Ай да Пушкин, ай да, с… сын! (СИ) - Агишев Руслан - Страница 27

Словом, убедить императора в своих идеях не представлялось тяжелой задачей. По крайней мере, именно так Александр думал во время своего выступления.

— … А вы, сударь, точно хорошо себя чувствуете? — вот так просто и в то же время совершенно дико отреагировал император на пространную речь Пушкина. Причем лицо государя в этот самый момент было совсем далеко от восторженного и преклоняющего. — Точно ли та дуэль прошла без следа для вашего здоровья? В последние недели вас просто не узнать. Вы ведете себя в высшей степени странно. То вдруг ударились в коммерцию, что многие находят крайне предосудительным занятием для человека вашего положения. Потом, забросив стихотворчество, неожиданно занялись написанием сказок. Это занятие в свою очередь сменилось изданием газеты совершенно непонятного толка. И теперь это…

Слово «это» прозвучало с откровенно презрительным оттенком, напоминая собой что-то грязное, нехорошее, что и в руки-то взять неприятно.

У Александра от такой отповеди даже руки опустились. Несколько листков из папки, которую он так и продолжал держать, выпали и медленно спланировали на пол.

— Что это за прожекты такие? Откуда вы только нахватались таких идей? — император и не думал скрывать свое раздражение. — Какое еще всеобщее образование? Предлагаете посадить в одной комнате отпрыска благородного человека и чернь?

— Как же так, Ваше Величество? — растерялся Пушкин. Он все никак не мог взять, чем была вызвана такая реакция императора. — Это же просто жизненно необходимо… Для процветания державы нужны грамотные образованные подданные, а не забитые… — все его аргументы просто вылетели из головы под ледяным взглядом государя. — Сегодняшнее положение тормозит развитие промышленности, науки…

Николай Первый вдруг резко махнул рукой, заставляя Пушкина замолчать.

— Хорошо. Допустим, ваши прожекты осуществились. А что потом? — вдруг император огорошил его совсем простым вопросом. — Что потом будут делать, куда пойдут эти сотни тысяч, миллионы грамотных людей? Что им, вообще, придет в голову? Не знаете, господин Пушкин? А я скажу вам, что тогда будет! А случится…

Зрело что-то совсем нехорошее, судя по злому тону Николая Первого. У него даже лицо переменилось, судорогой скрутило.

— Случится, как при якобинцах! Эта чернь голову поднимет, а потом и оружие. Этого хотите? Да, вы сами якобинец, господин Пушкин! Вижу, вы совершенно не исправились и продолжаете выдавать совершенно антигосударственные проекты! Вы понимаете, что продолжаете находиться под особым надзором господина Бенкендорфа? Захотели вновь отправиться в ссылку, подальше от Петербурга⁈ Я могу это устроить…

Петербург. Дворцовая площадь

По брусчатке важно вышагивали дамы с кавалерами под ручку, кутаясь в меховые манто и шинели от влажного пронизывающего ветра с Невы. Маршировали строем солдаты с красными обветренными лицами, выбивая из камня под ногами равномерный звук. Цокали копытами лошади, нетерпеливо покрикивали извозчики.

Посреди всего этого движения, словно каменный перст, стоял мужчина в развевающемся плаще и высоком черном котелке, сжимая обеими руками папку с бумагами. И вся его фигура выражала такое неприкрытое отчаяние, что прохожие невольно обходили стороной, лишь бросая сочувственные взгляды.

— Вот тебе и облагодетельствовал Отчизну…

Пушкин оглянулся на Зимний дворец, прекрасный символ великой мощи и роскоши Российской империи. Оценил взглядом гармоничную симметрию фасада со стройными рядами колонн, статуй, за которыми скрывалось роскошное убранство внутренних залов и многочисленных покоев с бесчисленными зеркалами, сверкающей позолотой и мрамором.

— Души прекрасные порывы посвятил… Ха-ха, — рассмеялся, но смех и улыбка вышли откровенно жалкими. — А это никому не нужно… Вообще, никому не нужно… Они в болоте по самую шею, и не замечают этого. Их все устраивает…

Мысль о болоте, затхлом, дурно пахнущем месте, как иллюстрации окружающего его мира, показалась настолько аллегоричной, что поэт вновь рассмеялся.

— А меня не устраивает! — он вдруг скрипнул зубами, с непривычной для себя злостью оглядываясь по сторонам. — Слышите⁈ Меня так не устраивает!

Взял папку со своими бумагами и со всей силы запулил ее над головой. Она мелькнула темной птицей, теряя листья-перья.

— Сам все сделаю… Не хотите по-хорошему, будет…

Глава 13

Почти План

Петербург. Дворцовая площадь.

Господин в черном шел стремительно, целеустремленно, рассекая толпу прогуливающихся на площади на две неровные части. Голова в длинном цилиндре наклонена вперед, за спиной развиваются полы длинного плаща, делая человека похожим на раскинувшего крылья черного ворона.

— … Саш[А], старина, — на него буквально налетел молодой мужчина, радостно раскидывая руки в стороны. — Куда ты пропал?

Но господин, мазнув по приятелю ненавидящим взглядом, уже вышагивал дальше.

— Ты чего, Саш[А]? — растерянно бормотал прохожий, оставленный позади. — Это же я, Арка…

Еще через полсотни шагов со спешившим мужчиной пытался раскланяться важный господин с юной спутницей, которая что-то восторженно при этом щебетала.

— … Э-э-э, Александр Сергеевич, позвольте представить свою д…

Вновь без толку: никто перед ними не остановился, не кивнул, не произнес ни слова. Перед глазами махнул черный плащ, и толпа сомкнулась.

— Юленька, доченька, господин Пушкин просто очень спешить. Ты должна его изви…

Девица, вставая на цыпочки, все всматривалась в спины людей, пытаясь рассмотреть фигуру известного поэта.

— Батюшка, я же просто хотела показать свои стихи…

Санкт-Петербург, набережная Мойки, 12.

Квартира в доходном доме княгини С. Г. Волконской, которую снимало семейство Пушкиных.

Пушкин толком не помнил, как добрался домой. Пусть из дворца превратился в непрерывную мешанину из каких-то людских фигур, скрипучих экипажей, ржущих лошадей, невнятных голосов и непонятных звуков. Голова казалась квадратной и едва не лопалась от переполнявших ее мыслей.

Мысль о ссылке уже не казалась ему столь простой и понятной, как вначале. Уверенность в силах и бесстрашие, переполнявшие только что, исчезли без следа. Словно специально в мыслях всплыли воспоминания о прошлой ссылке, длившейся целых шесть лет. Только чудом [благодаря ходатайству друзей и милости императора] его не отправили в Сибирь, откуда он со своей непоседливой натурой мог и не вернуться. А что теперь будет⁈

— Кто знает, куда он меня теперь «законопатит»? На юг, север? Или все-таки снова в Михайловское?

Можно сколько угодно храбриться, но пример с декабристами был исключительно показательным. Отпрысков знатнейших семей империи запросто сослали в Сибирь с пометкой «навечно» в сопроводительных бумагах. Выжившие сидельцы вернулись обратно лишь через три с лишним десятка лет. И их судьба Александра совсем не прельщала.

— … Я вам покажу, покажу… Только как? Что покажу? С кем? Кому, черт побери, покажу? Императору? Жандармам? Городовому с площади⁈

И с такой яростью выкрикнул это, что дворник в шаге от него с испугу выронил метлу, а через мгновение, и вовсе, на задницу шлепнулся. Глаза выпучил, рот раскрыл, ни слова выдавить из себя не может. Больно уж его слова про императора и жандармов впечатлили. По лицу видно было, что испугался до усёру. Ведь, за «полоскание» имени императора можно было отправиться в такие места, где лета, вообще, не бывает.

— А я тоже хорош, — Александр со вздохом стал подниматься по лестнице, даже не покосившись на барахтавшегося на льду дворника. — Благодетель нашелся… Лавры великого реформатора, твою за ногу, не давали спать спокойно. Решил всех спасти…

По всякому склоняя себя, он прошел в дом. Тянувшиеся из кухни соблазнительные запахи, запросто вышибали слюну. Но, скрипнув зубами, свернул направо, в сторону своего кабинета. Настроение такое, что никак не до чревоугодия.