-Франциско, а Тито оставался в Москве, где Сталин дважды приглашал его к себе на дачу вместе с коллегами, представлявшими компартию. Джилас запомнил, что Сталин при встрече сказал, что предпочитает называть Тито товарищем, а не господином, но при этом заявил:

– Нет, у вас не советская власть – у вас нечто среднее между Францией де Голля и Советским Союзом.

А потом добавил:

– Если славяне будут объединены и солидарны – никто в будущем пальцем не шевельнет. Пальцем не шевельнет!

Меж тем позиция Черчилля по мере укрепления советско-югославских связей, позиции СССР на Балканах, обострения вокруг Триеста становилась все более воинственной.

Британский премьер 27 апреля призывал Трумэна: «Мне кажется жизненно важным дойти до Триеста, если нам удастся сделать это предложенным способом (то есть войскам Александера), и пойти на риск, присущий подобным политико-военным операциям… Предстоит многое сделать прежде, чем там похозяйничают партизанские отряды Тито. Поэтому мне кажется, что мы не можем ждать ни минуты. Фактический статус Триеста должен быть определен незамедлительно».

А 28 апреля Черчилль направил Сталину самое пространное послание за все годы их переписки и, пожалуй, самое красноречивое. В те дни, когда бойцы Красной армии приближались к рейхстагу, британский премьер думал о Польше и Югославии: «Ход событий в Югославии таков, что я не чувствую соотношения интересов наших стран, как 50 % к 50 %. Маршал Тито стал полнейшим диктатором. Он заявил, что он предан в первую очередь Советскому Союзу. Хотя он и разрешил членам Югославского Королевского Правительства войти в свое правительство, однако их только шесть против двадцати пяти, назначенных им лично».

А еще Черчилля все больше беспокоили успехи югославской армии: «В то время как германское армии в Италии отступали, войска Тито быстро продвинулись на итальянскую территорию на северо-востоке. Они надеялись до прибытия англо-американских войск захватить земли, на которые претендовали в этом районе, и в особенности занять Триест. Но американцы и мы не только были полны решимости не допустить такого урегулирования вопроса о границах до заключения мирного договора, мы также намеревались занять Триест с его великолепным портом в качестве важнейшего пункта снабжения для будущих оккупационных зон в Австрии».

Войска Тито, преследуя немцев, действительно вступили в тот день в Триест с намерением занять и всю итальянскую провинцию Венеция-Джулия раньше, чем генерал Александер успеет направить туда английские войска. Словенское население составляло большинство в итальянской провинции Венеция-Джулия, но меньшинство в ее главном городе Триесте.