Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 29

— Саш[А]⁈ Ты снова за свое⁈ Опять меня не слушаешь! — Лев обиженно топнул ногой, пытаясь привлечь к себе внимание. — Закопаешься в своим мысли, и до тебя никак не достучаться.

Пушкин на это с извиняющим видом развел руками. Мол, простите ради бога, задумался о делах, о жизни. Виновато улыбнулся брату и кивнул, прося продолжать.

— Точно слушаешь? — Пушкин снова кивнул, но уже с максимально серьезным видом. Льва лучше выслушать, иначе он просто не успокоится. Характер такой был с самого детства. — Так я все о лотерее рассказываю. Говорю, что уже подсчитал. Лучше тысяч двести напечатать. Каждая газетка и будет этим самым лотерейным билетом. Представляешь. Сколько можно будет за раз заработать, — в глазах у новоявленного газетного магната «стояли» не просто деньги, а самые настоящие деньжищи. Похоже, золотые червонцы он уже в повозках возил, а ассигнации — в мешках. Или даже наоборот. — А главное, милый братик, никакого миллиона-то не будет. Приз сделаем сто рублей или даже пятьдесят рублей. Им и этого хва…

Поэт с улыбкой продолжал кивать, пока не «споткнулся». Очень уж сильно его зацепила фраза про «миллиона-то не будет». Последовавшее следом объяснение, и вовсе, все расставило по своим местам. Придуманная его младшим братом затея очень сильно напоминала банальный обман, мошенничество, а еще лучше «кидалово». Пусть для бывшего педагога «ботать по-фене» и не приличествовало, но больно уж слово было фактурным и, главное, очень точно отражала суть явления.

— Подожди-ка, Лёва, — поэт поднялся с кресла и медленно подошел к брату. Настроение в одно мгновение испортилось. Откуда-то изнутри начала подниматься злость. — Ты хочешь сказать, что лотерея будет называть «Кто хочет стать миллионером?», а победителю мы выплатим в лучшем случае сто рублей, или даже пятьдесят рублей. Я правильно тебя понял?

Сказано это было нарочито спокойным тоном, но Лев все равно забеспокоился. Похоже, стервец, почувствовал, что брату его идея не пришлась по вкусу.

— Ну, почему сто рублей? Давай заплатим сто пятьдесят или двести рублей? А может пусть будет триста, — всякий раз предлагая новый вариант, Пушкин-младший заглядывал в глаза брату. — Целых триста рублей, Саш[А]? Это же очень хорошие деньги для какого-нибудь полового или горничной. Заплатили копейку, а получили триста рублей. Хорошо же?

Играя желваками, поэт сделал в его сторону еще шаг. Слушал молча, не отвечая ни слова. Хотя на его лице все и так было «написано» черным по белому.

— Саш[А], ты чего? — Лев непроизвольно отступил на шаг назад, коснувшись спиной двери. — Триста рублей ведь…

Продолжая молчать, Александр буравил его глазами. Просто слова в горле застряли от услышанного. Ведь, этот пустозвон и гуляка в одном лице предлагал самым натуральным образом «похерить» такой гениальный проект. По сути, решил обмануть с этой лотереей множество людей, которые, не будь дураками, рано или поздно поймут суть надувательства. Однако, заработав один раз, на всегда потеряет доверие людей и к себе, и к этому проекту. Можно было не сомневаться, общество такое надолго запомнит.

Главное же, брат Лёвушка невольно разрушит и его собственные планы на использование газету в далеко идущих целях. И все из-за лишних десяти — пятнадцати тысяч в месяц.

— Са…

Лев только рот раскрыл, как ему тут же «прилетела» оплеуха. Смачная, так хорошо легла, что грузного мужчину аж с ног сбило и в коридор выбросило. Он с грохотом шлепнулся на задницу и оторопело затряс головой.

— Ты, сукин сын, что творишь? Тебе денег мало? Опять за старое взялся? В карты играешь? Пьешь, по бабам шляешься? — Пушкин навис над ним, явно готовясь еще добавить. Тот же глаза выпучил, все еще, похоже, не веря в случившееся. — Что из этого⁈ Я тебе второй шанс дал, чтобы ты собственное дело заимел и перестало по людям с протянутой рукой бегать. А ты решил все в унитаз спустить?

Александра едва не трясло от злости. Слова уже не подбирал, какие пришли на ум, теми и «прикладывал».

— Ты же всех нас на десятки лет ославишь своей прекрасной идеей! Думаешь, никто не увидит в этом мошенничество, обман? Завтра же все подсчитают и начнут об этом болтать. Мол, обещали одно, а вышло другое. Собирают многие тысячи, а платят шыш да маленько. Ты людей за дураков не считай! Словом, слушай меня внимательно, Лёвушка, братик мой разлюбезный!

Детское прозвище «Лёвушка», которым Льва так любили звать близкие и знакомые, сейчас прозвучало совсем не весело, а скорее даже жутко.

— Лотерее быть, но с другим названием — «Кто хочет выиграть тысячу рублей⁈». Собрать особую комиссию для проведения розыгрыша из уважаемых людей — торговцев, промышленников, чиновников, в конце концов. Они и будут случайным образом выбирать победителя, что сделать нужно будет широко и открыто. Например, на том же самом рынке при все народе. Ты внимательно слушай!

Пушкин-младший быстро-быстро закивал, смотря откуда-то исподлобья. И судя по глазам, сейчас готов был не просто слушать, но и записывать услышанное… кровью на своей же руке. Слишком уж напугался этой вспышкой бешенства у брата.

— Сделаешь из этого всего большой праздник, чтобы все видели. Выплатишь тысячу рублей, копейка к копейке! Понял меня⁈ И не дай бог, что-то пойдет не так и не туда…

— А ты, Саша? Может быть сам все это как-нибудь?

Пушкин покачал головой.

— Вряд ли я все этой успею сделать. В ссылку отправляют…

И произнес это так буднично и спокойно, словно про поездку в соседний город рассказывал. Перегорел, похоже, просто.

— Кстати, свяжешься с нашим Прошкой и достанешь мне почтовых голубей для связи. За любые деньги, понял? А то без меня здесь наворотите дел… И еще раз предупреждаю…

Глава 14

В путь-дорогу

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.

Отправиться в ссылку оказалось не так просто, как Александр себе представлял. В черном воронке-экипаже, в полосатой робе и с кандалами на руках и ногах аристократы сейчас не ездили. Все оказалось гораздо прозаичнее.

В Михайловское, а местом годичной ссылки для поэта император, к счастью, избрал именно родовое гнездо Пушкиных, собирались так, словно в знакомое путешествие. Наталья, едва узнав о высылке супруга из Петербурга,сначала грохнулась в обморок, а потом закатила натуральный скандал с битьем тарелок, кувшином и бокалов. Решила, что должна обязательно сопровождать мужа и, как верная спутница, терпеть все лишения и невзгоды. Сразу же начала собирать вещи в многочисленные узлы, посуду складывать в ящики, книги — в мешки. Набиралось столько, что нужно было не экипаж готовить, а их целую вереницу.

— Солнышко, цветочек мой, — Пушкин привлек ее к себе, начиная покрывать ее ладошки поцелуями. Уже понял, что никак иначе ее яростный порыв не унять. — Когда волнуешься, ты просто божественна… Фурия…

Та дернулась в его объятиях, затрепетала, как пойманная голубка, и, наконец, затихла. Он же продолжал шептать ей на ушко всякие нежные глупости, надеясь «притушить» ее порыв. Ведь, на этот год в Михаловском у него было просто громадье планов, которые у непосвященного могли вызвать культурный шок, если не хуже.

— Зачем тебе ехать? Скоро распутица и дороги превратятся в болото. Ты только подумай, что тебя и детишек ждет там, в Михайловском? — уговаривал ее, в том числе «помогая» себе и руками. «Ручная дипломатия», как известно, тоже весьма способствовала успеху в переговорах с дамами. — А у меня для тебя здесь особое занятие есть, Ташенька. Неужели, ты не согласишься помочь в важном для нашей семьи деле?

Она только что пихалась острыми локотками, и вот уже затихла. Чувствовалось, что ей очень любопытно стало. Ведь, никогда раньше Пушкин такого не говорил. Скорее даже наоборот, старался ее оберегать от всех возможных забот. Мол, живи птичка в золотой клетке и пой. Ей же, явно, хотелось большего.