Жених из Чернодырья (СИ) - Верховцева Полина - Страница 9

Воздуха не хватало, и все мое спелёнатое тело вытянулось, как струна. Боль в каждой клеточке, на каждом сантиметре кожи. Каждый вдох через силу, будто и не воздух вовсе в избушке был, а жидкое пламя.

— Хватит кряхтеть, — сказала баба Люся, разбивая в глиняную чашку с десяток яиц. Потом туда же отправила пару щедрых ложек густой сметаны. Все это переболтала деревянным венчиком, взяла помазок и принялась смазывать тесто и ласково приговаривать, — чтобы бочок румяный был, чтобы хрустело.

Затем, начала фальшиво напевая:

— Люблю пирог с котятами, когда они пищат. Кишочки тихо тянутся и косточки хрустят. — откуда-то приволокла здоровенную лопату на обгоревшей ручке. Размером – аккурат под сверток, в котором я была замотана.

Собралась меня на эту лопату подхватить, но отвлек громкий стук в дверь:

— Кого там еще нелегкая принесла? — гаркнула она и, не получив ответа, пошла открывать.

Стоило ей только распахнуть дверь, как в дом ворвался порыв ветра, принеся с собой мглу и колючие хлопья снега. Со звериным ревом вихрь, как живой ринулся внутрь, сбив с ног ошалелую хозяйку.

— Ах, ты негодный! — прорычала она, неуклюже размахивая длинными конечностями и пытаясь встать.

Тем временем ветер добрался до кухни и перевернул стол, на котором я лежала. Кулек из теста плюхнулся на пол, ровнехонько возле приставленной к стенке кочерге, которая от порыва тоже начала заваливаться и, зацепив острым краем за тесто, порвала мои сдобные оковы.

Я выкатилась к печке, пребольно ударилась коленкой об один угол, затылком об другой, и в тот же миг в голове расцвели разноцветные огни. Полоснуло такой безудержной яростью, что из горла вырвался не крик, но рычание, похожее на звериное.

— Сожрать меня вздумала? — с этими словами я вскочила на ноги, схватила здоровенный ухват и выставила его перед несущейся на меня Люсей.

Он пережал ее поперек жилистой талии, да засел намертво, так что вырваться она не могла и дотянуться до меня когтистой лапой тоже не получалось – ручка слишком длинная оказалась.

— Тесто испортила, мерзавка! — шипела она, клацая грязными когтями прямо у меня перед лицом, — все равно не уйдешь. Сейчас я тебя…

— А может я тебя?

Вот бы мне ее в печь затолкать. Сгореть не сгорит, но присмиреет точно.

— Силешек не хватит, деточка!

А мне взяло и хватило!

Не знаю откуда столько дури в моем тщедушном тельце появилось, но я подняла эту гадину над полом, да в печь с размаху сунула.

Как она выла. Это что-то!

Барахталась, а выбраться никак не могла, потому что ухват в стенку уперся да заблокировал ее. Я же, не теряя времени, принялась одеваться. Сапоги напялила, плащ свой полусырой с лавки сдернула и на выход.

— Не уйдешь! — позади громыхнуло. Ей все-таки удалось вырваться из печи, и теперь она металась по кухне с полыхающим задом, — шкуру спущу!

С перекошенным от ярости лицом Люся бросилась за мной, но навстречу ей снова порыв ветра. Мало того, что снова с ног сбил, так еще и огонь по всему дому разметал.

Эх и заполыхало!

Я не стала ждать чем все закончится и бросилась наутек, подальше от этого страшного дома и его хозяйки.

Несмотря на то, что осталась без теплых штанов и мехового жилета, мне было жарко. Внутри полыхала такая ярость, что еще немного и из ушей повалит пар!

Ну, и получите вы все у меня! Не захотели по-хорошему, значит, будет по-плохому.

Как я добежала до землянки Лешего – даже не заметила. Так быстро, словно и не я это вовсе была, а молодая резвая кобыла, вырвавшаяся на волю после долгого простоя.

Со всего маха обрушилась на хлипкую дверь и принялась по ней бить кулаками да пинать.

— Дед! А ну, открывай! Живо!

— Кто там еще!

— Это я! Твой пирожок! — прогремела я и схватившись за ручку дернула так, что снесла дверь с петель.

Леший в одних подштанниках сидел на смятой кровати и, держа перед собой маленькое мутное зеркальце, пытался подстричь волосы в носу. Небось прихорашивался перед визитом к Люсеньке.

Увидев меня, он удивленно крякнул, а потом начал меняться на глазах.

Борода становилась длиннее, плечи шире, из-под вздернутой губы показались длинные клыки, а глаза начали наливаться кровью.

Я бы может испугалась. В другой раз. Но не сейчас.

— Ты?! — прогремел он зычным голосом.

— Я, дедуля, я.

С этими словами схватила весло, небрежно приваленное к стене возле покосившегося топчана, да как взмахнула!

Магия, как у озерной ведьмы, не получилась, но пару зубов я ему выбила. Потом еще раз вмазала и еще.

Леший прекратил перевоплощаться в чудище и снова стал обычным лохматым дедом. И запричитал:

— Что творится-то? Что творится! Хулиганка! Совсем дедушку не жалеет.

— Жалею, — рявкнула я, — иначе бы это весло торчало…

Не договорила. Ушла. Напоследок даже за беспорядок извинилась и сорванную с петель дверь обратно к косяку приставила.

Ну, а что? Я девочка вежливая.

Заполучив весло, я отправилась к озеру. Побежала, что есть мочи, и еще засветло выскочила на пологий берег, начинающийся прямо от кромки леса. Откуда во мне такая прыть взялась, я так и не поняла, ну да ладно.

Бабки было не видать, поэтому я потопала к избушке и громко постучала рукояткой весла по треснувшему от времени наличнику.

— Бабуля! Выходи!

— Проваливай подобру-поздорову, — донеслось изнутри, — а то, как выпрыгну, как выскочу…

— Выскакивай уже давай! Я весло второе принесла.

В домушке подозрительно затихло. Памятуя о том, как бабка в прошлый раз меня чуть не зашибла, а отступила в сторону.

И не зря!

Потому что дверь распахнулась и с такой силою ботнула по стене, что весь дом содрогнулся до самого основания, и прямо из темного проема ударил воздушный поток щедро сдобренный яркими искрами. Не отойди я в сторону – снесло бы, и кувыркаться бы мне до другого конца озера.

Я притихла, свое весло перехватила поудобнее и принялась ждать, когда эта мерзавка нос свой бородавчатый наружу высунет.

Однако бабка тоже не проста оказалась, перед тем как выйти снова поток пустила, а потом и вовсе вокруг себя вихрь закрутила. Пришлось мне глаза ладонью прикрывать, да в стену вжиматься, чтобы меня назад не отбросило.

Вся такая вьюжная и искристая она вышла на крыльцо, увидела меня и зло прищурилась:

— Живая?

— Живая, бабушка, живая.

— Не радуйся. Ненадолго это, — и подняла весло для очередного магического удара.

Пришлось отбиваться.

Она взмахнула – я взмахнула. С ее стороны вихрь – с моей огненный шар. От нее удар – от меня тоже.

Почувствовав, как сквозь пальцы струилась неведомая ранее сила, я даже увлеклась, воспряла духом и начала в два раз чаще размахивать, да всякое разное придумывать. То штопором искры закрутила, то воронкой, то веером.

Смешивала воздух с огнем, и землю с водой. Особенно хорошо отзывалась вода, будто только и ждала, когда я ее за собой потяну.

Бабка сначала держалась, потом кряхтеть начала, потом надрывно запыхтела. А уж когда я очередным порывом все окна в ее доме вынесла, да крышу на бок свезла, она повалилась ничком в сугроб и взмолилась:

— Хватит! Хватит!

Замахнувшись веслом, я подступила к ней и грозно спросила:

— Будешь еще мешать?

— Нет-нет, твоя взяла. Иди с миром.

— Весло гони, — я протянула ей руку и поманила пальцами, — гони-гони, давай. Не жадничай. Мне на остров надо.

Она горестно вздохнула:

— Надо же, как похожа… — и отдала мне свое весло.

На кого я была похожа – она не сказала, а я спрашивать не стала, потому что время поджимало. Пора доставать этот дурацкий ключ, освобождать дурацкого медведя, набирать дурацкой воды и возвращаться домой.

При мысли о доме и женихе, сердце как-то недобро екнуло, но я сделала вид, что не заметила этого. Чувствовала, что если начну думать, размышлять, то приду к таким выводам, которые мне точно не понравятся. Так что дурные мысли подождут, а я буду решать проблемы по мере их поступления.