От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав - Страница 13

В 1934 году был избран от штата в сенат США, где у него было устойчивое прозвище «сенатор от Пендергаста». Но своей неистощимой энергией и целеустремленностью Трумэн добивался все большего авторитета среди коллег.

Национальную известность обрел в годы Второй мировой войны, когда стал председателем сенатского комитета по расследованию выполнения Национальной программы обороны, который выявил немало фактов неэффективного использования государственных средств и коррупции при заключении военных контрактов.

На предвыборном съезде Демократической партии в 1944 году был выдвинут на пост вице-президента США. За 82 дня вице-президентства встречался с Рузвельтом два раза.

Масон. Супруга Бесс, дочь Маргарет.

Трумэн был во многом случайным президентом. У него не было бы ни малейшего шанса возглавить США, если бы Рузвельт не остановил на нем свой выбор на пост вице-президента. Почему Рузвельт указал на Трумэна? Объяснений давалось несколько.

Генри Уоллес, вице-президент в 1941–1945 гг., представлялся руководству партии фигурой чрезмерно либеральной (впрочем, как и сам Рузвельт), чего нельзя было сказать о Трумэне. Сам он определял себя «как джефферсоновского республиканца, живущего в современные времена». За Трумэна ратовали крупные профсоюзы, которые играли большую роль в коалиции Демократической партии и поддержкой которых Трумэн сумел заручиться. Помогло и то обстоятельство, что сменивший Пендергаста у руля партийной машины в Миссури Ханниган с начала 1944 года возглавлял Национальный комитет Демократической партии.

Кроме того, Рузвельту предстояли законодательные бои в сенате по поводу Организации Объединенных Наций, и ему был нужен в напарники влиятельный представитель верхней палаты конгресса, который поддерживал бы идею создания такого международного органа. Рузвельт опасался повторить судьбу Вудро Вильсона, который так и не смог после Первой мировой войны добиться ратификации Версальского договора, поскольку не нашел взаимопонимания с сенаторами.

При этом Рузвельт так и не ввел вице-президента в узкий круг доверенных лиц и никогда не посвящал его в свои планы. Трумэн даже не имел доступа в штабную комнату Белого дома.

У Громыко уже был контакт с Трумэном. «Мне приходилось и до этого встречаться с Трумэном, – рассказывал Андрей Андреевич. – Как-то раз вице-президент Трумэн (это было еще месяца за два до кончины Рузвельта) пригласил меня на просмотр хроникального фильма. На экране показывали киносюжеты о сражениях американцев на Тихом океане. А потом стали демонстрировать советскую кинохронику о боях на советско-германском фронте. В небольшом зале кроме нас с вице-президентом находились еще только его помощники. Трумэн сидел рядом со мной. Глядя на экран, он почти выкрикивал:

– Это поразительно! Я потрясен! Какой героизм людей! Какая мощь армии!

После просмотра Трумэн продолжал с восхищением отзываться о Красной армии, ее героизме, о вкладе Советского Союза в общую победу над фашизмом. Высказывания его отражали только превосходную степень восхищения. А ведь передо мной находился тот самый Гарри Трумэн, который в самом начале войны, когда гитлеровская Германия только напала на Советский Союз, сделал заявление, прогремевшее на всю страну и ставшее известным за ее пределами. Звучало оно так:

– Если мы увидим, что Германия выигрывает войну, нам следует помогать России, а если будет выигрывать Россия, нам следует помогать Германии.

Трумэн, став президентом, уже мало походил на себя же в роли вице-президента. „Брешь в политической жизни США образовалась зияющая, – продолжал Громыко. – Международные последствия ее оказались огромными… В советско-американских отношениях почти сразу же стали проявляться серьезные натянутости… После смерти Рузвельта, с появлением новых веяний в американской политике… подавляющее большинство деятелей из его окружения ушли с занимаемых постов – либо по собственному желанию, либо их заменили“.

Государственным секретарем в первые три месяца президентства Трумэна еще оставался Эдвард Стеттиниус, хотя президент уже предпочитал, чтобы тот подольше оставался в Сан-Франциско, где создавалась Организация Объединенных Наций. Стеттиниус был из бизнеса, еще до войны он возглавлял одно время совет директоров „Юнайтед Стейтс стил корпорейшн“.

Военным министром до осени 1948 года оставался Генри Стимсон. Его, по словам Громыко, отличали „специфическая англосаксонская уравновешенность, спокойствие, хотя чаще внешнее. Речь и голос его были невыразительными, монотонными. Раньше о таких людях говорили: похож на дьячка. Но слова Стимсона ложились плотно, выглядели обдуманными. Он хотя и скупо, но все же вполне определенно высказывался за развитие американо-советского сотрудничества и после завершения войны“.

Не возражал против этого и начальник штаба армии США с 1941 года Джордж Маршалл. Адъютант при генерале Першинге в годы Первой мировой, Маршалл потом три года служил в Китае, а затем на военной базе Ванкувер Барракс, где встречал Валерия Чкалова, завершившего там свой исторический перелет через Северный полюс. Позднее Рузвельт поручил ему организацию Гражданского корпуса охраны окружающей среды – масштабного проекта трудоустройства безработных. Маршалл был ключевой фигурой в военном руководстве США. „Дипломатический фрак и военный мундир оказались как бы слиты воедино у Джорджа Маршалла“, – писал Громыко.

Носителем рузвельтовского духа сотрудничества с СССР в кабинете оставался Генри Уоллес. Он, напомню, занимал до Трумэна пост вице-президента, до этого семь лет руководил министерством сельского хозяйства, а теперь стал министром торговли.

Трумэн просто терпеть не мог Уоллеса. „Некоторые честные и благонамеренные агитаторы за мир с Россией любой ценой находили в Уоллесе выразителя своей точки зрения, – писал Трумэн в мемуарах. – Он постоянно утверждал, что я был слишком груб в отношениях с Советами и что мир может быть достигнут, если мы станем более сговорчивыми в своих подходах. Он совершил много поездок по поручению Рузвельта в Китай, Южную Америку и Россию, включая Сибирь, что принесло ему мировую известность и способствовало появлению значительного числа восторженных последователей.

Однако в движении Уоллеса крылся один зловещий аспект. Оно давало коммунистам возможность проникнуть в политическую жизнь страны и посеять смуту“.

Немалую роль в определении политики США в отношении Москвы играл посол в СССР Аверелл Гарриман.

Гарриманов в США хорошо знали – это семья крупных железнодорожных магнатов. Аверелл унаследовал от отца едва ли не половину всех американских железных дорог и, естественно, солидное состояние, которое использовал для создания финансово-промышленной группы, игравшей большую роль в мире банков, железных дорог, металлургии и не только. Интерес к нашей стране у него пробудился задолго до войны. В годы нэпа Гарриман получил в концессию Чиатурское марганцевое месторождение на Кавказе. В 1930-е годы Гарриман, хоть и не входил в узкий круг Рузвельта, занимал ряд административных постов, являлся советником президента по промышленным и финансовым вопросам.

В марте 1941 года он был назначен специальным представителем президента по предоставлению помощи по ленд-лизу Англии, а в сентябре возглавил американскую делегацию на Московской конференции по вопросам военных поставок. В сентябре 1943 года Гарриман стал послом в Москве.

„Предложение стать послом США в СССР Гарриману импонировало, – писал Громыко. – Гарриман привык заниматься крупными делами: бизнес – так уж большой бизнес; политика – так уж политика большая; если работать в другой стране – так уж в стране крупной… У советских руководителей Гарриман всегда оставлял впечатление человека, с которым можно разговаривать как с достойным представителем крупного государства“.

Уже вскоре после дня Победы стало понятно, насколько тяжело Москве будет иметь дело с Трумэном. 12 мая, через три дня после Победы, прекратились поставки по ленд-лизу. Дело было так.